Наследство Ушедших

Глава 25

Из года в год собираясь в одном месте, люди вполне естественно желали его облагородить. Хотя бы немного приспособить под собственные нужды. На Косом поле постепенно выстроили несколько маленьких изб, с десяток сараев, навесы, коновязь, тут же разместили примитивные лабазы для желающих поторговать. Всё это добро регулярно обновлялось и использовалось. Помимо обязательного смотра в начале зимы, на поле трижды в год проводились локальные ярмарки, на которые съезжались не только порубежники, но и другой народ. Да всякие поводы для встреч находились.

Торгуют разным понемногу. У нас, например, яблоки хорошие, поэтому их охотно берут. Кто-то из похода вернулся и не успел по пути добычу сдать, теперь здесь выставляет. У другого поросята лишние, третьи штуку полотна на прилавок выкладывают. Короче говоря, избавляются от излишков, пользуясь удобным поводом. Редко-редко когда заезжие купцы привозят что-то интересное.

Молодежи много. В усадьбах скучно, а тут и лица новые, и события всякие. Драки в обязательном ассортименте, девичьи разборки, слухи, сплетни, игры, возможность показать себя, понравиться симпатичной соседке. Репутация зарождается на подобных сходках. В игрища подростков взрослые обычно не влезают, но наблюдают за ними внимательно.

Прошлый год я пропустил. Оно и к лучшему — среди моих сверстников появились другие опоясанные, глазеть будут не только на меня.

— Отец говорил, дед с себя десятничество хочет снять и из списка выйти, — скосив глаз на две конные фигуры впереди, поделился Твердята. Мы с двоюродным братом сидели в повозке, одной из трех, идущих на смотр. — Он ведь теперь тоже сын боярский. Чтобы урона чести не было, ему в старшину сотенную надо войти, а его не пустят.

— Кто вместо него?

— Говорить будут. Я думаю, дед Самбор вернётся.

Похоже на правду. Места на верхушке сотни поделены между Званом Рачиным, нынешним сотником, и Даниром Зайцевым, практически все посты заняты их сторонниками. То, что в нашем роду два десятника, Пересвет и дядя Милорад — чудо расчудесное, результат долгих интриг. Сейчас, по-видимому, на одного станет меньше. Дед не может, не имеет права подчиняться более худородным людям, а почти вся старшина, за исключением сотника, являются таковыми.

Кем тогда будет Пересвет? Глава рода, живущего на границе, обязан входить в список сотни. В противном случае его общественное мнение не поймёт, не говоря уже о сложностях юридического толка.

— Рядовичем он не останется. Отряд сколотит или земле на службу пойдёт?

— Отец не сказал. Они, похоже, сами ещё не решили.

— Пути у него два, — принялся размышлять я вслух. — Он может собрать свой отряд, зарегистрировать его в Березове и официально заключить ряд с князем или посадником. По чину ещё можно с кем-то из вятших бояр, но дед гордый, он не согласится.

Твердята согласно угукнул.

— Второй путь — поклониться, кому надо, и самому на землю сесть. Только получить её не в поместье, а в удел.

— Да ну, — сморщился брат, — нам тогда всем из сотни уходить придётся. И денег у нас столько нет, чтобы удел обиходить. С деревнями-то никто землю не даст! Это пахарей надо к себе сманивать, усадьбу строить, на княжий зов приходить! Не надо оно нам!

— Значит, отряд, — подытожил я. — Или ещё что придумают.

— Верно мыслишь!

Лично меня текущее состояние рода и в роде устраивает, но есть те, кто хочет добиться более высокого положения. Они поддержат любое решение Пересвета, в том числе — о переезде и смене статуса с особого, пограничного, на общий. С уплатой налогов, необходимостью выставлять бойцов в случае войны и так далее.

