Созданы для любви

И Мария вдруг почувствовала боль в груди; она еще не забыла, как держала на руках маленького Дэвида. У мальчика сейчас был в точности такой же взгляд. Эта мысль пугала ее. Этот ребенок пугал ее. Слишком острыми были воспоминания о том, как она вздрагивала от каждого всхлипа, который во сне издавал Дэвид. Тогда она была совсем молодой и не знала, как правильно взять малыша, как пеленать его и когда кормить.

Мария постаралась успокоиться, сказав себе, что это было давным-давно, что тогда она была молода, а сейчас… Да и зачем ворошить прошлое?

Но, заглянув в очаровательные синие глаза малыша, Мария поняла, что не убедила себя. Острый шип в груди исчезать решительно не хотел. Дэвиду было меньше, когда его забрали у нее, и с тех пор она ни разу не держала на руках ребенка. Более того, ей казалось, что она начала забывать приятную теплоту и запах младенца.

Не увидев в Марии ничего угрожающего, малыш одарил ее широкой улыбкой и что-то залопотал.

Мария расплылась в ответной улыбке. Мальчик – а может, девочка, в таком возрасте точно определить трудно, – смотрел на нее большими синими глазами и смешно раздувал ярко-розовые щеки. Очаровательный образ этого симпатичного дьяволенка дополняла бархатная шапочка каштановых волос. Малыш, которого она держала на руках, был само здоровье.

Неожиданно Марию кто-то дернул за рукав. Она посмотрела вниз и поняла, что совсем забыла о маленькой девочке, тихо стоявшей рядом.

– Он хочет свой шар, – с серьезнейшим видом проговорила девочка.

Мария поймала себя на мысли, что не ожидала такой серьезности от маленькой девочки. Она не ожидала даже, что та умеет столь внятно говорить. Однако уверенность, с которой девочка подсказывала Марии, какую игрушку дать малышу, вызывала зависть. В свои двадцать шесть Мария не была столь уверенной в себе.

– Боюсь, у меня ничего такого нет, – ответила она, оглядывая стол. Ничего, напоминающего детскую игрушку, на столе не было. Неожиданно Мария вспомнила про мешочек с монетами, которыми расплатился с ней торговец.

– А как насчет этого? – Мария слегка тряхнула кожаным мешочком.

Ребенок засмеялся и замахал ручками. С неожиданной ловкостью схватив мешочек и повторяя движения Марии, он принялся увлеченно трясти монетки. Мария надеялась, что кошелек был хорошо завязан.

Должно быть, прочитав ее мысли, маленькая Бет сказала:

– Смотрите, чтобы он не развязал его. Он любит все тащить в рот, особенно блестящее. На прошлой неделе он чуть не задохнулся, подавившись фартингом.

Мария нахмурилась, понимая, что совсем не подумала об этом. К стыду Марии, эта маленькая девочка знала о младенцах больше, чем она. И девочка была старше, чем вначале подумала Мария.

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Четыре с половиной, – с гордостью ответила девочка и, словно вновь прочитав мысли Марии, добавила: – Отец говорит, что я совсем маленькая для своего возраста.

Мария заметила, с какой жадностью малышка поглядывала на ленты.

– Хочешь подержать их? – спросила она.

Глаза девочки расширились, и она энергично закивала. Мария хотела выбрать для нее ленту, но девочка сама взяла ярко-розовую, с цветами, вышитыми серебром; и она столь бережно разгладила ее крошечными пальчиками, что Мария не удержалась от улыбки.

– У тебя превосходный вкус. Ты выбрала самую красивую из всех.

Бет в ответ улыбнулась, и у Марии перехватило дыхание – в душе ее снова всколыхнулась тоска по прошлому.

Тут возвратилась мать детей, крепко державшая за руку крошечную беглянку.

– Ох, простите… – извинилась она перед Марией и положила на стол похищенные ленты. Не отпуская малышку, свободной рукой она ловко взяла у Марии ребенка.

И Мария вдруг почувствовала себя лишенной чего-то очень важного. Отбрасывая набежавшую печаль, она попыталась улыбнуться и спросила:

– Как вы управляетесь с ними со всеми?

