Суженый для принцессы

Только сейчас, когда принцесса отошла от мольберта, я заметил, что из-под куска белой ткани, которым накрыта картина, виднеется задняя половина кабана. Ошеломляющая догадка скользнула на окраине мыслей, но я тут же отмёл её как нечто невозможное.

Я с любопытством посмотрел на Лучиану, волосы которой сияли в ярком солнечном свете, образуя вокруг неё что-то вроде золотого ореола. На светлом фоне стекла её тёмная изящная фигурка казалась нарисованной. Тонкий профиль, соблазнительно обтянутая корсетом талия. Я ненадолго залюбовался принцессой, пока она в задумчивости смотрела в окно, но вскоре одернул себя и спросил, чтобы разбавить молчание:

— Могу я взглянуть на картину?

— Нет! — принцесса повернулась быстро и даже несколько нервно. — Она ещё не закончена, — пояснила она, вздернув тонкий носик.

— Я имел в виду ту, на которой изображена болотная топь, — тут же исправился я.

— Ах, ту, — Лучиана равнодушно махнула рукой в сторону портьеры, из-за которой виднелся зелёный уголок холста.

Я подошёл и отдернул тяжёлую ткань. Мне казалось, что картины, написанные Её Высочеством, должны были храниться в более подобающем месте, но сама Лучиана, похоже, так не считала и, судя по тому, что здесь же, на полу, лежали работы меньшего размера и грифельные наброски, банально распихивала свои творения по углам.

Я бегло оглядел стену — ту самую, которая, если верить плану замка, когда-то вела в потайной коридор, но ничего подозрительного не обнаружил и опустился на одно колено, чтобы разглядеть картину.

В прошлый раз меня не впечатлило мастерство Её Высочества, но сейчас пейзаж меня удивил. Вместо банальных лужаек и водопадов передо мной простиралось душное болото. Поваленные или высохшие деревья покрывал мох, на тонкой паутине почти высохли капли росы, по воде расходились круги — следы невидимых, но опасных насекомых, а через плотные кроны высоких деревьев, которые крышей нависали над топью, пробивался в левом краю полотна единственный солнечный луч. От картины одновременно веяло духотой и свежестью, и — безграничным спокойствием.

— В прошлый раз я недооценил ваш талант, — искренне признался, я, поднимаясь и отходя на пару шагов, чтобы взглянуть на полотно с другого ракурса.

— Что вы чувствуете, когда смотрите на неё? — Лучиана подошла ко мне ближе и кивнула на картину.

— Как ни странно, уют, — констатировал я, стараясь собрать в единое целое всю гамму впечатлений, которые вызывал этот простой на первый взгляд пейзаж. — Но всё же — почему именно топь?

— Она непохожа на всё то, что рисуют современные художники. Знаете, эти ангелочки, небеса, спокойное море, изумрудные луга — красиво и веет юностью, но смотреть как-то тоскливо. В тех картинах будто нет жизни, — сказала принцесса.

В тот момент я повернулся к ней, и, глядя в затуманенные глаза, устремлённые в даль неизвестных мне грёз, до дрожи захотелось коснуться нежной щеки, провести пальцем по пухлым губам, не испорченным сейчас слоем помады, убрать за ушко выпавший из причёски локон…

Заметив мой взгляд, Лучиана отвернулась. То ли что-то поняла, то ли постеснялась своей откровенности.

— Я бы с удовольствием взглянул и на другие ваши картины, если не возражаете. После возвращения в замок вашего отца можно было бы устроить выставку. Заодно и вашего жениха познакомить с талантами его невесты, — голос предательски дрогнул, когда я заговорил о будущей свадьбе Лучианы.

Она заинтересованно взглянула на меня, тень печальной улыбки скользнула по спокойному лицу, и, немного подумав, принцесса кивнула.

— Да, пожалуй, идея неплохая. Может, немного развлечем этим представлением гостей, — радости в её голосе я не слышал. И заметив, с какой тоской она смотрит на собственные картины, понял свою ошибку: конечно, придворные будут хвалить талант Её Высочества, но мало кто из них по-настоящему поймёт то очарование, которое в них таится.