Вилы надежды

Глава 1

— Стреляйте, Георгий Архипыч, стреляйте! Уходят!

Со мной в погоне участвовало еще десять душ. Красноармейцы, не желторотики какие-нибудь, а что ни на есть обстрелянные ветераны. При мосинках. У меня же в кобуре болтался маузер. И как с него попасть шагов за сто по трем конным, скачущим во весь опор? Но разве может красный комиссар, герой Первой Мировой и Гражданской сознаться в том, что он чего-то сделать не в состоянии? Я натянул поводья, останавливая своего верного гнедого. Выдернул маузер, вдохнул, задержал дыхание и поймал в прицел скачущего впереди бандита. Скорее всего, это сам Леха Рябой, атаман шайки и известный душегуб. Гнали мы их через всю губернию, и сейчас в этой погоне пора было ставить точку. Я взвел курок и выстрелил.

Черт, взял заметно выше! Позади меня хлестнуло еще несколько выстрелов — все мимо! А кони бандитов уже выстукивали дробь по настилу мостика через безымянную речку-поганку. Секунда и они уже скрылись в растительности на берегу.

Рябого надо было брать любой ценой! Бандит совершенно озверел — в последнем налете шашкой распластал инкассаторов и девчонку кассира порезал. Хотя в этом никакой надобности не было, они руки подняли еще в самом начале ограбления.

— За мной, орлы! — я пришпорил гнедого.

Я заметил брод, перескочив через который, мы бы срезали путь и перехватили Рябого быстрее, чем он уйдет в открытую степь.

— Георгий, стой! — по голосу я узнал, что кричит Васька из первого взвода, — там Чертов Омут! Погибнешь!

Передние копыта гнедого уже пронеслись над урезом воды. Оглянувшись, я увидел, что отряд застыл на берегу. Вот олухи царя небесного, понавыдумывают себе чертовых омутов, русалочьих ручьев или опушек леших. А с другой стороны — что с них взять? Образование — в лучшем случае три класса церковно-приходской, вот и верят во всякую чепуху и Бабы Яги боятся. Взрослые же люди! Ну ничего, избавимся от белой сволочи и недобитков, откроем школы по всей стране и…

Гнедой, до этого резво рассекающий ленивое течение речки, начал вдруг тонуть. Конь испуганно заржал, забил копытами так, что взбил воду в пену. Это нам помогло мало, гнедого затягивало вниз вместе со мной. Конь как будто бы свинцовым стал, я попытался выдернуть ноги из стремян, но тут нас завернуло и утащило под воду. Я не понимал, как такое вообще возможно, в речке воды максимум по грудь было! Куда мы вообще умудрились провалиться⁈

Я бы выбрался. И Рябого бы поймал, а скорее всего, пристрелил как бешеного пса. Но меня сильно приложило головой о твердое дно. Искры из глаз, звезды, полный мрак и большое сожаление о том, что не довелось мне увидеть, как раздольно заживет рабоче-крестьянский класс в моей родной стране.

Мертвым не должно быть холодно, но у меня мерзла спина. Сильно мерзла, настолько, что я, превозмогая тошноту и головную боль, приоткрыл глаза. Светло… почему так светло под водой? Ну не в рай же я попал на самом деле!

Когда зрение сфокусировалось, я обнаружил, что этот свет я еще не покинул. С коня я, видимо, слетел, но барахтался и полз до последнего. В подтверждение этого факта говорили комья грязи у меня в ладонях. Пусть сознание я и потерял, но тело отказывалось сдаваться, я лежал на берегу по пояс в воде. Весенний ветерок холодил мне спину. Надо было срочно выбираться из воды, иначе я рисковал свалиться с воспалением всего на свете.

Руки слушались плохо, в голове набат гудел, но я на выбрался на траву и завалился на спину, чтобы восстановить дыхание. Солнце сияет, по голубому небу пташки друг за другом носятся — природе откровенно плевать на то, что я чуть только что с жизнью не расстался.

