Мультикласс

Локрин внимательно на меня посмотрел. Затем перевёл взгляд на костёр и поправил в нём сползшую набок доску.

— Не верю, — сказал он. — Можешь думать себе, что угодно. Но я не верю.

Я не нашёл, что ему на это ответить. И дальше у нас разговор особо не заладился. Однако, и возможности спокойно всё обдумать мне не представилось.

— Почему ты ему не расскажешь? — спросила Кая. — Ручаюсь, проблем с ним не будет. Да и не помню, чтобы Виктран просил тебя что-то скрывать.

Вопрос был хороший. Действительно, ручаться за то, что Локрин воспримет всё адекватно, я мог бы и сам. Даже в дурку сдать не попытается, во-первых, за отсутствием здесь таковых, а во-вторых — поскольку ну магический мир же, почему нет. Плюс, хоть я и знал его совсем немного времени, сомневаться в его лояльности как минимум Кайаре как-то не приходилось, а с ней у нас конфликта интересов не просматривалось. Так почему же?

— Я чужак, — наконец смог я сформулировать свою мысль. — С моей стороны будет безответственно втягивать в свои заморочки кого-то из местных. Тот же Йирун, про которого ты рассказывала — мне упорно кажется, что он был кем-то вроде меня. И он об этом не подумал, или, может, сознательно такими мыслями пренебрёг. Что из этого вышло? И что могу натворить я?

— Если бы я знала тебя похуже, — ответила Кая, — я бы сказала, что это очень удобная позиция.

— Вы с Локрином не родственники? — ехидно осведомился я. — Впрочем, ты же меня знаешь получше, значит есть какое-то «но». Верно?

— Но ты достаточно заморачиваешься тем, как ты выглядишь как минимум в моих глазах. И это наводит на мысль о твоей искренности. А если серьёзно, то не поздновато ли ты этим вопросом задался? Учитывая, что ты уже здесь, причём, с разрешения и по воле Виктрана.

— Скажу вещь, которая может показаться тебе кощунством, — сказал я, — но, на мой взгляд, дурака могут свалять и богоподобные. Возвращаясь к Йируну — если я на его счёт прав, то кто-то же его сюда притащил.

— Йируна здесь нет, — заметила Кая. — А ты есть. И мне кажется, что ты боишься.

— Да, — не стал отрицать я. — И, как бы это в твоих паладинских глазах не выглядело, за свою шкуру тоже, прости уж, если разочаровал. Почему вообще это должен быть я, неужели не нашлось никого получше?

Втайне, признаться, я надеялся, что меня станут отговаривать, мол, если бы нашлось, тебя бы здесь не было, поверь в себя, и всё такое. Но Кая не стала этого делать.

— Я не осуждаю твой страх, — сказала она. — Сама его испытывала, тебе ли этого не знать. Но позволишь ему сковать себя — погибнешь. Начнёшь из страха бездействовать — погибнешь. Замкнёшься из-за страха…

— … тоже ничего хорошего, — закончил я за неё. — Последовательность понял, здесь можно всего не перечислять. Просто… Знаешь, если бы я чуть лучше представлял, что мне надо сделать, я бы чуть меньше и переживал, что сделаю не то.

— Кажется, понимаю, — мыслеголос Каи стал мягким, будто она уговаривала раскапризничавшегося ребёнка. — Но попробуй всё-таки предположить, что Виктран знает, что делает. И если он поместил тебя сюда такого, какой ты есть, то в тебе уже присутствует всё необходимое, чтобы ты сделал то, что ожидается. Если он не объяснил тебе, как действовать, то естественное для тебя поведение и будет наилучшим выбором. Ты же пытаешься думать за богоподобного. Но его задачи ему и решать. Переживать за наш мир — его бремя, твоя же задача, в чём бы она не заключалась, думаю, проще.

Это были разумные и, чего уж там, приятные слова. Немного банальные, как и любой совет поверить в свои силы и дерзать, не без этого. Однако, из уст Кайары, за которой в иных случаях не ржавело меня и отругать, они звучали вполне искренне. Проблема была в другом. Кая, как дитя своего времени и мира, слишком, на мой взгляд, опиралась на мудрость, всеведение и могущество богоподобного. Ладно, чего уж там — бога, которому она всю жизнь и служила. При всём отсутствии типично-фанатичных загонов, ей было сложно посмотреть на Виктрана критически. В отличие от меня. Нет, глупо было отрицать за этим существом, будь оно хоть сто раз в прошлом обычным человеком, как минимум знаний и опыта в тех объемах, которые мне даже вообразить было непросто. Но мне никак было не отделаться от мысли, что его действия находились строго в рамках возможного. Что я угодил во всё это не потому, что исполнен всяческих достоинств и потому оптимален, а потому, что был наименее паршивым вариантом из тех, кого реально из нашего мира умыкнуть. Что он толком не дал мне никаких вводных не потому, что я, такой, как есть, по умолчанию поведу себя правильно, а из-за того, что все богоподобные связаны по рукам и ногам этими их ограничениями на вмешательство. И насколько же всё было запущено в таком случае, что он пошёл на этот риск? Нет, Кая была права — я и впрямь пытался думать за Виктрана. Но я не мог этого не делать. Я и дома-то, при в целом спокойном отношении к религии, особо верующим не был, что здесь-то начинать.

— Или мои сомнения, — подумав, сказал я, — это именно то, что от меня ожидалось.