Бабам - война противопоказана!

КНИГА ПЕРВАЯ. «ВОЙНА НОМЕР РАЗ».

ПРЕДИСЛОВИЕ.

«Началась эта история в старом, заброшенном парке…»

Написав первую фразу, я крепко задумался.

Сзади неслышно подошла жена. Она произнесла написанную мною фразу вслух, словно пробуя её на вкус, словно проверяя мелодичность её звучания.

- Не можешь сообразить, что было дальше?

В её голосе не было иронии. Просто, она очень хорошо меня знала.

- Да вот, - ответил я, - не могу объяснить, как мы с тобой встретились! Это же…

- А ты напиши всю правду, - серьезно посоветовала она, - я разрешаю.

Иногда меня удивляет её мгновенная реакция на то, что я еще не успел сказать.

Почувствовав, что я всё еще сомневаюсь в своих способностях, она успокаивающе прикоснулась ко мне.

- Ты справишься.

И я вдруг успокоился и понял, как это надо написать. Пусть будет вся правда. И не надо никаких выдуманных сложностей.

- Я пойду, разберу письма, - сказала она, - девочки опять на почту скинули кучу сообщений. Война уже закончилась давно, а они без меня всё никак прожить не могут!

Я знал: верные подруги, хорошие девчонки, заботятся о том, чтобы моя жена не скучала вдали от Родины. Вспомнив подруг жены, я с еще большей отчетливостью вспомнил и все остальное.

«Итак…» - сказал я сам себе, кладя пальцы на клавиатуру…

ЧАСТЬ 1. ПРЕДЛОЖЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ВСТРЕЧА В ПАРКЕ.

Началась эта история летом, в старом, заброшенном парке. При советской власти здесь гуляли сотни людей. Работали аттракционы, ларьки торговали вкусными пирожками, газировкой и мороженым. Активно работал дворец культуры; моя бабушка там работала кассиром и каждый день продавала множество билетов. Здесь очень легко было встретить тех или иных знакомых; женщины останавливались посплетничать, а мужчины – обсудить международное положение.

А потом Советский Союз развалился, в России к власти пришел Ельцин, страна стала активно разворовываться и о городском парке все забыли. Новой власти было не до этого. Люди перестали ходить в парк, каждый замкнулся в своих мелких семейных неприятностях, и только трава в парке дружно росла, да ветер время от времени добавлял хаоса, обламывая ветки старых непокорных тополей, еще помнящих былое.

Некоторое время сюда еще заглядывали влюбленные пары, которые искали уединения. Но потом и влюбленным в заброшенном старом парке стало неуютно, и они перестали сюда ходить. Жизнь людей упростилась до предела, до трёх простейших компонентов: деньги, секс и выпивка. Впрочем, на смену выпивке уже шли более «крутые» наркотики.

В стране тогда кончались «лихие 90е» и конца проблемам не было видно. Я уходил в парк, чтобы забыть о проблемах, которые я никак не мог решить самостоятельно. Запустение парка напоминало мне философскую истину, что всё преходяще. «Вот так и мы постепенно все исчезнем, - думал я, - и только трава будет расти на месте наших бывших городов…». И особенно ясно я тогда начинал понимать, что Запад, со своей материальной потребительской культурой, со своей назойливой рекламой красивой жизни, лишил наш народ главного: коллективизма. Именно того, общинного, крестьянского, лапотного коллективизма, который на протяжении тысячи лет не раз уже спасал Россию.

И пока я предавался грустным размышлениям интеллигента о судьбах России, на другом конце дорожки появилась девушка. Девушка как девушка: примерно моего возраста, без особенных претензий одетая, не писаная красавица в колготках и макияже, но и не уродина. Чёрт возьми, даже совсем не уродина! Шла она не торопясь, кончиком туфельки грациозно отшвыривая со своего пути сломанные ветки тополей в сторону. Дорожка за её спиной превращалась в ухоженное место для совместных прогулок. Мне даже стало на мгновение стыдно, что я сам просто перешагиваю через ветки, не убирая их в сторону, как она. Занятый своими глубокими философскими размышлениями о судьбах Родины, я уже просто хотел пройти мимо неё, да и она тоже почти прошла мимо меня, как вдруг она резко повернулась в мою сторону.

- Сергей Анатольевич? – спросила она почти утвердительно.

- Да, - растерянно ответил я, лихорадочно соображая, где я раньше мог её видеть. Все мои родственники и знакомые отлично знали, что у меня плохое зрение, очень плохая память на лица и внимание к людям никакое и поэтому они не обижались, если я на улице проходил мимо них, в упор их не замечая.

- Сергей Анатольевич, разрешите к Вам обратиться? – снова сказала она слегка загадочную фразу. Так как фраза была явно из армейской жизни, то девушка могла быть или военнослужащей израильской армии, недавно эмигрировавшей отсюда и сейчас приехавшей издалека в отпуск к оставшимся в России родителям, или дочерью офицера, наслушавшейся уставных обращений от любимого папочки. Я не смог сразу сообразить, что в такой ситуации девушке лучше всего ответить, так как в жизни вообще больше любил думать о важных делах, а не болтать о пустяках с девушками. Видимо, некоторая растерянность отразилась на моем лице.

- Ах, извините! – воскликнула она, - с этими непрерывными военными действиями я, кажется, перепутала военное и гражданское общество! Тогда скажу так: молодой человек, разрешите с Вами познакомиться? Вынуждена проявить инициативу, раз уж Вы не решаетесь обратиться к привлекательной незнакомке первым!

«Неужели, всё-таки, Израиль? – с тревогой подумал я, - где у нас еще могут идти непрерывные военные действия с участием девушек? А она - злобная сионистка и душительница арабской свободы…»

- А может быть, я думаю, что Вы – уродина? – не совсем вежливо ответил я.