Я резко сел, а потом и встал — не время было отдыхать и видами любоваться. Ведь где-то рядом со мной рыщут трое зверей-бандюганов. Коня моего нигде не было видно. Или утоп или ниже по течению снесло. Да и меня тоже отнесло порядком, я не видел возле Чертового Омута низко склонившихся ив, которые росли тут. Причем ив донельзя странных, ни разу мне не приходилось на этих деревьях видеть мясистых розовых цветов. Отряд красноармейцев тоже испарился куда-то самым волшебным образом.

Я услышал человеческие голоса и всплески воды, недалеко, практически сразу за островком камыша. Стараясь не шуметь, я по мелководью начал огибать этот островок. Мало ли кто там мог в воде резвиться, не исключено, что и банда Рябого.

Однако меня ждал сюрприз — в речке беззаботно плескались девушки. Абсолютно нагие сельские девчушки! Правая нога увязла в иле, меня качнулось в сторону, и я ухватился за сухой пучок камыша, чтобы не упасть. Тот затрещал, купальницы обернулись на звук, потом с визгами прыснули на берег. Я хотел их было окликнуть, но понял, что так я их испугаю еще сильнее.

Чертыхаясь и увязая по колено в иле, я тоже начал выбираться на берег. У селянок я мог хотя бы узнать, куда меня вынесло течением. Осторожно пробираясь по мелководью, я услышал девчачий визг. Не иначе, как на шайку Рябого напоролись.

Девчонок надо было срочно спасать! Уже не таясь, я попер через камыш, как разъяренный кабан. Похлопав по кобуре, я обнаружил, что маузер я-таки утопил! Молодец, поздравляю, кобуру после промаха забыл застегнуть. Из голенища я вытянул нож, несерьезно, но хоть что-то. Тем более, что банда моего нападения точно не ожидала.

— Пусти, пусти говорю! — услышал я сдавленный девичий голосок.

Потерпи родная, мне недолго осталось. Я шагнул через невысокий кустарник на берег. Так и есть, угодила бабочка в ловушку. Хрупкая девушка с длинными черными волосами пыталась вырваться из лап… нет, это не бандит. Слишком уж холеный. У Рябого в шайке были сплошные оборванцы, а у этого козла рубашка шелковая имелась. С искрой, чистая-глаженная. Шапочка с двух сторон подбитая мехом, штаны в желтую полоску и начищенные черные сапоги. Морда пухлая, розовая, аж лоснится.

Но то, что он модно одет, не давало ему право лапать селянок и рот им ладонью зажимать.

— Эй! — окликнул я мордатого, — девчонку отпусти!

Модник и его жертва от неожиданности застыли. А девчонка не промах, цапнула мужика за палец, подхватила с земли рубашку и, пока он размахивал укушенной ладонью, нырнула в ближайшие кусты и была такова.

— Молодец, — крикнул я ей вслед, — не пропадешь!

Девушка мне ничего не ответила, видимо неслась по кустам как заяц. А вот мордатому все происходившее явно не понравилось. Перестав размахивать рукой, он спросил:

— Кто таков?

— Комиссар Климов, — представился я, — Георгий Архипович. Из чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, бандитизмом и насильничеством.

Я думал, что мордатый хотя бы испугается. Ну или напряжется. Однако он широко улыбнулся и начал меня внимательно разглядывать.

— Георг⁈ Шутишь⁈ Или издеваешься?

Ничего шутливого или издевательского я в своем имени не наблюдал.

— Георгий, — поправил я мордатого, — для тебя Георгий Архипович. Повернись и руки за спиной скрести.

У мужика пояс был красивый. Витой, из золотых нитей. Вот им кабана и скрутим. А по дороге узнаю, где тут ближайшее селение. Для острастки я подкинул нож и поймал его за лезвие. Метать ножи, штыки и даже топоры с вилами меня штабс-капитан Черноус научил. Чудо-человек, чего только не умел и не знал. Слушать капитана у костра можно все ночь напролет было.

Но мужик и не подумал пугаться. Он потянул из-за пояса сабельку. Нехорошую такую, чудную, на мой взгляд сильно изогнутую. Такую я в детских книжках про арабских пиратов видел. Но несмотря на ее «сказочность», сабелька была опасная. Ей человека распластать от плеча до пояса — раз плюнуть.

