Приговоренные к приключениям

И все-таки это не могло продолжаться бесконечно. В очередной раз отбив обухом сантоку летевшее в лицо острие хирургического ножа, Вар изловчился и провел удэ-хисиги, жестоко выкрутив локоть Сикерта. Тот глухо заорал от боли, нож зазвенел по булыжникам. Удар кулаком в голову, пинок по голени – и Джек Потрошитель распластался на земле, ошеломленно ворочаясь, будто огромный черный краб.

– С-скотина! – прошипел Варфоломей и примерился к шее маньяка, готовясь ее сломать. – Легко уйдешь…

Мир замер. Капля дождя чиркнула по щеке повара и неподвижно повисла, будто на фотографии.

– Не усложняйте, – сказал кто-то сзади. Варфоломей попробовал пошевелиться, но руки, лежащие на шее Сикерта, оставались непослушными. Легкие шаги прошелестели рядом, и повар увидел знакомое смуглое лицо, фрак, надетый прямо на голое тело, а ниже – потертые, когда-то синие джинсы.

– И снова здравствуйте, – отозвался он. Удивления не было, только злость и досада.

– Знаете, я, пожалуй, у вас заберу этот любопытный экземпляр. По приказу Катрины.

– Ты охренел, что ли? – возмутился повар, скрипя зубами и пытаясь подчинить себе руки. – А еще чего дать?

– Боюсь, что это неизбежно, – развел руками смуглый. – Могу только заверить, что здесь он больше никому не причинит вреда. И вообще больше не появится.

– И все? – Вар уже кричал в голос. – Ты его заберешь, и он станет твоей личной игрушкой, что ли?! А те, кого он убил?!

– Смерть – процесс неизбежный, – скучающе улыбнулся смуглый. – Тут не о чем говорить.

Он схватил Сикерта за ворот крылатки и не спеша потащил за собой – легко, будто художник ничего не весил. Варфоломей в отчаянии пустил в худую спину, обтянутую фраком, многоэтажный моряцкий загиб отборных матюгов.

И вдруг… Повар почувствовал, что безжизненные и мертвые колоды, прикрепленные к его плечам, снова превратились в обычные руки. Он пошарил взглядом вокруг себя и увидел на мостовой что-то, блеснувшее металлом.

Это был «уэбли», вылетевший из руки до сих пор не очнувшегося Фараона. Думать и прикидывать было некогда. Вар просто подхватил увесистый револьвер, вскинул его, целясь в Сикерта и несколько раз нажал на спусковой крючок. Смуглый, что-то почувствовав, резко обернулся и вскинул руку, но не успел. Четыре пули попали в грудь художника – легли кучно, выбивая фонтанчики крови, ни одна не прошла мимо. Повар усмехнулся и процитировал стихи поэта Беллока.

На все вопросы ваши такой дадим ответ:

У нас «максимов» много, – у вас «максимов» нет!

Опустил дымящийся револьвер. И тут же страшный удар вышиб из легких воздух, лопатки проехали по твердому камню, и сверху, загородив луну, нависло искаженное яростью лицо с оскаленными иглами белоснежных зубов.

– Ты что натворил, щенок?

Смуглый замахнулся на Варфоломея рукой со стремительно удлиняющимися когтями. И – застыл в неудобной скособоченной позе, услышав негромкое:

– Как интересно.

Катрина опустилась на корточки рядом с Варфоломеем, ловко подобрав пышные юбки. Заметила укоризненно:

– Тебя, милый, вообще нельзя оставить надолго. Ты опять во что-то впутался.

Потом она повернула голову и смуглый стремительно побледнел, втягивая когти и становясь как-то меньше ростом.

– Расскажи-ка мне, Жан-Пьер, когда я успела отдать такой приказ?

– Прости, госпожа…

– Убирайся. После поговорим.

Человек во фраке исчез, как и не было его. Синьорита Катрина вздохнула сокрушенно и пожала плечами. Потом сделала какое-то сложное движение пальцами левой руки, и труп Сикерта загорелся – ярким, бездымным пламенем. Это пламя было холодным, от него не веяло жаром, но тело художника начало с шипением таять, будто было сделано из грязного снега. Немного спустя на булыжной мостовой остался лежать только шелковый цилиндр, откатившийся к стене дома.

– А кто же теперь напишет картину «Убийство в Кэмден-Тауне»? – возмутился Варфоломей, потом со стоном приподнялся и сел. Ощущение было такое, словно его переехал грузовик, из которого потом, вдобавок, выпало здоровенное бревно и угодило повару точно в грудь.

Фараон и Вар

– Что за… – хриплый голос Фараона был полон недоумения. Валлиец, шатаясь, поднялся, и ощупал затылок. Посмотрел на пальцы. В лунном свете кровь казалась черной.

– Y una polla! – с чувством произнес он почему-то по-испански. Катрина с интересом посмотрела на него.

– Сейчас пройдет, – сказала она. И вдруг села прямо на колени ошеломленному Варфоломею, ткнулась макушкой ему в подбородок, пробормотала:

– Вот я дура… Обязательно было надо до такого довести… Прости меня, ладно? – она погладила его по саднившему боку, и боль мгновенно исчезла.

– Да ничего, – пожал плечами повар, аккуратно обнимая девушку и вдыхая невероятно прекрасный запах ее волос – что-то цветочное и одновременно горьковатое. – И не такое бывало. Хотя вру, конечно. Такого точно не бывало. Слушай, а может ты мне дашь подняться? Сидеть на холодных и мокрых булыжниках – такое себе удовольствие.

Катрина ойкнула, резво вскочила с коленей повара. Он встал на ноги и вдруг понял, что ему все это время казалось странным. Нашумели они во время драки изрядно, а револьверные выстрелы и вовсе должны были перебудить весь квартал. Но окна в домах оставались темными, никто не высовывался и не выбегал на улицу, чтобы посмотреть, что творится.

– Чудеса, – резюмировал Вар и повернулся к приятелю, – ты идти можешь?

– Вполне, – равнодушно сказал Фараон. – Только револьвер найду.

– Он у меня.

– Тогда пошли.