Выход воспрещен

Лифт прибыл в просторное помещение, утопающее в полумраке. Кое-какой свет исходил только от ламп, навешенных на стены лифтовой шахты, демонстрируя, что если это когда-то и станет достойным гордого звания бункера, то это будет очень несколько. Только на тот зал, в котором мы очутились, понадобилось бы для облицовки стен несколько бригад молдаван сроком на месяц. Однако… какая подозрительная поверхность.

Проведя рукой по гладкой, будто мраморной, но далеко не равномерно окрашенной стене, я понял, что молдаване тут не заработают. А также понял, как стройка осталась в тайне — стены помещений состояли из спрессованной чудовищной силой материи, ранее заполнявшей весь свободный теперь объём. Значит, там внизу должна быть огромная «подошва», выдерживающая всё это давление. Колоссально.

— Я Озимандия, я царь среди царей! Узрев мои дела, отчайся ты! — пробормотал я вечную классику, находясь в состоянии благоговейного афига.

— Изотов, твою мать, — тихо рыкнули сзади, — Ты на службе!

— Я пока не пришей п***е рукав! — злобно и подростково буркнул я, подходя к двухметровой блондинке, — Находящийся в состоянии, подобном фотону. Иногда частица, иногда волна. Вы не способствуете моему самоопределению!

— Дебил мелкий, — посмотрела на меня почти с сожалением женщина, раскидывающая по порядку свои пышные, многочисленные и длинные волосы, — Ты сначала все способности открой свои. И не сдохни при этом. Но это потом. Идём!

Гм, а ведь она права. С моей родословной я могу не ограничиться туманом и экспатией. Два «радужных дерева», всё-таки. Еще есть шансы взорваться или испариться, ага.

Суровые военные мужики особо далеко не убегали, дошли мы до них, занявших оборону у одного из дверных проемов, быстро. Всего-то три помещения прошагали, пустых как моя голова сейчас. Окалина, быстро подойдя к ним с очередной сигаретой, быстро пошушукалась, точнее, ей быстро пошушукали оперативную обстановку, не отводя стволов от проёма, а затем она развернулась к терпеливо ожидающим нам.

— Всё, Виктор, давай превращайся, — она указала на проём, в котором еще не было дверей, — Это закрытая секция, деваться им некуда. Просто воздействуй на них, а дальше по обстоятельствам. С той стороны парни нанесли белой краской значок, так что не потеряешься.

— Наконец-то…, — вздохнул я, нажимая кнопку отключения КАПНИМ-а и превращаясь в длинную, толстую, белую «змею» из скрученного тумана.

Сразу оказался под прицелом автоматов, обхссник присел от неожиданности, а вот Нелла Аркадьевна кремень-женщина, памятник самой себе, могучая неодолимая скала! Лишь прищурилась на меня, да свою дыма струю выдала, причем изо рта. Впрочем, тот, который Грубер, почти тут же буркнул нечто вроде «да у него «нева» дно, мужики», после чего отвёл ствол. Ну и хорошее же дело эта «нева», надо будет узнать, что это такое. А пока поищем цели.

Первоначальная идея метаться по лабиринту огромных помещений, определенно в будущем обреченных быть разделенными на более мелкие, у меня ушла сама собой после смены формы. Уставшее тело перешло в новое состояние, от чего разум прочистился и объявил, что он хочет использовать подвернувшуюся возможность для испытаний формы. Поэтому, скрутившись в пустом зале в нечто непотребное, я начал потихонечку распускать себя в более разреженную форму, наполняя как сам зал, так и соседние помещения.

Это было… любопытно. И легко. И, почему-то, еще сильнее прочищало голову. Возникало ощущение, что я, заполняя все большие объёмы своей псевдоматериальной хренью, впервые в жизни близок к тому, чтобы принять свое новое естественное состояние. Так я и рассасывался, временами поддёргивая какую-то часть себя ради проверки, насколько быстро смогу сгуститься назад. Внутренние ощущения говорили, что относительно быстро.

