Личная помощница для мажора

Глава 15

Мне снилась эта яма. Она ли это была? Слишком глубокая. Небо это маленький квадратик где-то наверху. И здесь были ходы, коридоры, странные двери.

Каждый раз я заходила в них – то туда, то сюда. Там были картины – разные картины и все с птицами. Птицы тоже были разные, разных цветов, разных размеров. Я не знала таких птиц.

Свечи горели прямо под ногами на земле, я переступала через них, и каждый раз заходила в новые коридоры, открывала новые двери.

Эти сны не были кошмарами. Но заканчивались каждый раз тем, что меня кто-то звал. Кто меня звал?

- Катя! Катя! Катя!

Я открывала глаза и просыпалась.

Вот и сейчас так было.

- Катя! Катя! Катя!

Но в этот раз, перед этим днем, я не проснулась. Я увидела новый коридор, подхватила с земли свечу и пошла в него. Там на стенах тоже были везде картины с птицами. Я шла медленно, хотела быстрее, но у меня не получалось. Только сердце быстрее билось от этого «Катя! Катя! Катя!». Я дошла до конца коридора и увидела клетку. Это была клетка для птицы из серого металла. Тонкие прутья, круглая ручка.

В клетке сидела черная птица.

- Катя. Я умер, - сказала мне птица. – Я умер. Так мне и надо. Просто скажи им, где я. Я не хочу остаться в этой яме. Я не хочу, Катя. Я не хочу остаться здесь – мне холодно здесь, мне здесь страшно. Скажи им, где я.

- Хорошо, я скажу, - ответила я тихо.

Птица вдруг свернулась клубочком в клетке, словно кошка и заснула.

Я открыла глаза. Утренний свет вызолотил спальню. Я потерла глаза, дотянулась до очков и надела их, обернулась. Белоснежная постель была смята и пуста. Олег уже встал. Судя по запаху свежесваренного кофе не так уж и давно.

Я кинула быстрый взгляд на будильник – ого, время! Нам надо собираться.

*** Я зашла на кухню и улыбнулась мужу. Олег нежно взял меня за руку и притянул к себе. Он поцеловал меня и улыбнулся.

- Доброе утро, - шепнул он.- Будешь кофе?

- Доброе, - ответила я. – С большим удовольствием. Спасибо!

Я устроилась за столом и, глядя в окно, задумчиво протянула.

- Знаешь, мне сегодня такой странный сон приснился.

- Снова про яму и птиц? – спросил Олег, делая мне капучино.

- Да. Снова этот сон, но только… У него как будто бы был конец, - ответила я, растерянно кусая губы.

- Это, наверное, потому что сегодня, возможно, настанет конец всей этой истории. Так что тебе приснилось?

Я рассказала Олегу свой сон.

- Надо же, - удивленно протянул он, протягивая мне чашку с кофе. Я с наслаждением вдохнула аромат ванили и корицы. – Может быть, этот ворон как-то связан с Гришей?

- Возможно, - пожала плечами я. – Я, кстати, вчера в ящике письмо нашла. Оставила его на столе в гостиной, и совсем забыла про него.

- Что за письмо? – спросил Олег, заходя в ванную.

- Для тебя.

- Сейчас посмотрю, - ответил Маковецкий. – Катюш, собирайся. Сейчас риэлтора, потом обед и надо уже ехать туда.

Я поёжилась. Да, туда... На разговор с ней… На этот разговор, который должен всё решить, всё закончить.

Я так ждала его, этого разговора. И вот теперь…

*** Решив поторопиться, я быстро перекусила и понеслась в ванную, а затем в комнату, чтобы поскорее одеться: сегодня слишком долгий день, чтобы расслабляться и терять время.

Как только я застегнула на себе рубашку, мой смартфон разразился требовательным звонком. Звонил брат. Пока Олег собирался, я успела переговорить со всей родней – братом, мамой, папой. Все спросили как дела и, конечно, как я себя чувствую. Я не прекращала умиляться их заботе, и всё же, иногда она мне казалась чрезмерной.

Опустив взгляд на стол в гостиной, я увидела то самое письмо, которое вчера там оставила.