Девушка весело и беззаботно рассмеялась.

- И у Вас хватит смелости сказать мне это в лицо? – спросила она, - вот посмотрите сейчас прямо в мои прекрасные глаза и скажите мне, что я – некрасива!

А девушка-то и на самом деле, скажем так, смотрелась неплохо и, пока мы разговаривали, начинала мне все больше нравиться.

И я, конечно, понимал, что она бросает мне вызов и один из возможных вариантов – гордо повернуться и уйти. Но сделать так – означало потом всю оставшуюся жизнь терзаться беспочвенными догадками о том, что это на самом деле было…

Мужское самолюбие взыграло, и я уставился на нее взглядом разъяренного удава Каа из мультфильма о Маугли, желая одной только силой мысли навсегда пригвоздить нахалку к земле и размазать тонким слоем по асфальту.

- Вот так-то уже намного лучше! – как-то по-домашнему умиротворенно вздохнула она и тоже посмотрела мне в глаза.

И в ту же секунду я словно с разбега внезапно прикоснулся к ее живой, нежной, обнаженной, доверчивой душе, и моя независимая твердокаменная принципиально холостая мужская личность перестала существовать.

Я потерял всякую способность к сопротивлению, растворился в её прекрасных глазах и утонул.

ГЛАВА 2. ТРИ ДНЯ НАЗАД: РАЗГОВОР С СЕСТРОЙ.

Лишь на грани сознания каким-то чудом я вспомнил, что было три дня назад.

А три дня назад моя сестра Светлана неожиданно взяла специальные гадальные карты, которые до того пол года пылились в серванте, раскинула их по столу и несколько минут сосредоточенно молчала.

- Ничего не понимаю! – наконец воскликнула она.

- А что такое? Расскажи брату, - отозвался я: мне стало интересно.

- Я гадала на тебя, - ответила она, - сначала тебе выпал казенный дом. Не пиковый казенный дом, что означает что-то плохое и не официальный крестовый. Казенный дом тебе выпал бубновый, что означает в целом нечто дружественное.

- Сомневаюсь, что меня полюбит наше государство, - ответил я.

- Я подумала так же, - согласилась сестра, - а потом выпала червовая дама! Черви – это наша масть; червовая дама – это я. Но ведь карты говорят о ком-то другом!

- И кто может быть ближе любимой сестры?- недоуменно спросил я. И вдруг страшное подозрение проникло в мою голову.

- Но я совсем не собираюсь жениться!

- Вот и я подумала также, - согласилась сестра, которая очень хорошо меня знала, - но тогда возможно только одно: она искренне тебя любит.

- Ну, это уже какое-то цыганское гадание! – с нотками иронии в голосе воскликнул я, - «она любит тебя, но ты об этом еще ничего не знаешь!»

- Так это и есть цыганское гадание! – слегка раздраженная моей непонятливостью воскликнула сестра.

- Хорошо, - примирительно ответил я, - что было дальше?

- А дальше был далекий путь. И этот далекий путь тоже был червовым!

- Ничего не понимаю! – ответил я, - я ведь не собираюсь жениться!

- Я подумала также, - снова согласилась со мной сестра, - и у меня остался один вариант: на днях с тобой познакомится девушка, которая любит тебя. Возможно, она пригласит тебя в гости; соглашайся: я не чувствую для тебя абсолютно никакой опасности. Если что – не набрасывайся на нее сразу – ты потом будешь жалеть о своем эгоизме; сначала попытайся её понять. Она – не первая попавшаяся тебе вечером размалеванная девица – карты и червовая масть об этом ясно предупреждают. Но жизнь есть жизнь, всякое возможно: поэтому, всё-таки сразу положи в карман презерватив.

ГЛАВА 3. ПРЕДЛОЖЕНИЕ.

Вспомнив сестру, я вспомнил самого себя и начал хоть что-то соображать. Я смотрел на незнакомку и за какие-то мгновения понял о ней очень многое. Но как можно обычными словами рассказать об этом? Как передать неуловимые чувства, которые сложились в картину, у которой тоже нет названия? Как можно ясно рассказать о том, что я сам только почувствовал, не понимая, к чему я прикоснулся едва, и совсем ничего не понимая в причинах захватившего меня урагана?

Конечно, девушка была сильной личностью. В её взгляде была привычка руководить, привычка командовать и управлять людьми. И в то же время в её взгляде были глубоко запрятанные боль, одиночество и тоска. И растерянность, и страх, и изначально живое, чисто природное, естественное желание жить, просто для себя незаметно жить, не подвергаясь ежеминутно смертельной опасности.

Да, она была солдатом – и она хотела быть просто слабой девушкой или маленькой девочкой, у которой есть сильный, непобедимый защитник отец и добрая, заботливая, ласковая мама.

И ещё я понял, что такого папы и такой мамы у нее уже давно не было.

И ещё в ее глазах была безумная надежда – надежда на то, что она нашла, наконец, сильного человека, настоящего человека, мужчину, который сделает для неё всё, на что она сама была неспособна. В её глазах было нечто от фанатичной веры – веры в меня. Конкретно в меня.

Мне стало очень стыдно: я не считал себя «настоящим мужчиной». Я сам был русским интеллигентом – слабым и растерянным.

И еще я понял: я понял, что ничего не понимаю в складывающейся между нами ситуации.

- Как вас зовут? – спросил я, чтобы хоть что-то сказать.

- О, у меня длинное и сложное имя, - охотно отозвалась она, - но если коротко – зовите меня Ариадной…

Тревожные мысли опять зашевелились в моей голове: имя было прекрасно знакомо мне из мифологии. И еще плюс то, что на самом деле оно было сложным!