– Это только половина, – последовал неожиданный ответ. – Трое мальчишек остались с отцом – помогать со скотом.

Внезапно женщина заметила, что ее малыш сжимает в руке мешочек.

– Вили!.. – Глаза матери расширились: – Откуда у тебя это?!

– Все в порядке. Это я дала ему поиграть с кошельком, – проговорила Мария, забирая мешочек. Внезапно вспомнив про ленту в руках Бет, она добавила: – А ленту вашей крошке я подарила. Надеюсь, вы не будете возражать.

Увидев, что женщина собирается возразить, Мария вновь заговорила:

– Позвольте ей. Это ведь такой пустяк. К тому же ваша девочка… – Она почувствовала, как в горле запершило. – Ваша малышка напомнила мне одного человека.

Эта мысль только сейчас пришла ей в голову. Девочка действительно напоминала Джанет и ее саму в детстве – тонкие светлые волосы, немного бледная кожа, большие голубые глаза и тонкие черты лица.

Женщина не стала возражать. Она поблагодарила Марию и отвела детей в сторону.

– Я оставил вас на несколько минут, – раздался мужской голос, – а вы уже раздариваете товары. Вы никогда не станете хорошей торговкой.

Мария обернулась и увидела хозяина лавки. К ее удивлению, в глазах старика не было осуждения, хотя оно и прозвучало в словах. Более того, во взгляде его мерцала печаль – видимо, он давно наблюдал за ней и увидел больше, чем ей хотелось.

Взяв себя в руки, Мария вновь напомнила себе, что все это было в прошлом. Когда-то и она была женой и матерью – пусть во многом не самым удачным образом. Какой смысл вспоминать то, что давно прошло и закончилось? Но даже этот короткий разговор всколыхнул ее тихую жизнь, напомнив обо всем, что она потеряла.

Да, конечно, ушедшего детства Дэвида ей не вернуть, – но как бы она была счастлива, если бы ей удавалось видеть своего сына почаще. Те редкие встречи, которые выпадали им в последние несколько лет, не сделали ее ближе к сыну, но Мария надеялась, что все вскоре изменится. Если Дэвид покинет королевскую службу, то станет сквайром, и сэр Адам уже прилагал усилия, чтобы Дэвид получил титул барона и землю на севере Англии, поближе к ней, Марии.

Старик протянул Марии небольшую деревянную коробочку.

– Что это? – спросила она.

– Откройте.

Мария открыла и обомлела. Дрожащими от волнения руками она извлекла из коробочки два круглых стекла, заключенных в роговую оправу. Стеклышки были соединены таким же роговым рожком.

– Вы нашли их!.. – воскликнула Мария.

– Это из Италии, – сказал старик с улыбкой.

Мария поднесла к глазам стеклышки, и, как по волшебству, мир вокруг нее стал большим и четким. «Окьяли»[4], – вспомнила она итальянское слово. Изобретенные итальянским монахом более двух десятилетий назад, очки все еще были большой редкостью. Мария заговорила с купцом об очках лишь однажды, когда поняла, насколько утомительными для ее глаз стали долгие часы работы при тусклом свете свечей. А ведь раньше она видела даже крошечные стежки на ткани, не то что сейчас…

– Они великолепны, – поговорила Мария, осторожно помещая очки в коробочку и обнимая старика.

– Рад, что угодил, – ответил раскрасневшийся от удовольствия торговец.

Мария обычно не позволяла себе столь бурного проявления эмоций. Такое случалось с ней лишь в детстве, и сейчас это было совершенно на нее не похоже. Возможно, причина крылась в том, что она чувствовала к этому старому торговцу некую привязанность…

Внезапно смутившись, Мария отпрянула. «Что он подумает обо мне?» – вертелось у нее в голове.

– Сколько я вам должна? – спросила она.

– Это подарок, – с некоторой обидой произнес купец.

– Раздариваете товары? – повторила она его слова. – Так вы никогда не станете хорошим торговцем.

