Книга магии
- Автор: Элизабет Бир
- Жанр: Научная Фантастика / Космическая фантастика
- Дата выхода: 2018
Читать книгу "Книга магии"
Annotation
Скорее всего, искусство призвано отражать волшебство, дать ему материальное воплощение, каким-то образом использовать его. Вглядываясь в глубь веков, мы видим, что художник и волшебник неразличимы, они, по сути, едины, что неизменно подтверждается многочисленными примерами — вплоть до сегодняшнего дня.
Элизабет Бир
notes
1
Элизабет Бир
Не моих рук дело
— Это, — заявил Бразен Чародей, с грохотом уронив нечто на грифельную столешницу, — не твое.[1]
Это самое нечто, чем бы оно ни было, судорожно дернулось и снова загрохотало, на этот раз при попытке уползти. Байю выбралась из-за рабочего стола и потянулась до хруста в позвоночнике, уже начавшем ощущать все прелести ее далеко не среднего возраста. Убрав пряди волос, упавшие на морщинистое лицо, потянулась к неизвестной вещице, чтобы получше ее рассмотреть. Перед глазами все расплывалось; через секунду она поняла, что на ней окуляры из кварца, которые Бразен сделал ей для мелкой работы, и сняла их, оставив болтаться на цепочке.
Несколько крабообразных творений Байю бросились исследовать новичка. Кости — бивень и трубчатая. Металл, похожий на серебро, но зазвенел не настолько чистым звоном, когда Бразен уронил свою игрушку. Камни, мерцающие совсем не так маняще, как настоящие.
Байю, нахмурившись, вперила взгляд сначала в вещицу, а затем и в Бразена.
— Давненько я тебя тут не видела. Ты же вроде бы укатил куда-то со своей новой пассией?
— Я расстался с как-там-ее-звали почти год назад.
— Наджима.
Байю покачала головой.
— Я должна была лучше воспитать тебя.
Ее бывший ученик, а ныне полноправный магистр волшебных наук, пожал плечами и ухмыльнулся.
— Нельзя так просто взять и исправить один из главных недостатков мужского характера, как бы рано ты ни начала. К тому же разве не был я всегда почтительным к тебе, моя старая добрая Наставница?
Байю почувствовала, как, помимо ее воли, приподнимается в улыбке уголок губ — но только один. Левый.
Бразен стоял позади кучи мусора, широко расставив ноги и скрестив на груди руки так, что мускулы натянули рукава его кричаще яркого парчового кафтана. Кожа редкой аристократичной бледности прекрасно сочеталась с платиново-белыми, завивающимися на концах волосами до плеч. В густые бакенбарды была вплетена тонкая медная проволока, на уровне скул мерцали капельки сапфиров. Он походил на матерого самодовольного котяру с дурной репутацией, который в очередной раз приволок домой нечто неузнаваемо погрызенное и с гордостью кладет это на колени хозяина.
— Ты хочешь сказать, что я тобой пренебрегаю?
В косом взгляде, брошенном магом на наставницу, промелькнуло что-то похожее на чувство вины.
— Напротив. Без тебя мне удалось переделать целый воз работы.
Она скучала без него, но не собиралась в этом признаваться. Разве что самой себе. Последствия проявления уязвимости в родной семье Байю были столь плачевными, что она с самого детства не могла набраться храбрости для повторной попытки.
Обойдя стол, она взяла палку с крюком на конце и серебряным наконечником потыкала подергивающуюся горку костей и металла.
— Ты прав, — последовали ее слова. — Это не моя работа. Так каким образом все это касается меня?
— Я неделю смогу обходиться без соли, если ты не сменишь тон.
Бороду мага прорезала усмешка. Злиться на него было невозможно; Бразен был сыном ее лучшего друга, мага Саламандры, и она готова была прощать его шалости хотя бы ради этого. Черт возьми, простила же она ему, несмотря на боль, то, чей он сын. И Саламандре простила тоже.
