Выход воспрещен

Неосапам вовсе не обязательно применять свои способности, чтобы набить кому-то рожу. Мы не просто здоровее, быстрее и сильнее нормального человека, наши тела даже в спокойном состоянии куда ближе к физическому пику тонуса организма. Этот кадет, явно являющийся нормальным человеком, еще этого не понимает. Мальчишеские драки, выяснение отношений, разборки — из-за этого погибает или попадает в тюрьму до 7 процентов молодых неосапиантов. Но если нормальный угрожает неогену смертью или увечьями, то… да. Руки действительно могут оборвать или надломить. Неосапианты давно и надежно отучают советскую молодежь от пагубной привычки размахивать кулаками. Нечто подобное было в моем мире, правда, там американские детишки приходили в школу со стволами, делая своим обидчикам похохотать, но там таких акций было маловато для воспитательного эффекта. А вот в Стакомске юные гопники и любители мордобоя быстро кончились как вид.

Из автобуса мы вывались двумя взъерошенными зомби, волочащими ноги к спасительному ларьку с квасом. Сердобольная пышная девушка в халате, обслуживающая реанимационный агрегат, аж начала наливать заранее, пока мы еще пёрлись к ней. Причем даже подскочила к китаянке, что-то тараторя той на ухо, пока Янлинь жадным вампиром присасывалась к кружке. Я же не обращал внимания вообще ни на что, кроме своей литровой прелести, чувствуя, как желудок, обмотавшись иссохшими кишками, подпрыгивает, ловя ледяные капли долгожданной жидкости. Лишь потом, кое-как объяснив, что хочу добавки и отправив пышку заниматься второй порцией, я понял, почему она сорвалась к Янлинь — взмокший от пота сарафан девушки, прилипший к ее телу, очень много чего откровенного поначалу демонстрировал. Впрочем, сохла она быстро.

— Ну и жара, ну и жара…, — приговаривала раздатчица, качая головой и наполняя нам уже по третьей кружке, — Вы это… не лопнете?

— Я-то нет, — поделился я мыслями с подательницей прохладных благ, — А вот куда в неё три литра влезло…

За что и удостоился возмущенного китайского взгляда.

А потом мы пошли. Прямо ногами и по улице, в неведомые дали. В какие именно — мне было сугубо фиолетово, так как несмотря на всю жару, неудобство КАПНИМ-а и духоту косухи, в которой можно было бы и морозы пережить, я наслаждался жизнью. Вокруг был Стакомск, вокруг был Советский Союз, вокруг был ранний сентябрь.

Люди с удивительно беззаботными мордами лица, топающие по своим делам. Они же, идущие парами и тройками, оживленно переговаривающиеся и жестикулирующие. Улыбки. Как давно я не видел улыбок на улицах. В другой жизни, в другом времени? Возможно, ведь помнится мне, что люди вроде когда-то улыбались и разговаривали друг с другом, а не шли, уткнувшись в экраны смартфонов, поглощенные общением с куда более удобными собеседниками. Те, кого можно в любой момент отключить, куда удобнее, конечно. А еще их не нужно звать в гости, угощать, провожать, ходить самим. А если можно обойтись смайликом, то зачем напрягать столько мимических мышц на голове?

Правда, с моей рожей не поулыбаешься приятно. Вот разных поганых улыбок у меня целый арсенал, но добрых не завезли. Увы и ах. Впрочем, я как-то привык плясать от того, что есть, а не жалеть о том, чего нету. Ну нету и нету. Никто не обещал, что будет.

В конце прогулки, длившейся минут двадцать, нас ждала стена, наподобие той, у которой и стояла «Жасминная тень», только не внешняя, а внутренняя.

— Районная стена Стакомска, — коротко пояснила китаянка, беря меня на буксир и таща к чему-то, очень похожему на вход в метро, откуда то и дело выходили люди с большими сумками, — За ней китайская часть.

— Мы туда? — удивился я, предвкушая новые впечатления и стремясь увидеть китайский быт.

