Будь ты проклят, сводный!

Калейдоскоп сумасбродных сновидений прекращается лишь под утро, когда мой истерзанный собственными стараниями мозг исчерпал фантазию и позволил на пару часов погрузиться в успокаивающую тьму. С сигналом будильника психоз возвращается.

Острое нервозное состояние усугубляет понимание, что мне необходимо вылезти из-под одеяла, привести себя в порядок и покинуть комнату, чтобы проводить маму в путешествие. При этом обязательно широко и лучезарно улыбаться, демонстрируя неиссякаемый позитив и уверенность, что в их отсутствие ничего плохого не произойдет.

А оно уже происходит… И я ни на что не влияю, хотя казалось бы, делаю все возможное для сохранения собственного достоинства. Я не могу уберечься, сменить курс и предотвратить катастрофу в виду надвигающегося айсберга. Я теряю веру в себя.

Я думала, что заслуживаю называться хорошим человеком. Я к этому стремилась. Из кожи вон лезла, чтобы мной гордились, чтобы я была горда собой. Добрая, сострадающая, понимающая, поддержка и опора для своих друзей и близких в трудную минуту, не унывающая, целеустремленная, верная Наташа Ибрагимова.

Я изменила Адриану. Назвать это как-то иначе у меня язык не повернется. Пусть мы с Антоном не трогали друг друга в процессе мастурбации — факт остается фактом.

Я думала не об Адриане, когда занималась самоудовлетворением. Я хотела другого, фантазировала не о собственном парне. Господи, в моих мыслях был сводный брат. Человек, отравивший мое существование.

Я отвратительная.

Я зашла слишком далеко.

Я бы с радостью спихнула всю ответственность за случившееся на Антона, но это было бы нечестно. Ведь я могла все прекратить, выставить его прочь, накричать и назвать чертовым извращенцем.

Я этого не сделала. Рискнула доверием к самой себе, прекрасными отношениями с Адрианом и нашим возможным счастливым будущим в окружении кучи детишек. Я позволила дьяволу остаться.

Что теперь?

Нужно признаться Адриану.

Но как? «Привет, милый, мы со сводным братом мастурбировали в ванной, но не переживай! Между нами ничего не было!». Так, что ли?

Страшно…

— Ташуль, ну ты скоро там? — доносится из глубины коридора мамин голос. — Нас машина ждет, а мы тебя.

Я отхожу от напольного зеркала на шаг, приглаживаю влажными ладонями низ джинсового сарафана.

— Иду, мам!

Слышу ее семенящие по лестнице шаги и нерешительно беру с письменного стола телефон. Разблокировав экран, взглядом цепляюсь за нашу с Адрианом фотку на заставке. К горлу подступают слезы и начинают душить, но я с трудом сдерживаюсь, запрокидываю голову, чтобы не заплакать, и даю себе возможность еще несколько секунд постоять в тишине.

Мой испанец не простит меня.

Я себя не прощу.

На выходе из спальни сталкиваюсь с Курковым. Врезаюсь в его плечо и, держась за ушибленный нос, пячусь назад. Понятия не имея, каких враждебных выходок или гадких, полных сарказма изречений от него ожидать, я хватаюсь за дверную ручку, чтобы зайти обратно в комнату.

— Утречка.

Проронив короткое приветствие необыкновенно доброжелательным голосом, Антон проходит мимо.

…Словно ничего не было.

Быстро-быстро хлопая ресницами, я изумленно смотрю ему вслед.

Он предпочел забыть?

Что ж, хоть в чем-то я с ним солидарна.

Созерцание светящейся от счастья мамы отзывается во мне умиротворяющим чувством. Жаль, что зрелище мимолетное подобно волшебному миражу. Так горько с ней прощаться, пусть и ненадолго, что не хочется разрывать объятий.

— Детка, мы же не навсегда расстаемся, — мамин нежный смех щекочет ухо. — Всего-то на две недельки. Только если меня случайно не украдет какой-нибудь марокканский шейх…

— Размечталась. Притащу за шкирку обратно, как миленькую, — подыгрывает ец Аркадий Валерьевич и грозно трясет кулаком.

