Когда в задаче одни неизвестные

Старший лейтенант Павлычев

Павлычев неторопливо прикурил. Посмотрел на спичку, помахал ею в воздухе, чтоб потушить.

— Повезло нам, — в который раз уже повторил Шурагазиев. — Бывает так! Я всех своих Джанибеков и Умырзаков проверил, у Туткина был три раза... И вдруг... Бывает такое, а, Владимир Петрович?

Павлычев кивнул коллеге — действительно, редко, но бывает. Начальник Казалинского линейного пункта милиции сообщил: задержан Джанибек Умырзаков. Сразу догадка: возможно, Мамбетов сказал тогда не «Джанибек, Умырзак», а «Джанибек Умырзаков»? И вот Джанибек Умырзаков задержан казалинцами, конвоируется в Кзыл-Орду. За взлом контейнера и попытку ограбления он, конечно, ответит. Но, может, прольет какой-то свет и на убийство Мамбетова?

— Только, Жаке, — сказал Павлычев Шурагазиеву, — как договорились, — не спешить, при этом, первом, допросе — ни полслова о Мамбетове, о Рахиме.

— Что вы, Владимир Петрович? — в голосе Шурагазиева слышалась обида. Павлычев понимал: Шурагазиев никак не может примириться с тем, что старшим над ним, капитаном, человек, ниже его по званию, — отсюда все и идет.

— Знаю, знаю, — поспешил Павлычев, чтоб сгладить шероховатость. — Не первый день все мы работаем... Но сказал о том — и себе сказал, себе напомнил, не торопиться...

Шурагазиев кивнул в ответ. Хотел что-то ответить, но не успел: ввели Джанибека Умырзакова. Павлычев подумал, что говорил он об опасности торопливости, имея в виду и подполковника Сарсенбаева — тот тоже загорелся, когда ему доложили о взломщике контейнера Джанибеке Умырзакове, сам хотел было допросить его. Потом решил: еще насторожится — почему вдруг главный начальник допрашивает?..

Все это мелькнуло в сознании Павлычева, а глаза его уже ощупывали задержанного. Высокий, несколько сутуловатый парень. Лицо — худощавое, вытянутое и какое-то пятнистое. Острый подбородок, мясистая нижняя губа. Но все это не производило неприятного впечатления — хотя, конечно, не красавец. Неприятными были глаза — маленькие, глубоко спрятанные, до таких не скоро доберешься.

— Садитесь, — бесстрастно указал Павлычев на стул, несколько отодвинутый от стола.

Парень — слышно было — вздохнул, молча сел.

— Ваша фамилия? Имя? — спросил Павлычев.

Задержанный пристально поглядел из своих глаз-щелок на Шурагазиева, потом на Павлычева.

— Джанибек Умырзаков зовут.

— Где работали?

— Сейчас работаю? Да?

— Пусть будет так, — согласился Павлычев.

— На хлебокомбинате. Кочегаром. Тут, в Кзыл-Орде.

— Сколько вам лет? Образование?

— По болезни комиссовали из армии... С пятьдесят шестого года я. Девять классов учился.

— Где проживаете? С кем?

— У матери... Чаще у бабушки живу...

— Фамилия, имя вашей бабушки?

— Айгерим Муратова.

— Ее адрес?

— Улица Сенная, дом 21.

«Это ведь где-то рядом с Парковой, с домом 37», — мигом подумал Павлычев. Но с уточнением догадки решил подождать.

— С кем дружите? — по-прежнему ровным тоном спросил задержанного.

— С парнями, конечно.

— Понятно, — усмехнулся Павлычев. — Хотелось, чтоб назвали их.

Умырзаков назвал четыре имени, но среди них не было никого, кто мог заинтересовать.

— И это — все? Больше никого не знаете?

— Так, немного знаю еще нескольких.

— Расскажите и о них.

Умырзаков назвал еще Жору Григоряна, Кабыла Ибраева и замолчал.

— Э, бала, — вмешался Шурагазиев, — не все. Давай, давай, называй.

Парень помедлил.

— Нет, больше ни с кем не дружу.

— А на работе?

— Там с каждым говоришь. Но я не дружу ни с кем с работы.

— Это почему же так? Не той закваски? — спросил Павлычев.

— Не знаю... Без них хорошо.

— Что ж, ладно. Еще раз повторите, назовите всех своих товарищей, их адреса, где работают. Мы запишем.

Умырзаков называл своих товарищей, время от времени переводя взгляд с Павлычева на Шурагазиева и обратно.