— Беглый? — спросил он, покачивая сабелькой, — точный беглый. Поэтому и Георгом представляешься, скотина.

«Скотина» меня совсем не задела. А вот «беглый»… это что еще за словечко, у них тут в Самарской губернии до сих пор крепостные что ли имеются⁈ Да ну, бред, хотя мордатый на барчука похож. Только где они сейчас? Кто до Парижа эмигрировал, кто в степи с пулей лежит.

— За беглого — ответишь, — пообещал барчуку я, — и сабельку брось, пока не поранился.

Он и шага сделать не успеет, как я нож метну. С такого расстояния не промажу. Вместо того, чтобы оружие на землю швырнуть или пойти на меня, он положил два пальца в рот и лихо свистнул.

— Дуришь? — спросил я и вдруг услышал топот копыт. Ну конечно, барчуку не с руки пешком передвигаться. Коня он подальше спрятал, чтобы девок не пугать.

С конем я ошибся. Транспорт барчук спрятал, но то, что выскочило на опушку реки, лошадью было назвать никак нельзя. Передвигалось животное, как и конь, на четырех лапах, шею тоже похожую на лошадиную имело, но венчала эту шею морда похожая на дракона. Ну или на ящерицу с длинными усами и бахромой возле рта. И леший бы с ней, с мордой, если бы она не была отлитой из металла! Чистое серебро, честное слово! Новое, отполированное! Глаза — красные кристаллы, усы и грива — переливчатое золото!

Грудь у животного тоже была металлической. Это я на себе прочувствовал в тот момент, когда оно меня сшибло. Я как с паровозом столкнулся, в плече что-то хрустнуло и меня отбросило на заросшее ряской мелководье. Было больно, но не мне с четырьмя ранениями и восемью контузиями на боль жаловаться. Барчук бы точно не стал дожидаться, пока я скулить закончу. Добил бы, как есть добил.

Выплевывая водную растительность, я поднялся. В плече саднило так, что правая рука плетью висела, нож я потерял еще во время падения. Ничего, у меня еще есть кулаки, зубы и чистая пролетарская ненависть. В иных случаях она посильнее пистолета будет.

Ящероконь не помчался дробить меня на части копытами. Хотя морда у него чисто хищная, мог бы еще и покусать. Вместо этого он застыл подле хозяина. Тот вставил ногу в стремя, да и махнул в седло.

— Ну что, беглый, становись на колени и руки убирай за спину, — вернул он мне мое же предложение. А на губах у него так и играла гаденькая улыбочка.

С кулаками бросаться на конного затея глупая. И на берегу, как назло, ни камешка подходящего, ни топляка, чтобы барчука из седла выбить. Как говорил капитан Черноус: «Лучше сбежать, выжить и потом отомстить, чем гордо подохнуть». Шагах в тридцати начинался подлесок, добегу до него есть шанс затаиться или барчука из седла выбить.

Я и рванул туда без лишних слов и шуточек. Слышно было, как мордатый «коня» за мной пустил, существо не ржало, а пыхтело. Раз оно железное, значит и весить должно немало. А следовательно, юрким уж точно не было. Поэтому я несся не по прямой, а петляя.

Над головой у меня что-то загудело, на выстрел гул похож был мало. Я поднял голову и увидел падающее на меня огненное кольцо, я дернулся в сторону, но тщетно. Кольцо упало и крепко стянуло мою грудь. Мокрая тужурка запарила от касания огненного каната.

— Куда собрался, беглый⁈ — услышал я, потом рывок опрокинул меня на землю, — мы еще не договорили о том, как ты смеешь называть себя Георгом!

Уже лежа на земле, я обернулся. Второй конец горящего аркана держал в своих руках барчук. И судя по всему, пламя от веревки его нисколько не обжигало и не беспокоило. Моя, пережившая пули, клинки и прочие удары судьбы кожанка, начала дымиться. Да и я тоже постепенно закипал.