Я стискиваю мамулечку крепче. Уткнувшись носом в изгиб ее плеча, зажмуриваюсь. Даже год назад я не испытывала такого мандража перед тем, как сесть в самолет и пересечь полконтинента.

— Солнышко, я тебя очень люблю и с удовольствием бы простояла так до самого вечера, — отстранившись, мама накрывает ладонями мои щеки и дарит ласковую улыбку. — Но нам с Аркашей пора выдвигаться в путь.

— Ты же не планируешь сорвать им поездку, сестренка? — хмыкает Антон, раскачиваясь на пятках взад-вперед.

Я пропускаю мимо внимания неуместный вброс и стараюсь не смотреть в его сторону.

— Правда, Таш, время поджимает, — Курков-старший торопливо целует меня в обе щеки на прощание, берет маму за руку и ведет к черному автомобилю. Водитель, получив от босса команду в виде кивка, заводит двигатель.

— Я буду скучать, доченька! — одним залпом мама шлет мне сотню воздушных поцелуев.

— Хорошенько отдохни! — подпрыгивая на носочках, я усердно махаю ей рукой.

Когда автомобиль минует парадные ворота и скрывается из поля зрения, на меня лавиной сходит безбрежная апатия и опустошенность. Подавленность усугубляется появившейся передо мной фигурой Антона. Я инстинктивно отступаю от него на шаг.

— Чего тебе?

— А поласковее никак? — засунув ладони в карманы спортивных штанов, Курков с плавностью и осторожностью гепарда надвигается на меня. — Вот вчера-а… — растягивает рот в хитрой улыбке.

— Замолчи! — шиплю я. Мое лицо мигом заливается краской.

— Молчать о таком — грех в чистом виде.

Я разворачиваюсь на сто восемьдесят. Конец дискуссии. Но Антон противоположного мнения и рывком дотягивается до меня. Грубо схватив за локоть, тащит назад и прижимает к себе.

— Я не собираюсь ничего забывать, Таша, — на вдохе произносит он, обжигая дыханием мою шею. — Я вчера охренеть как кайфанул. Не ври, что ты — нет. Не ври, что не хочешь повторения.

— Не хочу… — с мучительным стоном выговариваю я.

Антон вжимается в мою поясницу эрекцией. Я громко сглатываю, ощущая знакомую слабость в ногах и легкую затуманенность сознания. За что мне все это, боже? Почему эти запретные прикосновения вызывают такую реакцию у моего тела?

— Напрашиваешься на игру? — он кладет ладонь мне на живот и медленно ведет ею вниз, к подолу сарафана. — Хорошо, давай поиграем, раз по-другому ты не умеешь. За эти две недели я заставлю тебя лезть на стену от желания. Я сделаю так, чтобы ты умоляла трахнуть тебя. И в конце концов, — Антон наклоняется ближе к моему уху, — я это сделаю. Отсчет пошел, принцесса.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

АНТОН

— Тоха, еб твою!.. Ну ты прикрывать меня собираешься, нет? — с силой вдавливая кнопки геймпада, рычит на меня Мирон. Он превращается в разъяренного зверя, когда дело доходит до колды.

— Да пытаюсь я, — шикаю на него в ответ.

Дрю, изредка отвлекаясь от мобилы, посматривает на нас с безучастной ухмылкой. Он, разумеется, в наших игрульках участия не принимает. Сколько мы с ним корешимся, но так и не привыкли с Мироном к его отстраненности. Вроде бы всегда с нами, в компании, тем не менее, держится обособленно.

На мгновение я отвлекаюсь от шутерской игры, чтобы отметить — Дрю выглядит как-то иначе. Разглядывая его на протяжении секунды, понимаю, что изменился цвет волос. Вчера, когда мы вечером тусили у него в салоне, Дрю был блондином. Сегодня он брюнет.

— Бля-я… Тоха! — взрывается Мирон, потому что моя мимолетная невнимательность служит причиной нашего проигрыша. Старательно пыхтя, Градов отшвыривает на диван геймпад и хватается за голову. — Почти выиграли ведь… Да что б тебя, Курков. Паршивец!..