Езда по лесной дороге требует б о льших усилий, чем путешествие по грунтовке. Иногда приходилось слезать с воза и помогать быкам толкать его, преодолевая лужи. Кое-где на землю были набросаны ветки и тоненькие деревья, похоже, прошедшие первыми соседи облегчили нам путь. Как бы то ни было, через шесть часов небольшой обоз достиг поля. Привстав на трясущемся облучке, я, держась за плечи Твердяты, оглядел, сколько мог, собравшихся на сбор.

— Ближние все здесь.

— Ну так им добираться всего ничего. Гладк и х видишь?

— Далеко, не разглядеть.

— Ничего, сейчас поближе подъедем.

Навскидку — человек двести уже приехало. Лица знакомые, смутно знакомые, совершенно новые… Отношения внутри сотни далеки от идеальных, между людьми и, реже, родами и семьями случается всякое. Иногда конфликты принимают очень жесткую форму. У нас сейчас кровников нет, мы их либо выпилили, либо замирились. Спустя пять лет после моего рождения последним выплатили виру. Друзьями с ними, конечно, не стали, но открытой вражды больше нет, и к соседям можно ездить без вооруженного до зубов сопровождения. Совсем без охраны нельзя, однако есть разница между одним отрываемым от дел мужчиной и сразу тремя-четырьмя.

Раз есть недоброжелатели, то найдутся и союзники. Острожских уважают. У нас сильные бойцы, при нужде всегда приходящие на помощь соседям; дед, когда ему нужно, становится неплохим дипломатом; старшие сумели обзавестись связями в самых разных группах общества. Например, та же Пламена, будучи сильной целительницей, способна замолвить словечко в Обители Исцеляющей у тамошних стариц. Или вспомним о знакомствах среди купцов Золотой Сотни, позволивших вписаться в проект постройки пути. Вдобавок Пересвет никогда не крохоборствовал и пользовался славой щедрого человека, не отказывающего помочь деньгами. С таким лучше дружить.

Ещё следует учитывать личностный фактор. Вполне реальна ситуация, когда к одному брату относишься нормально, в то же время второго считая козлом. Я с большинством сверстников у соседей общаюсь спокойно и всё равно заполучил ненавидящую парочку. Аналог нашего Любима, только без сдерживающих факторов в лице родни, и дурной ревнивец, караулящий меня при каждом посещении их усадьбы. Над ним уже свои смеются, а он никак не успокоится. Причем подобные злопыхатели найдутся у любого отрока, как и своеобразная группа поддержки, образующаяся по принципу «враг моего врага — мой друг». Подозреваю, у девочек то же самое.

В общем, на сборе, конечно, все свои, но некоторые свои вовсе даже чужие. Их немного, просто они горластые.

Наше прибытие ажиотажа не вызвало. Некоторые знакомые подходили, перекидывались словами, спрашивали, как добрались. Нормально добрались, без проблем. Мы не привезли товара на продажу, точнее, нам не требовались прилавки для торга, поэтому распорядитель, малость задолбавшийся пожилой гридень, выделил место для стоянки во второй линии рядом с сараями. Тоже, кстати, знаковый момент — слишком далеко от центра размещают худородных. Нам не позволили встать в самом центре под благовидным предлогом, но, уверен, дед посчитал происшедшее осознанным намеком и завуалированным оскорблением. Хотя лично я сомневаюсь, что оскорбление было.

Пока распрягли волов, дали им воды и корма, выгрузили кое-какой груз, пообщались с подошедшими людьми, прошло не меньше часа. Вроде бы, ничем особенным не занимались, а время потратили. И это ещё быстро, потому что оскорбить заговорившего с тобой небрежением нельзя, он обиду запомнит и отыграется.