Как раз закончив разговор, убрала телефон и подобрала маленький конверт. Кроме имени на нём ничего не было. Хорошая бумага, плотно запечатанный конверт.

Неожиданно я заметила в самом низу подпись маленькими, едва заметными буквами: Кристи.

- Это Кристина оставила тебе письмо, - сказала я, поворачиваясь к Олегу, как раз зашедшему в комнату. Я помахала конвертом. – Кажется, оно не шибко-то любовное, выглядит вполне по-обычному.

Олег хмыкнул, откинул светлую челку со лба одним изящным движением и подошёл ко мне. Он приподнял бровь, беря конверт у меня из рук и осматривая его.

- Ну, судя по всему, действительно самое обычное, потому что любовные письма Кристина всегда обклеивала сердечками и обцеловывала тремя видами своим губных помад… Может, это такая хитрость, конечно, чтобы ты его сразу в помойку не выбросила, не знаю.

- О, Боже. – Я прикусила губу, с сочувствием глядя на Олега. – С сердечками и тремя видами помад, наверное, точно выбросила бы сразу.

Он начал распечатывать конверт, но в этот момент кто-то позвонил в дверь.

- Должно быть, риэлтор, - сказал Олег, убирая письмо в карман и направляясь в прихожую. Я вздохнула, поворачиваясь к великолепной панораме города – солнечного, весеннего, уже оттаявшего и теплого, но все ещё не позволяющего снять плащи. Ветра во дворах, мостах и на дорогах были сильными и опасными.

Засуетились риэлтор и фотограф в прихожей, и я обернулась, коротко махнув им для приветствия, затем Олег повел их н кухню.

Сейчас будут обсуждать продажу квартиры, затем сделают фотографии, и тогда мы уже поедем, а то нас в отделении за опоздание по головам не погладят.

Жалко ли мне было эту квартиру? Место, где мы с Олегом стали звеньями одной цепи…

Нет, не жалко. Почти не жалко. Немного сердце болело, а уж как у Олега – я молчу. Но всё же, он сразу сказал, что эту квартиру ему покупал отец и оставлять он ее не хотел и не стал бы. Достаточно будет того, если её купят действительно хорошие люди.

Нам надо было начинать новую жизнь. Тем более что покупали мы квартиру в этом же доме, просто с большим количеством комнат, там даже вид такой же, разве возможностей по другим сторонам света посмотреть больше.

Разговор с риэлторами закончился примерно через час. Ключи были переданы для показов, фотограф занялся своей работой, а мы с Олегом заторопились.

Надев легкий ментоловый плащ поверх вязаного платья, я красиво укуталась широким белым платком и вышла из квартиры. Весенние сапоги из коричневой кожи, такого же цвета, как и ботинки Олега. Маковецкий в строгом черном пальто и изящных брюках вышел следом за мной, и мы направились к лифтам.

Некоторое время мы просто просидели в машине, припаркованной на стоянке, слушая новую популярную весеннюю композицию, которая играла в головах у всех, наверное, даже ночью.

Олег шутил, вспоминая, как весело мы проводили свой медовый месяц на Кипре, затем перешли к нашей любимой теме – выбору имени для ребенка. Маковецкий любил открывать какие-то дурацкие справочники лучших имен в мире и предлагать имена, сочетающиеся с его фамилией и отчеством. Обычно я хохотала без остановки.

Положив руку на живот, я улыбнулась.

- Так ты в итоге подумал, как мы назовем сына?

- Да, - ответил Олег серьезно. – Я думал все эти дни и ночи и понял, что как-нибудь, но только не Гриша.

Я, шутя, кинула в Маковецкого свернутый в трубочку платок. Олег посмеялся, затем дотянулся до моей руки и провел по ней пальцем – нежно-нежно. Так, что у меня внутри всё затрепетало.

- Ты уверена, что хочешь с ней видеться?

Я задумалась. Мне вспомнилась Алиса с её кроваво-красной помадой, густо подведенными глазами, худая, вульгарная. Она была сладостью для Маковецкого старшего. Он бы никогда ее не бросил. Вот только его убили, а она? Что теперь будет делать она?