Старик громко рассмеялся:

– Что ж, тогда считайте это кредитом, который, надеюсь, возвратится мне сторицей. Иначе как же вы будете шить, если плохо видите? Я хороший торговец и сделаю на вас, миледи, приличную прибыль.

Мария с подозрением посмотрела на него и проговорила:

– А вы рискуете… Рискуете репутацией холодного и расчетливого торгаша.

Старик с улыбкой посмотрел на нее, и его глаза, казалось, сияли.

– Я буду отрицать каждое слово, – ответил он. – И если вы сейчас не уйдете, то узнаете, что я не только нерасчетливый, но и вовсе не холодный.

Мария отблагодарила его еще одним крепким объятием. День был на удивление солнечным, и так хотелось побродить по рынку еще немного. Однако привычка не привлекать к себе внимания – оставаться в тени – укоренилась слишком глубоко.

После общения с купцом и детьми Мария чувствовала легкое сердцебиение, но она знала, что вскоре это пройдет – ведь у нее было все, в чем она нуждалась. Правда, временами ей казалось, что она пропустила что-то важное. Тогда Мария напоминала себе, что нужно быть благодарной за то, что имела.

Через некоторое время Мария добралась до места, где оставила конюха с лошадью. Забравшись в седло, она отправилась в долгий путь – обратно в замок.

В кошельке звякало серебро, яркое светило солнце, и Мария больше не чувствовала желания погружаться мыслями в прошлое. Жизнь обретала смысл, о котором она и не помышляла три года назад. Запуганная и загнанная в свой замок, жена предателя все же сумела найти в себе силы начать новую жизнь.

Едва успев успокоиться, Мария не на шутку разволновалась, когда увидела, кто ждал ее у ворот замка. Это был сэр Адам! Неужели он принес ей новости о сыне? Но, едва завидев Марию, гость исчез за воротами.

Мария вбежала в зал:

– Сэр Адам, что слышно о…

Она умолкла, внезапно заметив, что Адам был не один. Но зачем здесь Уильям Ламбертон, епископ Сент-Эндрюс-ский? В прошлом шотландский патриот, приложивший немало усилий, чтобы убедить Брюса начать борьбу за корону, он был схвачен еще Эдуардом I и провел в заточении больше года. Потом, заняв сторону Эдуарда, он несколько лет был его «миротворцем», проживая без права выезда в епархии Дарем. Мария еще не забыла, как искусно Ламбертон плел интриги, перераставшие в кровавые стычки англичан с шотландцами.

Предательский холодок волнения пробежал по спине Марии. Ей вдруг подумалось, что настал тот день, которого она так боялась.

По-деловому краткий обмен приветствиями быстро сменился сутью, и Мария, совершенно обессилевшая, опустилась на скамью, по счастью, оказавшуюся рядом. Похоже, что привычный для нее мир вновь рушился.

Мария не тешила себя надеждой, что навсегда обрела покой. Она знала: для дочери шотландского графа, бывшей замужем за «изменником», такая роскошь, как покой, считалась непозволительной. Но так скоро!.. Почему именно сейчас?

Мария посмотрела на сэра Адама, не замечая, как ее пальцы терзают черную шерсть платья.

– Король действительно хочет, чтобы я возвратилась в Шотландию? – спросила она.

Адам кивнул.

– Да, в замок Данстафнейдж в Лорн, – произнес он. – Брюс в следующем месяце хочет провести там Игры горцев.

Замок Джона Макдугалла[5] Мария помнила хорошо, хотя была там всего лишь один раз с мужем; они навещали его сестру, ставшую женой предводителя клана Маккензи и проживавшую неподалеку в замке Эйлин Донан.

– Вы должны войти вместе со мной в состав нашей мирной делегации, – проговорил епископ. Мария не могла даже представить, что король Англии предоставит недавно освобожденному из темницы прелату честь и право ехать в Шотландию и там вести переговоры от его, короля, имени. С тем же успехом он мог бы вручить заточенному в темницу узнику ключи и предложить самому себя охранять. К тому же в отличие от нее у Ламбертона не было сына, который мог бы гарантировать «лояльность».