Приговоренные к приключениям

— Все так, — наклонил голову спутник Катрины. — История имеется, и камень действительно уникален. Но за долгое время в этих изящных ручках, смею вас заверить, перебывало множество подобных драгоценностей. Например, розовый бриллиант Трисакти, или Даймонд ДеБирс. А как вам «Флорентиец» из коллекции Медичи?

— Убедили, — вздохнул я. — Про Трисакти я даже не слышал. И что теперь?

— Ищите, — пожал мой собеседник острыми плечами, щелчком сбивая с пальто какую-то невидимую пылинку. — Время у вас еще есть.

— Да просто полно времени! — саркастически усмехнулся я. — Особенно сегодня.

— Сегодня ничем не отличается от вчера, — глубокомысленно заметил смуглый. — Рекомендую вам вернуться в бар, чтобы не пропустить ничего важного.

Я поперхнулся папиросным дымом, пытаясь как-то уложить в голове эту совершенно идиотскую словесную конструкцию.

— Простите, сэр, у вас все в порядке? — меня негромко окликнул официант, бесшумно проскользнувший рядом, с подносом, уставленным бокалами с шампанским. — Вы так громко беседуете сами с собой, что я подумал…

— Сам с собой? — я обернулся. У перил никого не было.

— Да, все в порядке, — я махнул рукой. — Люблю, знаете ли, иногда поговорить со своим внутренним голосом. Полезные советы дает… хоть и не всегда.

Официант неопределенно-вежливо хмыкнул, а я взял с подноса бокал, залпом выпил дорогое шампанское, варварски погасил в оставшихся каплях бычок и еще раз окинул взглядом пассажиров.

Тоска. Пожалуй, и верно, нужно пойти в бар. Там как-то уютнее.

Фараон и Вар. 15 апреля 1912 года. Ночь.

Когда Варфоломей вошел в бар, Фараон, облокотившийся на стойку, вопросительно поднял голову. Прежде чем повар успел что-то сказать, валлиец уставил вверх палец, показал на часы и коротко бросил:

— Сейчас.

Почти в ту же секунду Вар ощутил толчок, от которого задребезжали бокалы над стойкой, а потом — долгий, мягкий скрежет, почти на грани слышимости. Он зажмурился и сильно потер щеки ладонями.

— Что это было? — мужчина у дальнего края стойки, допивавший свой коктейль «Авиация», удивленно поглядел на Фараона. Не меняясь в лице, валлиец вежливо пояснил:

— Мы налетели на айсберг, сэр и скоро все утонем. Или почти все.

— Айсберг? — несколько секунд мужчина оторопело смотрел на бармена, потом громко рассмеялся: — Ну вы и шутник! Всем известно, что «Титанику» всякие такие айсберги — как слону дробина.

— Как скажете, — покладисто согласился с ним Бриан. — Дробина, конечно. Еще одну «Авиацию», сэр? Как вам коктейль? Может быть, самую малость больше мараскина?

— Я бы предпочел чуть больше джина, — хохотнул мужчина. — Хотя коктейль просто замечательный, да, сэр.

Варфоломей протянул руку и не глядя взял с полки бутылку виски. Глянув на этикетку, он увидел, что держит Laphroaig Quarter Cask и невольно ухмыльнулся. Посреди моря пить «лафройг», в котором все напоминает о море — ирония судьбы. Островной скотч ухнул в горло и торфяной горечью растекся во рту.

— Нервничаешь? — остро глянул Фараон.

— Есть немного.

— Погоди, то ли еще будет через несколько часов, когда все поймут, что непотопляемый пароход на самом деле очень даже тонет, — тихо пробормотал валлиец.

Через несколько часов его предсказание, разумеется, сбылось.

Палубы превратились в ад, наполненный растерянными, орущими, рыдающими, кое-как одетыми людьми. Правда, перед этим Вар и Фараон заблаговременно вытащили из бара по-прежнему бесчувственного пинкертоновца и погрузили его в одну из спасательных шлюпок, заботливо накрыв брезентом. Когда они, осуществив это, без сомнения благородное дело, с чувством выполненного долга удалялись от шлюпки, их окликнули.