— Нет. Мы сюда, — девичий палец уверенно ткнул в подземный спуск, — Идём!

Это оказался подземный базар. Хотя нет, неправильно… Это оказалась опломбированная станция метро, которую приспособили под местную «горбушку». Вроде бы даже конечная, потому как места тут было удивительно много. И продавцов с лотками тоже.

— Это вообще легально? — хмыкнул я, с любопытством вертя головой по сторонам и наслаждаясь могучим подземным сквозняком, насколько свирепым, что у каждого продавана на его лотке в обязательном порядке наличествовали четыре кирпича, удерживающие целлофановую пленку во избежание сдутий всего подряд к ядрене фене.

— Нелегально! — фыркнула китайская девушка, нахально притираясь ко мне задом вплотную, перехватывая сумку обеими руками, — Идем!

Суть телодвижений Янлинь была прозрачна как слеза младенца — сквознячище пёр такой, что легонький белый сарафан с девушки вполне мог содрать целиком, так что она использовала меня и сумку для уменьшения риска собственному целомудрию. Под понимающими взглядами продаванов, на чьих физиономиях было мало как славянского, так и законопослушного, мы и посеменили вглубь этих торговых катакомб.

К покупке предлагалось разное и всякое. На входе люди зарабатывали сквозняк и перелом чувства вкуса об кислотно-яркую синтетику обуви и шмоток, жадно мяли эротические журналы, задумчиво внюхивались в адскую резину каких-то кроссовок, похожих на опухшие галоши. Дальше, за этим химозным адищем следовали товары посерьезнее, по крайней мере, на вид. Тостеры, магнитофоны, радиаторы, фонарики модные. Видеомагнитофоны и видеокассеты, в том числе и мохнатая-мохнатая порнуха. Пылесосы хрупкие, красивые, импортные. Я с мордой ящиком топал вперед, заставляя китаянку недоверчиво на меня время от времени коситься. В одном месте лица, правда, чуть не уронил, увидев легендарный плеер для аудиокассет, но даже цену не спросил. Ясно же как день, что цены тут конские, ибо всё не просто дефицит, а роскошь неумеренная. Да и не люблю музыку слушать в наушниках, а к понтам не приучен. Хотя… на будущее запомню, где эти плееры лежат. На светлое будущее.

Которое всегда впереди. Черт… ну легендарный же плеер! Хочу!

Ааатставить!

В самом конце, миновав целую стойку брякающих на ветру и фальшивых как моя вера в будущее катан и вакидзаси, продавец которых, старый сморщенный узбек, кутающийся в полушубок, был то ли мертв, то ли во сне, мы, под руководством китайского товарища Цао заглянули в узкое ответвление, навроде прохода к сортиру. Он им не было, а вмещало в себя некоего товарища, чрезвычайно обильного телом, но непонятного национальностью. То ли казах, то ли туркмен, то ли монгол… В общем, двухметровый дядя хорошо так за 150 кг, занимая весь, собственно, проход, смотрел на нас, как Ленин на буржуазию своими узкими и алчными очами. Но недолго. Остановившаяся Янлинь большим пальцем ткнула в свою грудную клетку с нашивкой в виде буквы «К», и этого оказалось вполне достаточно, чтобы гигант, совершенно не меняясь в своем луноликом лице, отшагнул в боковой проход, открывая нам доступ к двери за своей спиной.

Туда мы и пропёрлись, попутно отлипая друг от друга. Не дуло.

— А…, теперь понял, — покивал я, озирая скрытую часть черного рынка антисоветских капиталистических товаров массового потребления. Покупателей, бродящих с задумчивым видом, тут не было совершенно.

— Правда? — обернувшись, Янлинь с удивлением обозрела мою худую и бледную физиономию, — Что ты понял?

— Ну, вон то, — тыкнул я затылком назад, — Оно так и так где-нибудь бы продавалось, верно? Всегда тащили такой контрафакт. А вот то, что здесь, оно не для всех… и на официальном уровне как бы не существует, да? Но используется.