Меня мучило сочувствие к ней с одной стороны, а с другой – мне из любопытства хотелось посмотреть на неё, какой она стала сейчас. Просто потому что я знала, какой она была тогда, когда придумывала расправу для нас.

Только Алиса могла ответить мне на вопрос о том, что случилось с Гришей. Она никому не говорила. Его не могли найти, но она знала. Сказала, что расскажет только мне.

- Это надо для следствия, прежде всего. Ты же знаешь, Олег, я хочу побыстрее закончить всю эту историю. Я хочу, чтобы мы начали новую жизнь. Ту, где их не будет.

- Согласен, - твердо ответил Олег.

Олег вел машину, сосредоточенно следя за движением на дороге, но я видела, каким хмурым он был. И знала почему – он не хотел видеть Алису. После смерти отца он мечтал, чтобы вся эта история была сожжена до пепла…

Хорошо, что хоть Елену Борисовну наконец-то оставили в покое и дали возможность уехать подальше. Дом её готовился к выставлению на продажу, а она – ей нужна была реабилитация после всего произошедшего.

Как хорошо было на улице! Деревья уже расцвели, хотя и было холодно. Небо голубым полотном раскинулось над головами, отражаясь в стеклах окон, в лужах, в лобовом стекле…

Мне хотелось кричать от счастья о том, как чудесна может быть жизнь! Мне хотелось танцевать, петь, мне хотелось обнимать моих родных…

Но я должна поставить точку в этой истории.

Там было холодно. Мне всё это напоминало какие-то катакомбы. Я ёжилась, глядя на суровые лица людей в форме, увешанных оружием, мельком смотрела на работниц, прокуренными голосами вещавшими друг другу какие-то байки. Мне было страшно. Это было какое-то специализированное отделение…

Стены здесь были серыми, как будто сырыми, потолки низкими, и этот зеленый свет прямоугольных жужжащих ламп… Я знала, что Алису не оставят здесь. Что для неё все обеспечено, не через закон, конечно, через связи – она даст показания, и если расскажет всё так, как должна рассказать, её увезут. Увезут жить в США, где у неё будут условия, чтобы начать новую жизнь.

Пока нас вели по полутемным катакомбам, я вдруг вспомнила про письмо Кристины, и посмотрела на Олега – он был бледен и хмур.

- Ты прочитал письмо? – спросила я шепотом, и мой шепот показался мне таким громким в этом страшном месте.

Олег кивнул, достал на секунду из кармана помятый, уже открытый конверт, и спрятал вновь.

- Две минуты назад, пока нас оформляли.

- И что там?

- Буквально три строчки. Просит не губить её мать, просит не губить их, просит простить её. Всё.

Я кивнула. Я знала, что Соболев, отец Кристины увез её в Германию, и там они и остались. У них там было много друзей, хорошие связи, даже работа. Я не знала, как они будут там жить. Кристина собиралась выйти замуж. Отец её жил своей жизнью, а Алиса… С Алисой они смогут встретиться не раньше чем через год, после того, как она переедет в США. Если переедет, дав показания.

Мы пришли в маленькую комнатку, кажется, на самом окраине здания. Перед широкой, но низкой дверью, обитой тканью, стоял следователь. Он был какой-то странный, необычный, наверное, какой-то «свой».

У него было квадратное лицо с тяжелой челюстью, маленькие глазки и большой когда-то не раз сломанный нос.

- Главное, узнайте, где Гриша, - сказал он куда-то в сторону. – Ты, Олег, не пойдешь. Только Катерина. Она с ней хочет говорить.

- Ты уверен, что там безопасно для Кати? – спросил Маковецкий. Следователь нахмурился и, строго посмотрев на Олега, уверенно кивнул, затем перевел взгляд на меня.

- Катерина, идемте?

Я кивнула.

Следователь аккуратно подхватил меня под локоть, открыл дверь и мягко провел внутрь небольшой комнатки. Комната была мрачной, даже пугающей – не знаю, это такое психологическое воздействие или что? Здесь в углу стояла настольная офисная лампа, только она и служила источником света. Ах, нет, ещё маленький ночничок на прямоугольном деревянном столе. У стола было два стула – по одному с двух сторон. На том, что был расположен лицом к двери, сидела Алиса.