На секунду ей вспомнился ее старый друг и те крошечные ползучие создания, что нашептывали ей его секреты, и та особенная улыбка, что он приберегал лишь для одной Байю. Странно, подумала Байю, что, хотя мать Бразена была змеемагом и говорящей с пауками, а отец — некромантом, его магия питалась заклинаниями, намного больше походившими на ее способности артефактора, чем на способности тех, кто дал ему жизнь. Она, конечно, не считала, что ее дух тоже каким-то образом отчасти передался ему — но, возможно, считать так было бы приятно.
Мать Байю, оставшаяся в далекой земле ее детства, никогда не была особо нежным родителем. Сама Байю решила не становиться матерью вовсе, но сын ее дорогого друга, тот, кого она растила, как собственное дитя… Он и был, вероятно, единственным сыном, в котором она нуждалась.
По правде говоря, к тому же единственным сыном, которого она могла вытерпеть.
А поскольку его подначки смягчались природным очарованием, рассердиться на него всерьез было невозможно.
— И ты никогда не узнаешь ответ на свой вопрос, — сказала она, вновь тыкая палочкой в жалкую кучку костей, клея и крашеного олова. Та жалобно звякнула, словно надеялась, что женщина сможет ей помочь. Здесь использовали кости лемура, подумала она, осматривая вещицу опытным взглядом натуралиста. Но не одного, а нескольких. Причем, похоже, разных видов. А еще кости обезьяны.
Байю перестала тыкать вещицу палочкой, и у той было время придать себе хоть какое-то подобие формы. Теперь она походила на маленькую обезьянку на золотой цепочке, вроде тех капуцинов, которых люди на рынке кормили финиками и дольками сонгских апельсинов. Большая часть проволоки, скрепляющей кости, была оловянной, но встречались и латунные, и медные куски. Довольно яркие, это точно, но, по сути, просто обжатые и обрезанные куски хлама, ничем не покрытые и ненадежные. Камни повылетали из гнезд, в которых держались на дешевом клее, а не с помощью зубцов, обнажив подложку из потертой фольги, придававшей дешевым стекляшкам блеск настоящих драгоценностей. В одной глазнице остался камень оранжевого цвета, слепо глядящий на то, как Байю склонилась над вещицей, пытаясь разглядеть ее разболтанные сочленения. Другая пустовала, демонстрируя желтоватое пятно от плохо сваренного костного клея.
— Ну ты и недоразумение, обезьянка, — сказала наконец Байю. — Я бы задала трепку любому ученику, который умудрился бы сотворить нечто подобное.
Тварюшка заскребла пол маленькими оловянными рукавичками. Кто бы ее ни изготовил, он явно не собирался утруждать себя, вырезая еще и пальцы, даже для того, чтобы сделать лапки рабочими. Во взгляде создания не мелькнуло ни искорки замешательства или страха. Это была просто оживленная кем-то кучка костей и мусора, и, если уж на то пошло, не особо хорошо оживленная. К тому же начавшая распадаться, поскольку грубо наложенные чары оживления уже рассеивались. В нее не вложили ни волю, ни дух, которые могли бы стать для них стержнем.
Байю подняла глаза на Бразена.
— Если ты принес ее мне для того, чтобы я положила конец ее страданиям, хочу заметить, что она вряд ли их испытывает. Сознания у нее нет. Это просто… заводная игрушка.
— Нет, — возразил Бразен.
А затем широким жестом обвел просторную, поддерживаемую каменными арками ширь мастерской Байю. Горн, верстак, полки с сохнущими костями. Силуэты различных творений артефактора, аккуратно выстроенные вдоль стен мастерской, следящие за беседой бесстрастными глазами из драгоценных камней и видящие свои драгоценно-костяные сны. Свет из больших окон, расположенных высоко под потолком, косыми пыльными лучами падал сквозь ребра Хоути, слонихи; отражался солнечными зайчиками от кусочков стекла и зеркал, украшавших череп Лежебоки, ленивца, притаившегося в своем убежище на стропилах; колебался на полупрозрачных муаровых перьях огромных крыльев Катрин, гигантского кондора; мерцал и переливался в гранях драгоценностей, достойных того, чтобы украсить ими любой из храмов города шакалов, самой Матери Всех Торгов, великой столицы Мессалины.