— Эй, вы! Что вы там делаете?

— Да что ж нас никак в покое не оставят? — вздохнул повар. Потом присмотрелся повнимательнее.

— А вы еще кто такой? — спросил он без особого интереса.

— Я? — задохнулся от возмущения высокий холеный мужчина. — Я, к вашему сведению, Джозеф Исмей, и я председатель компании «Уайт Стар Лайн»! Еще раз — что вы здесь…

Кулак Фараона врезался в челюсть известного бизнесмена, председателя, директора-распорядителя и человека, который принял решение о строительстве «Титаника». Джозеф Брюс Исмей мешком осел на палубу. Варфоломей удивленно ухнул по-совиному, быстро огляделся, потом подхватил безвольное тело и, крякнув от натуги, перебросил его в шлюпку, где Исмей сломанной куклой развалился прямо на укрытом брезентом агенте.

— Валим отсюда! — прошипел повар, тигриным скоком преодолев сразу половину расстояния до двери в коридор. Уже на подходе к бару, он посмотрел на приятеля и спросил: — Это что было вообще?

— Давно хотел это сделать, — мрачно отозвался Фараон, потирая сбитые костяшки. — Этот гад сбежал с «Титаника» вперед женщин и детей. Сел в пустую шлюпку, когда…

Он внезапно замер, пораженный до глубины души. Варфоломей, нехорошо ухмыляясь, смотрел на него.

— Так это получается, что он не сел… Что это мы его…

— Мы его, — подтвердил повар. — Сначала ты его левым хуком, а потом я его, как добрый самаритянин. Очухается в шлюпке, не будет ничего помнить. Чист, аки голубь!

— Бли-ин! — саданул себя ладонью по лбу валлиец.

— Вот так, — назидательно воздев палец вверх, сказал Варфоломей тоном школьного учителя, — мы творим историю. Помимо своей воли.

Фараон заскрежетал зубами и выругался на валлийском.

15 апреля. Половина второго ночи.

Поставить на барную стойку было уже ничего нельзя. Стаканы скользили по ней и падали на пол — «Титаник» накренился угрожающе, и крен с каждой минутой продолжал увеличиваться. Поэтому валлиец с точностью опытного хирурга манипулировал бутылками прямо на весу. В коридорах по-прежнему орали, топали и просили о помощи. Несколько раз люди забегали в бар, но, увидев двоих мрачно-спокойных мужчин, неспешно опрокидывающих стопку за стопкой, глядели на них, как на сумасшедших, и выбегали, ища спасения в другом месте.

Фараона и Вара это вполне устраивало. Правда, были редкие исключения — например, все тот же старший пекарь Чарльз Джоуин, который появился еще раз, со стоическим спокойствием попросил несколько бутылок виски и, несмотря на все увещевания, настоял на том, чтобы заплатить за них полную цену. Вар с уважением поглядел на этого мужика, от которого несло, как от перегонного куба. Если у повара до этого еще оставались какие-то сомнения в том, что старший пекарь спасется и останется цел и невредим, то теперь эти сомнения рассеялись бесследно.

Дверь еще раз распахнулась. На пороге, с трудом удерживаясь на ногах, стоял растрепанный старик, после короткого взгляда на которого Варфоломею отчего-то вспомнилось студенчество и университетская аудитория. В одной руке старик, весь перекосившийся от тяжести, сжимал ручку большого окованного железом чемодана, а за вторую ладонь уцепилась маленькая кудрявая девочка, замотанная в клетчатый плед.

— Неплохое… место, Софи, — тяжело дыша, проговорил старик. — Давай… немного посидим… здесь.

— Да, — пискнула девочка. Старик шагнул вперед по перекосившемуся полу, но тут тяжеленный чемодан вырвался из его руки и загромыхал в угол, по пути сокрушив своей бронированной тушей несколько стульев. Вар, пользуясь предусмотрительно протянутой через весь бар валлийцем веревкой, ловко подскочил к сгорбившемуся человеку, ухватил того за локоть и посадил к стене, где не было риска упасть.

— Бегите к шлюпкам! — сказал он с тревогой. — Вы с ребенком, вас туда посадят!