К сожалению, совсем уж стать еле заметной дымкой под ногами потенциального противника на огромной территории не получилось, размазанные на сотнях кубических метров мозги начали ныть от перегрузки, поэтому я так и остался большим белым облаком как раз на пару местных помещений. И то хлеб. Надо бы, кстати, запомнить, что я так растянулся потому, что тут темно. При свете, а значит, при большей сенсорной нагрузке, может и не выйти.

А теперь ищем!

Поиски много времени не заняли. Если ты достаточно большой и подвижный, чтобы, залетая в одну комнату, совать свои части в соседние, то отыскать зал, в котором есть хоть какой-то источник света — фигня вопрос. Ну и десяток вооруженных людей, сидящих и лежащих вокруг одной лампы, тоже как бы не могут быть слесарями из ближайшего ЖЭК-а.

Мои клиенты.

Интерлюдия

Три сотни «дерева», свежего настолько, что кажется, будто оно только лежало у твоих ног посреди леса. Находник, вроде Степана, такое ни разу даже к границе Дремучего не доносил. Ладно бы еще у этой самой границы машина ждала или там, скажем, самолёт. Так вот хер тебе, простой мужик, ты еще почти сутки ползёшь на пузе, гадя под себя как по надобности, так и из-за патрулей, летающих над головой. В грязи ползешь, в холоде. И что за тобой может волчья стая идти, против которой ты ничего сделать не успеешь — всем насрать. А что доносишь? Деревяшки с половинным зарядом, убившиеся друг о друга в рюкзаке?

Степан сплюнул на пол, без всякой приязни оглядывая окружающих его. Такие же трудяги. Половина, правда, те еще хитрожопы, со своими агентами. Сдавали «дерево» конкретным продавцам своим закрытым, о чем не жужжат. Ясен-красен, что на отдельную страну работали. О доходах тоже кашлять не принято, но платили б до жопы — пошёл бы кто в еще один рейд? Хер там, это Степан точно знает. Артефакты эти хреновы могут стоить очень дорого, но только для конечного пользователя. Какого-нибудь там филлипинского вождя. А им, простым труженикам, только шкурой рисковать. А потом еще думать, где заработанное хранить и как тратить.

Поэтому они все подписались на гоп-стоп государственного конвоя. У находников не только должны забрать свежак, но и весь их десяток тоже. «Экстракция», вот умное слово. Степан нахмурился, с болезненной гримасой потирая натёртые плечи. Каждый брусок «дерева» в своем экранирующем пенале, тяжелые, сволочи. Им таких не потаскать. Каждый грамм инвентаря на ходку планируешь, зато Союз-батюшка жирует вовсю. С-справедливость…

Один из соседей внезапно подорвался на ноги, чуть не заставив Степана в него пальнуть. Нет, так-то находникам делить нечего, резона друг друга мочить нет… если не знать, что каждый из них на дело еще и свои сбережения взял. Экстракция же! Чего ж деньги оставлять-то?! А вот эти самые деньги-денежки — вопрос такой, скользкий.

— Ты че? — нахмурился Степан, без особого, впрочем, вызова. Уж больно встрепанным в неярком свете лампы выглядел коллега.

— Там что-то есть, — дрогнувшим голосом оповестил всех вскочивший, — Точно есть!

— За нами это…, — без особой уверенности сказал Степан, вставая с места и беря оружие наизготовку.

А что? Тут одно из двух. Либо эти недоумки, из-за которых местоположение находников в Стакомске вскрылось, либо власти по их души пришли. И что-то подсказывало Степану, что если это власти, то с полового собачьего органа тут будут те, кого проймешь с винтовки или обреза. Но три сотни «дерева», из которых даже две «радужки» есть! Свежие! Только, сука, с куста! Да это богатство национального уровня!

Нееет, такое буржуи не бросят. Да тут до аэропорта полтора часа езды! А там дипломатическая неприкосновенность и прочее говно!