— Слишком умный, — поставила мне диагноз девушка, — Подозрительно. Идём!

И мы пошли. Между могучих блоков чуть ли не фабричных принтеров, сканеров и пузатеньких мониторов. Мимо целого ряда внушительных толстых ноутбуков и даже моноблоков, за которыми орлиными взорами присматривали аж несколько узкоглазых товарищей неясной национальности, но отчетливо агрессивной фактуры. Материнские платы, оперативная память, звуковые карты, сетевые карты, процессоры, блоки питания, вязанки проводов и шлейфов, фильтры, клавиатуры, трекболы…

Запах… свежего доброго-старого пластика из времен, когда клавиатурой можно было убить, а из сошкрябанной с шарика мыши дряни сварить неплохой супец.

Янлинь на мою блаженную физиономию покосилась вообще как-то диковато, но осуждать я её не стал. Что может понимать обычная простая советская китайская неосапиантка-хакерша-нимфоманка в чувствах парии-перерожденца, для которого эти волшебные запахи есть аромат его первого счастливого детства? Пока простые презренные смертные гоняли в футбол и набивали себе синяки, я высшим существом водил по экрану курсором, истребляя напавших на Землю пришельцев или освобождая с помощью наемников волшебный остров с волшебными растениями…

— Вот! — мне в руки были впихнут мелко исписанный лист формата А4 и к нему в придачу… целая нераспечатанная пачка двадцатипятирублёвок, — Иди в кабинет номер «3»! Пусть всё положат по списку! Проверь! Я тоже проверю! Машину закажи. Пи-ро-жок! Понял? А я туда!

Куда туда? Посмотрев, куда намылилась мелкая смуглая диктаторша, я чуть не взвыл от досады. В направление пальца девочки, только что выдавшей мне на голубом глазу два с половиной косаря советских рублей, стояли стеллажи с литературой определенно компьютерного рода и толка, а также целые залежи подписанных дискет! Тройки и пятёрки, явно с программами!

— Штош ты не сказала, куда идём! — тоскливо взвыл я, глядя на это богатство и вспоминая плеер, — Я б деньги с собой взял!

— Зачем? — удивленно наклонила голову набок девушка, — Это не те журналы! «Плей-бой» на входе!

— Сама ты плей… гёрл! Я на программиста учусь! — опустошенно выдохнул я, коротко объясняя непонятливой китайской публике о пролетающей мимо меня возможности купить нечто полезное и актуальное.

— Для тебя бесполезно! — отбрили меня с пренебрежительным взмахом рукой, — Всё на английском! И китайском! И…

— Я знаю английский!

О, снова выпала в осадок. Аж глазки в кучку собрала. Стоит прямо такая миленькая, губками плямкает, глазками хлопает. Прелесть, а не девушка. Куколка, буквально. Зато трахается, как разгневанная кошка из тазика с водой вырывается, только наоборот. Если б только со мной, была бы вообще идеалом. Правда, еще и чебуреки есть. Нельзя хотеть замуж женщину, не зная, как она делает чебуреки. Всё проходит, чебуреки остаются. И любовь к ним вечна. Чебуреки скрепят любые мои отношения. Три вещи вечны: смерть, желание иметь более мощный компьютер… и чебуреки.

— Я что-нибудь придумаю, — наконец, разродилась дочь китайской земли, — Дома есть. Иди в кабинет! Проверь все! Скажи про машину! Пи-ро-жок!

И удалилась задумчивым слегка деревянным шагом под заинтересованными взглядами окружающего нас делового узкоглазия.

А я что? Сунул в карман пачку денег, которую простой советский работяга заработал бы лишь года за полтора, да пошёл в озвученный кабинет, на двери которого была лишь аккуратно нанесенная белая краска, да цифра «3». Постучал вежливенько, а затем и вдвинулся внутрь… чтобы увидеть перед собой склонившегося в поклоне с руками по швам человека. Тот, впрочем, быстро разогнулся, блеснув очками и улыбкой, а я как-то сразу понял, зачем меня вообще взяли с собой.