К избе, перед которой заседала старшина, мы пошли все вместе и толпой. Так как процедура рутинная, сотник проводил смотр в одиночестве с посильной помощью писаря. Зайцевы ещё не прибыли, казначей о чем-то спорил на торгу с пузатым купцом, сотенный посыльник осматривал лекарства на одном из складов и просил его не отвлекать. Нормальная ситуация, все заняты делом и вращаются в упорядоченном хаосе. Каких-либо подтасовок можно не опасаться — вокруг находилось достаточно свидетелей, которые не допустили бы серьёзных нарушений обычаев с обеих сторон процесса.

Смотр, при всей его формальности, являлся делом серьёзным. За несоответствие требованиям вполне могли выкинуть из сотни. Гридень или его заместитель должны были явиться оружны и одоспешенны, не иметь мешающих службе увечий и не накосячить в прошедшем году. На моей памяти одного кадра, пропустившего по пьянке набег малой орды, изгнали вместе с семьёй. Что касается оружия, то особых требований к нему не предъявлялось, его просто надо было показать и, иногда, продемонстрировать умение владеть им. Меч, копьё, лук.

Несколько сложнее дело обстояло с бронёй. Щиты не пользовались популярностью, потому что заклинания эффективнее, хотя иногда в сражениях применялись. Тем не менее — редкость. А вот кольчуги и шлемы носились повсеместно и рассматривались в качестве последней линии обороны. Бойцы побогаче надевали колонтари и панцири, но далеко не всегда. Местная школа боя ориентировалась на ловкость и подвижность, в силовом противостоянии многие чудища человека превосходят, поэтому ношение тяжелого доспеха особого выигрыша в столкновениях не давало. Двуногие же противники слишком любят швыряться огнём, от них защищаться проще либо заклятьями, либо бегством. Таким образом, кольчуга, прочная и мало весящая, становилась идеальным компромиссом.

На чем приехал или пришел гридень, никого не интересовало. На лошади, так на лошади, на своих ногах, так на своих. Лишь бы стоял уверенно и мог нести службу. Вот за состоянием здоровья следили — если возникало подозрение в несоответствии, назначалась проверка у лекаря, непрошедшего её заставляли предоставить замену. Впрочем, удовлетворить требованиям было достаточно просто, потому что в сотне и однорукий имелся, и одноглазый, и с наполовину откушенной ногой. Главное, что божье сплетение целое, а на лечение они рано или поздно заработают.

— Пересвет Святославов сын Острожский, десятник, — нудно принялся зачитывать писец, ставя отметки на бумаге, — и с ним двое же, Самбор Смеянов сын Острожский да Деян Пересветов сын Острожский.

— Я заместо отца, Смеян сын Самбора, — выступил вперед двоюродный дядя.

— Пометь, что нормально у них всё, — махнул рукой сотник. — Не первый год уже… На большую охоту-то придёт Самбор?

— Когда её затеваете? — спросил дед.

— А вот сегодня ближе к вечеру решим. Я отрока пошлю за тобой, когда со смотром закончу, тогда и подумаем все вместе.

— Присылай.

— Ну, жди. Чего там дальше?

— Милорад Пересветов сын Острожский, десятник, и с ним Сновид Самборов сын Острожский.

Дядя Милорад приехал в отпуск. Он по-прежнему живёт в лесной крепости, обеспечивает там интересы Острожских. Устроил кузню на участке, принадлежащем роду, нанятые работники помогают проезжим купцам с мелким ремонтом, заодно приторговывают всякой полезной в пути мелочевкой. Дядя ругается, ему в темном лесу надоело жить до смерти. Причем лес тщательно от чудищ и растений очищенный, понемногу светлеть начинает, возвращаясь к обычной жизни.

Пришла моя пора подавать голос.

— Я заместо дяди Сновида. Тихомир Ратиборов сын Острожский.

— Да? А не молод ли ты, Тихомир? — ожидаемо засомневался сотник. — По какой зиме?

— По пятнадцатой.

— Всего-то⁈ Не, будь тут твой отец, я бы слова не сказал, он вой известный. А ты давай-ка, покажи, чего можешь. Упырь! Проверь… его.