Только вот тому, кто почудился степанову соседу, определенно было плевать на его домыслы. Он тупо начал вваливаться в зал к находникам. Огромными, зловещими, белыми клубами тумана, накатывающими один на другой в полном беззвучии.

— Газы!! — заорал самый пожилой из них надтреснутым голосом, но это было, в принципе, всё, что они успели сделать и сообразить перед тем, как туман захлестнул их с головой, почти загасив собой и так слабую походную лампу.

«Это не газ», — уверенно подумал Степан, продолжая держать оружие наготове и потихоньку отступать от товарищей. Никакого запаха, вообще. Такая густота и при этом, чтобы висящие в воздухе фракции вообще никак не отдавали ни в носу, ни во рту? Нееет, батеньки, это не газ. Грудь дышит легко, на слизистых ничего не оседает. Степан опытный находник, неоднократно прятавшийся от мертвяков. Он разное видел.

Такого, правда, еще нет.

Рядом настороженно шушукались коллеги, от которых Степан сейчас отодвигался всё дальше и дальше. Что туманище этот тут делает — неизвестно, а вот пуля… она такая дура, что просто дальше некуда.

Может, даже попробовать прокрасться на выход из этого тупика?

Он не понял, что произошло, рассудком не понял. Тело, увидевшее прямо перед собой нечто, уже отползало на подкосившихся ногах, визжа от отхватившего его смертного ужаса. Оно, тело, неистово и вразнобой работало руками, с животной ненавистью раз за разом ударяя по упавшей винтовке, мешающей ему как следует оттолкнуться от пола. Ярость на помеху настолько дала Степану по мозгам, что он неожиданно «включился» назад.

К своему несчастью, он сделал это именно в тот момент, когда прямо перед его лицом, едва видимое в полутьме, возникло еще одно лицо. Искаженное в дьявольской усмешке, совершенно нечеловеческое, бледное, с ужасными ярко-красными губами и чудовищными глазами, утопающими в нереально черных глазницах. Чистое зло.

Он истошно заорал изо всех оставшихся сил, ворочаясь на рюкзаке и пытаясь перевернуться на спину. Никаких сомнений в том, что он, старый опытный находник, только что видел абсолютное зло, пришедшее именно по его душу, Степан не питал. Он не слышал криков своих коллег, не слышал их выстрелов. Всё это не имело для испуганного до потери чувств человека ни малейшего значения. Всё его естество сосредоточилось только на одной мысли — выжить! Убежать! Бежать, пока есть силы!

Он выл и царапался, раздирая на себе мешающую одежду, вертелся ужом, рвал зубами лямки рюкзака. Лица продолжали являться, буквально прыгая ему в глаза, западая в душу. Всегда разные, всегда по-разному, но он точно чувствовал, что это лишь маски, за которыми скрывается тот, кто пришёл за ним. Тот, кто сделает с ним нечто настолько плохое, что смерть будет казаться избавлением. Нет, уже бы казалась, если бы находник соображал!

Наконец, ему повезло перевернуться на живот. Там старые рефлексы сибирского ползуна тут же дали о себе знать. Степан пополз так быстро, как никогда в жизни. Сотканные из тумана лица продолжали появляться перед ним. Смеющиеся, огорченные, искаженные, гротексные и почти умильные, они бомбардировали его разум и кипящее от возбуждения подсознание образами, эмоциями, чувствами, перемешанными в жесткий хаотический коктейль. Он полз. Он мог только ползти изо всех сил, поэтому он полз так быстро, как никогда в жизни. Рот жадно всасывал воздух, губы плямкали, вытаращенные глаза не мигали, всё тело находника работало только на один стимул — бежать! Просто бежать!

Сил у Степана было много. Сил, сноровки, выносливости. Иначе у находников в Дремучем не бывает, расстояния там конские, вертушки как мухи над головой, простой мужик не справится никак. Только такие как он, битые, стреляные, сидевшие. Знающие, почем фунт лиха, тренировавшиеся, умеющие целый световой день бежать «волчьим скоком» с двумя остановками на поссать. Сил у него было еще просто завались.