Байю проследила за его рукой и нахмурилась, так ничего и не сказав. Он, как никто, умел придать драматичности моменту. Но ведь он был ей как сын — великовозрастный, порой раздражающий сынок, — и она знала, что он вот-вот сообщит ей что-то важное.
— Когда ты в последний раз выходила на улицу? — спросил он.
— У меня куча работы, — ответила Байю. — Я очень занята. — И кстати, об улице — этим утром ее сад, пусть и огражденный стенами, безусловно, мог считаться «улицей».
— Знаешь, пожалуй, тебе лучше надеть что-нибудь поприличнее, потому что сейчас мы отправляемся на прогулку, — заявил он таким тоном, словно толкал речь в суде. — Потому что кое-кто продает эти жалкие подделки как творения Мастера Артефактора Байю.
* * *
Мессалина, как известно, была Матерью Всех Торгов, и на один из них отправились наши герои. Байю пробудила одно из старейших и наименее сложных среди ее уцелевших созданий, сороконожку Амброзию, собранную из позвоночника кобры, ребер хорька и кошачьего черепа. Ей удалось убедить Амброзию обвиться вокруг ее талии наподобие двойной петли пояса, и теперь ее топазовые глаза поблескивали у магини на животе, словно череп создания был поясной пряжкой. Она довольно уютно устроилась и смотрелась, по мнению женщины, определенно эффектно. Затем Байю закуталась в бледно-голубой плащ, призванный защитить ее от знойного солнца Мессалины, хотя оно беспокоило женщину намного меньше, чем голубоглазого северянина рядом с ней. Сама она была родом с юга, где солнце раскрашивало кожу аборигенов в черно-красный, как темное дерево, или в черно-синий, как камень, цвет, но забота о собственном удобстве — не порок.
Она подумала было о маскировке, но вряд ли кто-либо в Мессалине, ставшей ей второй родиной, не узнал бы за этой маскировкой Мастера Артефактора Байю. Здесь ее знали так же хорошо, как и саму Принцессу Магии, хотя лицо Байю и не мелькало на монетах. На самом деле она не представляла, что сможет найти в извилистых рыночных рядах множества торговых площадей какого-то мелкого палаточного торговца со связкой дешевых, весело поблескивающих оловянных мартышек на шесте, уверяющего покупателей, что их поставляет именно она. Ее творения продавались в частные коллекции, к тому же существовал список ожидания, в котором желающих сделать заказ хватило бы до вероятного конца даже ее длинной жизни, будь на то ее воля. Но в кармане ее лежала пригоршня фальшивых драгоценностей, и она не отказалась бы узнать, кто же изготовил их.
Наставница и бывший ученик вышли на улицу, встреченные разноголосым пением коричневых и черных птиц.
— Выглядит неубедительно, — заметила Байю. — Кто стал бы платить за такое создание? С, — тут она фыркнула, — маленькими оловянными рукавичками, представь? Зачем нужна обезьянка, которая и залезть-то никуда не сможет?
— Полагаю, так легче отгонять ее от карнизов. Кроме того, она выглядела немного лучше, пока я не снял с нее заклинание личины.
Мужчина смотрел прямо перед собой, не удостаивая окрестности даже мимолетным взглядом.
Она вздохнула. Ну конечно, снял. А ведь по этому заклинанию она могла бы определить почерк мага. А может быть, и нет; она ведь так и не смогла понять, где хвост, где голова — образно говоря — у заклинания, оживившего эту тварюшку. А это значило, что ее изготовитель, похоже, не был Магистром Мессалины, ведь здесь их осталось немного, и она была уверена, что знает их всех. Хотя маги ведь еще (и с устрашающей частотой) выпускают в мир учеников, а чем старше она становилась, тем сложнее ей стало отслеживать их всех.