— Не… дойду… — прохрипел старик, держась за сердце. Он бросил взгляд на чемодан в руке у Вара, который повар держал с небрежной легкостью, и скривился в гримасе отчаяния. — Я профессор Симон Розенфельд… Труд… труд всей жизни, господа…

Девочка в это время с ловкостью обезьянки пробралась к стойке и уцепилась за ее край.

— Ой, — внезапно засмеялась она, — у вас тут такой потешный сидит… Ой, он хоботом шевелит! Смешной!

Валлиец подавился глотком виски и посмотрел под стойку. Там, выпучив от неожиданности глаза и открыв зубастую пасть, съежился посиневший Мануанус Инферналис. Прежде чем Фараон успел хоть что-то придумать или просто пошевелиться, маленькая Софи протянула руку и смело погладила монстра по взъерошенному хохолку.

— Ыть, — тоненько сказал Мануанус и замер, вцепившись когтями в край мельхиорового ведерка. Когти пропороли металл насквозь.

— Смешной! — девочка улыбнулась ошалевшему существу и посмотрела на Фараона. — А у меня вот кто есть!

Она засунула руку под плед и протянула Мануанусу крошечного, жалобно попискивающего черного котенка. Монстр вжался в край ведра, но лохматый котенок уже высунул язычок и лизнул его прямо в хобот.

— Коть, — жалобно-беспомощно сказал монстр. — Коть… амь!

— Я тебе дам — амь! — прошипел Фараон, внезапно разъярившись. Нервы сдали, и все вдруг упало на него тяжелым грузом: тонущий пароход, события последних часов, удар кулаком в челюсть Исмею… — Я тебе дам, скотина бесчувственная! Фугу забыл?

— Неть фугь! — переполошился Инфернались. — Неть! Коть — не амь!

Он выдернул когти из мельхиора и осторожно, неумело погладил котенка. Тот в ответ лизнул хобот еще раз и запищал снова.

— Дедушка сказал, что меня не пустят в шлюпку с Чернышом, — хлюпнула носом девочка, — но он же маленький! Я его не брошу!

— Не бросишь, — успокоил ее Фараон. — Давай так: ты отдашь Черныша мне, а я обещаю, что его сберегу и потом, когда мы будем в Нью-Йорке, отдам тебе. Хорошо?

— Правда? — с надеждой спросила Софи.

— Правда-правда, — подтвердил валлиец, на душе у которого в этот момент скребли даже не кошки, а натуральные саблезубые тигры.

— Тогда держите! — обрадованная девочка решительно протянула котенка Фараону. Он осторожно взял теплое, мохнатое, почти невесомое тельце и бережно посадил котенка в корзинку для бутылок, где лежали несколько полотенец. Сверху бармен накрыл Черныша салфеткой и зыркнул на Мануануса.

— Смотри в оба!

— Вяяяя, — мрачно пробурчал инфернальный монстр, но спорить не стал, а послушно залез в корзинку и уселся рядом с котенком. Тот уткнулся в щетинистое брюхо и внезапно перестал пищать. Из корзинки раздалось неуверенное и пока еще неумелое урчание. Мануанус Инферналис совершенно по-человечески вздохнул, злобно посмотрел на Фараона, потом свернулся невообразимым клубком вокруг котенка и засопел.

— О чем вы говорите? Что еще за труд жизни? — недоумевающе осведомился повар у тяжело, с хрипом дышащего профессора. Губы у того синели все больше, и повар крикнул через плечо:

— Бриан! У нас есть в аптечке что-нибудь от сердца?

— У нас и аптечки-то нет, — уныло отозвался валлиец. — Потому что ее третьего дня кто-то съел. Целиком.

— Твою мать, — с чувством выругался Варфоломей.

— Не… трудитесь, юноша, — хрипнул Розенфельд. — У меня уже было несколько инфарктов. Похоже, этот последний… Умоляю, — он с неожиданной силой вцепился холодными пальцами в запястье повара, — спасите девочку и заберите мой чемодан!

— Софи — ваша внучка? — спросил повар.

— Нет, нет, — покачал головой старик. — Она потерялась в этой неразберихе, я нашел ее внизу, на палубе, ее чуть не растоптали… Спасите ее…