Молчание Сабрины

– Так что же это – почти все наши теперь в Доме-с-синей-крышей?

– Есть те, кому повезло меньше, – хмуро процедил Брекенбок. – Пискляк пытался палить по ним из игрушечного пистолета, так его изрешетили, как решетят решетки на фабрике решеток.

Талли Брекенбок явно не знал особенности процесса изготовления решеток, но суть была ясна. Хозяин балагана продолжил:

– Еще эти твари синемундирные прикончили Трухлявого Сида. Старик пытался замахиваться на какого-то флика реквизитной саблей, так в нем самом открыли пару новых дырок. Все думали, что из него песок посыпется – нет, кровь потекла.

– А кто там лежит? У нашего с Пустым Местом фургона?

– Берта Бджи, – мрачно ответил хозяин балагана.

– И ее убили? – ужаснулся Гуффин. – Кто же теперь будет готовить ужин и штопать одежду?

– Нет, ее не убили. Она прикидывается мертвой.

– До сих пор?

– Да, просто заснула потом. Не кричи – разбудишь. – Брекенбок сделал еще два глотка и начал сокрушаться, вопя на весь переулок, сразу же позабыв свои слова: – Как же так! Все ведь шло так хорошо! Я добился того, что сам Мистер-Бургомистер прилетит поглядеть новый спектакль! Репетиции проходили так ярко! Даже самые тупоголовые бестолочи, которые обычно не знают, что они делают на сцене, не так часто тупили! Фейерверочник напивался всего через день, а близнецы в последние дни почти прекратили драться. Так нет же!

– Треклятые флики, – подсказал Гуффин.

– Флики треклятые, – ответил Брекенбок и снова приложился к бутылке. – Уж я-то знаю, откуда ноги растут…

Гуффин на мгновение задумался, после чего неуверенно сказал:

– Э-э-э… сэр, я тоже знаю. Ну… ноги откуда растут…

Талли Брекенбок глянул на него одновременно и утомленно, и снисходительно:

– Я не буквально, Манера Улыбаться. Фликов подослал к нам не кто иной, как Фенвик Смоукимиррорбрим. Это его проделки, я их за милю чую! Вонючие проделки вонючего Смоукимиррорбрима…

– Но почему вы решили, что за облавой стоит Смоукимиррорбрим, сэр?

– Слишком все гладко вышло. Слишком подозрительное совпадение… Это ведь за два дня до премьеры «Замечательной и Невероятной Жертвы Убийства»! За два дня до того, как сам Мистер-Бургомистер должен явиться сюда! Как жесток этот мир и его треклятая полиция!

– Сэр! Но как связаны Фенвик и флики из Саквояжни?

Брекенбок снова поморщился, но уже от того, что его вынуждали все разжевывать.

– Мадам Шмыга прочитала в своих картах и увидела в хрустальном шаре семнадцать соро́к, отплясывавших джигу, что значит: «Опасность». А еще там был торт в сахарной глазури с начинкой из перетертых груш – это же обозначает обжору-толстяка! В Фли только один толстяк! Фенвик Смоукимиррорбрим, будь он тысячу раз проклят! Но и это не все! Мадам Шмыга увидела, как ее хрустальный шар затягивается синим дымом. А все мы знаем, что курят флики! Зловонного «Моржа», у которого синий дым! Вот и сопоставь! Семнадцать танцующих сорок, торт и синий дым. Сомнений быть не может.

Гуффин, тем не менее, полнился сомнениями:

– Э-э-э… это какое-то слишком уж абстрактное предсказание, сэр, чтобы можно было с достаточной…

– А еще Заплата видел толстяка, когда тот передавал взятку какому-то флику с бакенбардами у канала.

– А, ну тогда, вы правы. Сомнений быть не может.

– Я всегда прав, подери тебя Осень! – Ругательства Брекенбока были ему под стать – странные, странно-осенние. – Проклятый Смоукимиррорбрим и его душегубка «Прекрасная Жизнь Фенвика Смоукимиррорбрима»! Как же его грызло, что не все стали такими же злодейскими мерзавцами, как и он сам. А ведь мы, мой добрый Манера Улыбаться, пытались зарабатывать на жизнь честным трудом! Мы не жалели ни себя, ни тебя… Мы, Талли Брекенбок и вся его горечь, не встали вместе с другими уличными театрами на путь разбоя и грабежа. Мы продолжали показывать комедии о смерти и драмы о любви. Ну что за напасть?! Ну почему мерзавка-жизнь так подло обходится только с хорошими парнями?