Многие товарищи Умырзакова жили на Сенной, и Шурагазиев спросил:

— Это где такая? Что-то я не помню.

— За линией, за железной дорогой, — пояснил парень.

«Поторопился Жаке, — подумал Павлычев. — Хотя, может, и нет. Может, к месту пришлось». Попросил:

— Помогите вспомнить и соседние улицы, переулки.

— Улица Грибоедова там... — Парень помолчал, глаза, казалось, совсем скрылись в щелочках-амбразурах. — По другую сторону — Кавказская, потом Крымская... Заводская.

— А какие улицы пересекают вашу?

Парень назвал две улицы и переулок.

— Еще? Какие улицы дальше?

— Дальше не помню...

— Жаль, — Павлычев легонько улыбнулся. — У меня приятель живет на Парковой улице. Такая вам известна?

— А-а-а, — и сразу Умырзаков оживился. — Забыл. Она пересекает нашу, Сенную. И совсем рядом, наверное, поэтому и забыл...

Боковым взглядом Павлычев уловил: Шурагазиев поджал губы, просигнализировал, что парень врет. Павлычеву и без того было ясно: да, врет. Но не подал виду, что понял это.

— Так, значит, всех ваших друзей-знакомых записали? — спокойно спросил Павлычев Умырзакова.

— Всех.

— Что ж, теперь расскажите, как отдыхаете, чем занимаетесь вечерами.

Парень нахмурился, глаза почти совсем скрылись в узких щелях. «Отчего злится?» — спросил себя Павлычев.

— Как отдыхаю? Да?.. Как все.

— И все же поподробней.

— Когда в кино схожу. Когда в парк.

— В какой парк? — спросил Шурагазиев. — В железнодорожный? Городской?

— В обоих бываю. Когда как.

— А в каком чаще?

— В железнодорожном.

— А по железнодорожному, — спросил Павлычев, — по железнодорожному парку нет товарищей, знакомых, которых вы забыли назвать?

— Нет. Всех назвал.

— Ну, а как ведут себя в парке ваши товарищи?

— Обыкновенно... Не знаю, что еще...

— На танцах бываете?

Парень покривил губы — нижняя, мясистая, выпятилась еще заметнее.

— На них все ходят. Все молодые бывают.

И новые вопросы — что еще делает по вечерам, с кем бывает? Но — ни одного нового имени.

— Ладно, оставим пока это, — вроде с удовлетворением сказал Павлычев. — Теперь — к главному. Расскажите, как вы решили украсть вещи из контейнера.

В далеких глазах что-то дрогнуло, они даже оживились.

— Напрасно это. Я не взламывал контейнера, — заговорил Умырзаков. — Это на меня ваши наклепали...

— Как же «наклепали»? Вас схватили с поличным, вы вытаскивали вещи из контейнера.

— Так, по глупости. Из интереса... Открыт — дай, думаю, посмотрю, что там. Открыт контейнер — почему не посмотреть?.. Я виноват в одном — ехал на товарнике... Я ехал к дяде, в Саксаульскую, а тут контейнер открыт. Дай, думаю, посмотрю...

— Выходит, от Кзыл-Орды до Саксаульской решили ехать на контейнерах? — усмехнулся Павлычев. — Но это не ахти как комфортабельно. Не находите?

Умырзаков секунду помедлил.

— Зачем на контейнерах? На площадке... Контейнер я видел потом...

— Раньше к уголовной ответственности не привлекался?

— Нет, не привлекался... И в милиции не был ни разу.

— А вот теперь познакомились с нами и решили убаюкать нас сказочками? — легонько поморщился Павлычев. — Неужели вы в самом деле не понимаете, что всерьез поверить вашим россказням просто невозможно?

— Нет... Я говорю правду.

— Э, бала, — не выдержал и Шурагазиев, — не надо. Ишь чего несет. Мы — дети? Лучше скажи, с кем задумал очистить контейнер. Кто тебе помогал?

— Какой — «помогал?» И не воровал я, не думал воровать... Я ехал к дяде в Саксаульскую...

— Ладно, про дядю потом, — перебил Павлычев. — Назовите лучше сообщников. Нам известно, одному брать контейнер несподручно... Вон сколько назвал друзей-приятелей — кто же из них?

— A-а... Про знакомых спрашивали — понимаю... Теперь дело шьете?.. Не было никого, один я ехал.

— Это несерьезно, — сказал Павлычев. — С кем же вы все-таки решили взять контейнер?

Но задержанный твердил свое: он и не думал воровать, он один, совсем один ехал к дяде, без всяких друзей и товарищей, без намерений что-то украсть.