Я виновато пожимаю плечами и, небрежно проведя ладонью по затылку, пихаю Мирона в бок.

— Да ладно тебе.

В ответ он бухтит «пошел ты» и скрещивает руки на груди. Я открываю рот, чтобы чисто по-дружески подковырнуть Мирона, однако он опережает и выкатывает предупреждение:

— Вякнешь хоть что-то про то, что я выгляжу, как обиженная девчонка, и я тебя ушатаю, Курков. Мамой клянусь.

Как он узнал, что именно это я и хотел сказать?

Согнув руки в локтях, я отворачиваюсь и фокусирую внимание на Дрю.

— По какому поводу решил сменить имидж?

— Повода нет, — скучающим тоном поясняет он.

В этом весь Дрю. Парень с другой планеты. Вечно на своей волне. Многое из того, что порой взбредает ему в голову, не укладывается в наших с Мироном умах. Это неплохо — что мы не сходимся во мнениях и по-разному смотрим на некоторые обстоятельства. Дрю тот еще чудила, но неоспоримый факт заключается в том, что он отличный человек. Всегда выручит, если потребуется. Не задает лишних вопросов, не сует свой нос, когда не просят. Не осуждает, когда я или Мирон вплетаемся в неприятности. А еще он не настолько токсичный, что изумляет: как ему удается выживать с нами.

Дрю тянется к журнальному столику, берет стакан с колой, встряхивает его, будто бы наслаждаясь звуком брякающих о стенки стеклянной емкости кубиков льда, но так и не подносит ко рту. Переписка с кем-то настолько затягивает его, что Дрю ставит газированный напиток обратно и принимается строчить со сверхзвуковой скоростью двумя большими пальцами.

В какой-то момент на его лице появляется улыбка, и мы с Мироном одновременно косимся друг на друга.

— Что за цаца тебе пишет? — Градов пересаживается к Андрею, бесцеремонно жмется к нему с единственным намерением выведать, что тот пытается уберечь от пронырливого товарища.

Дрю, прочистив горло, резко запихивает телефон в карман черных джинсов.

— С чего ты взял, что мне пишет девушка? — парирует нарочито спокойным голосом и сдерживает улыбку, чтобы не заржать в голос от того, какое красноречивое недоумение появляется на лице Мирона.

— Парень, что ли?

Я начинаю гоготать в кулак.

Дрю подмигивает ему, и Градов морщится так, словно залпом выпил литр лимонного сока.

— Прикалываешься, да?

Чилл прерывает звук открывающихся парадных дверей и топот вперемешку со звонкими, высокими голосами. В гостиной мгновенно воцаряется тишина. Я каменею, впитывая каждое слово, слетающее с уст Таши. Она безудержно тараторит о преимуществах того или иного вида глины.

Едва голову не сворачиваю, чтобы проследить за Ибрагимовой, размахивающей в воздухе руками. Жестикулируя, блондиночка чуть не заехала по носу своему дружку. Лучше бы заехала. А этот, как его там, Марк чего сюда приперся? Хотя я совсем не против, чтобы Таша приглашала сюда своих сексапильных рыжих подружек.

— Приветик, Лиза, — я салютую длинноногой и получаю ожидаемую реакцию. Мирон отчего-то начинает сверлить во мне дыру.

Таша раздраженно цокает, подгоняя Марка быстрее подняться по лестнице, а Лиза показывает мне средний палец.

— Дорогуша, не забудь оставить дверь в свою комнату открытой, — для того, чтобы попка Таши знатно подгорела, бросаю вслед этот комментарий в стиле американских фильмов.

— Еще чего.

— Раз ты спросила… — растягиваю слова, улыбаясь. — Можешь сделать мне массаж.

Брякнув что-то (предположу, что это ругательство), Таша пропадает из поля моего зрения. Я до последнего пытаюсь удержать ее фигурку в зоне видимости, сползаю к краю кресла… Похотливо облизываю нижнюю губу. Черт возьми, на ней сегодня милое коротенькое платье. Сорвать бы его.