– Сэр! Еще не все потеряно! Нельзя так просто забрасывать «Замечательную и Невероятную Жертву Убийства». Мы можем что-то придумать!

Брекенбок наделил своего актера тяжелым мутным взглядом.

– Эх, мой бестолковый, оптимистически настроенный друг, даже если бы мы стали что-то придумывать, а мы не станем, то все бессмысленно, потому что они забрали Подкованную Лысину!

– Они забрали Марго Треппл? – не веря собственным ушам, прошептал Гуффин.

Брекенбок кивнул и повернулся к огню.

– Да. Эти ублюдки выбили ей два зуба: они у меня в спичечном коробке хранятся на память. Посулили ей каторгу… Она ведь не переживет каторгу! – По щеке хозяина балагана прокатилась одинокая черная слеза, оставляя смоляной след на белом гриме. – Убийцы таланта!

– Сэр! Не стоит так сокрушаться и переживать! Еще не все потеряно…

– Я не пере, я еще, можно сказать, недоживаю, Манера Улыбаться! Вот еще немного из этой бутылочки, а потом – из вот этой, и как раз начну переживать.

– Вы не поняли, сэр! У меня кое-что есть для вас!

Талли Брекенбок презрительно пожевал губами:

– Выбили долг из Гудвина? Чем он нам сейчас поможет? Что, мы купим новую Марго Треппл?

Гуффин покачал головой.

– Намного лучше, сэр. В счет долга мы с Пустым Местом забрали у Гудвина его лучшую куклу: уж она сыграет Бедняжку просто превосходно. Вы бы только видели ее трагичное лицо! Мне кажется, она даст фору даже гению драмы Пьеро из Страны Дураков!

– Очень сомневаюсь, фыр-фыр-фыр… – Брекенбок горестно поплевал в огонь. – Кукла, тоже мне… слабое утешение.

– Прошу вас! Только поглядите на нее, сэр!

Гуффин развязал мешок и вытащил перепуганную куклу на свет. Взгляду Талли Брекенбока предстала изломанная и побитая Сабрина с растрепанной прической и в грязном порванном платье.

– Выглядит не очень-то, – проворчал хозяин балагана. – Что с ней случилось?

– Трудности доставки, – бесцеремонно сказал однобокую правду Гуффин. – Но вы ведь ее почините, сэр? Ваш отец…

– Не напоминай! – злобно рявкнул Талли Брекенбок. Он очень не любил, когда кто-то вспоминал о его родителях. – Извинись!

– Не буду извиняться, – нагло заявил Гуффин, – так как шуты не извиняются. Так что с куклой, сэр?

Талли Брекенбок не ответил. Он сейчас словно пребывал и вовсе не здесь. Хозяин балагана глядел на куклу и не мог оторвать от нее взгляд. Эта маленькая, хрупкая деревянная девушка выглядела действительно плачевно. Так, словно она пережила целую жизнь, полную боли и страха, словно ей были знакомы одни лишь мучения, словно в ней не осталось ничего, кроме горести. Настоящая… Бедняжка…

– Ты будто заранее знал, что произойдет, Манера Улыбаться, – отстраненно сказал Талли Брекенбок. – Словно знал, что наша главная актриса лишится возможности выступать и своих зубов.

– Рад услужить. – Гуффин сделал вид, что не уловил явного намека. Но, разумеется, это была всего лишь маска: он все прекрасно уловил. Его показная глупость тем не менее в очередной раз сослужила ему верную службу, и Талли Брекенбок, вроде бы, не придал совпадению никакого значения.

Хозяин балагана переменился в лице. И сейчас это было не просто образное выражение, мол, кто-то всего лишь сменил одну эмоцию на другую, как грязные носки на не менее грязные носки. Прямо на глазах у пораженной куклы он неожиданно превратился в другого человека: не менее злого, не менее тщеславного и эгоистичного, просто к нему внезапно вернулась надежда, в его глазах зажглись огоньки предвкушения. И за какое-то мгновение тот, кто только что выглядел отталкивающе рухнувшим на самое безысходное из всех безысходных доньев, вдруг стал притягательно, маняще, отвратительно решителен и собран.

Одним неуловимым движением, что казалось просто невероятным, Талли Брекенбок поднялся на свои длинные ходульные ноги. Как скрюченная болезнью ива, он навис над бедной куклой, и его чернильные губы расползлись гармошкой в еще более широкой улыбке, обнажив желтые зубы. Обе бутылки куда-то исчезли из его рук. А черно-белый колпак мгновенно оказался на голове, спрятав лысину и напомнив всем окружающим, что перед ними – шут, и не абы какой шут, вроде жалких посредственностей и серых банальностей Манеры Улыбаться и Пустого Места, а мастер своего дела и своего театра.

Сабрина застыла от ужаса.

– Таким образом, – возвестил Талли Брекенбок, в патетичном жесте вытянув руку и ткнув в нее пальцем, – ты, маленькая кукла в зеленом платье, становишься новой актрисой в «Балаганчике Талли Брекенбока»! Радуйся: ты получаешь главную роль в нашей новой пьесе «Замечательная и Невероятная Жертва Убийства»! Мы возвращаемся к работе! Мы все восстановим! Мы снова начнем репетиции! И мы еще поглядим, Фенвик Смоукимиррорбрим, кто кого! Что? Что ты там лопочешь, гадкий толстяк? – Брекенбок приставил руку к уху. – У нас всего лишь два дня? У нас почти не осталось актеров и музыкантов? Наша каллиопа сломана? Декорации испорчены, сцена разрушена, а занавес подпален? Но мы сделаем невозможное! Мы поставим эту треклятую пьесу, будь она неладна! Мы соберем полный тупик зрителей, будь они неладны! Мы сразим в сердце самого Мистера-Бургомистера, будь он неладен! И мы отомстим тебе, уродец Смоукимиррорбрим, и покажем всем, кто считает, что шут в наши дни может лишь грабить прохожих в темной подворотне, что такое настоящий уличный театр! Эй ты! Манера Улыбаться, буди мадам Бджи, собирай всех, кто остался! Мы начинаем восстанавливать наш театр! Мы ставим «Замечательную и Невероятную Жертву Убийства»! Назло уродским фликам, назло нашим недругам из «Прекрасной Жизни Фенвика Смоукимиррорбрима», «Шитым-перешитым пугалам Скэри Кроу», «Дрессированным блохам дядюшки Фобба» и прочим! Мы сделаем это назло моим самоуничижению, лени и склонности к упадническим настроениям! Я им всем покажу, кто такой Талли Брекенбок…

Хозяин Балагана закончил свою речь, развернулся и пошагал вглубь переулка, жуткий, высоченный, как фонарный столб, и решительный, словно затягивающий узел самоубийца.

Когда он скрылся в темно-красном фургончике, Сабрина с отчаянием поняла, что в ее и без того печальную, полную злоключений и тревог жизнь, как ржавый нож в спину, медленно и мучительно вошла очередная напасть. И напасть эта была напрямую связана с тем, что замышлял шут Манера Улыбаться. Иначе он не стоял бы сейчас, глядя вслед Талли Брекенбоку, и не улыбался бы так широко, так самодовольно, так все-идуще-согласно-его-коварным-планам.

Конец Первого Действия.

От автора: Дорогой читатель! Вместе с куклой Сабриной ты только что перевернул последнюю страницу Первого Действия этой таинственной истории. В лавке игрушек Манера Улыбаться солгал: это не пьеска в одном действии. Впереди тебя ждет Второе Действие, в котором история Сабрины и ее злоключений продолжится. Возможно, там ты узнаешь, что же задумал Гуффин, кто такая Сабрина на самом деле, кем был таинственный господин в черном из трамвая и… да и все остальное. Впереди тебя ждет еще больше чудаков, интриг и коварства. Сабрина попадает в «Балаганчик Талли Брекенбока» и становится актрисой в новой пьесе. Что из этого выйдет? Прочитай, и узнаешь…