Нетерпение сердца

16

Мэри

— Я уволюсь, Дамблдор, — мадам Помфри вытирает мокрые руки о передник. — Поставлю ее на ноги и уволюсь. У меня никаких сил не хватит справляться с этим потоком травм. На прошлой неделе Дэвис….

— Поппи, не сейчас, — Дамблдор мягко прерывает ее. — Просто скажи, что у нас у всех есть шанс еще поговорить с Лили.

Мадам Помфри устало выдыхает и вытирает пот с высокого лба. Мэри ловит себя на мысли, что даже не может предположить, сколько ей лет. Есть такие люди — вечные и незаменимые, и в Хогвартсе их двое, если учитывать мадам Пинс.

— Я приложу все усилия, — отвечает она твердо и качает головой. — Очень тяжелая ситуация, боюсь, застрянет она здесь надолго. Как минимум — на месяц-другой.

— Мэри, — директор поворачивается к ней. — Вы не могли бы отправиться на Гриммо и рассказать о произошедшем? И, пожалуйста, будьте снисходительны к Северусу сейчас. Как видите, он даже не пришел. Слишком многое случилось за эту неделю; я боюсь, что его способности к окклюменции могут ослабнуть, а это выдаст нас Тому с ног до головы.

Мэри понимающе кивает, чувствуя, как дрожат пальцы. Лили! Что натворила эта сумасшедшая? Слава Мерлину, что хоть осталась жива… И кто теперь будет присматривать за Гарри? Если только Вальбурга согласится оставить его на Гриммо! Это, наверное, будет лучшим решением на данный момент.

Северус терпеливо ждет ее по ту сторону двери в лазарет. Его глаза, полные смятения, с едва различимыми огоньками вины, смотрят на нее выжидающе.

— Как она? — интересуется он глухо.

— Жива. Но повреждения внешние и внутренние невероятно сильные, — Мэри касается его руки, и пальцы Северуса с силой сжимают ее запястье, словно извиняясь за недавний холод. — Она не слышит, не видит, она пока что абсолютный овощ. Ожоги страшные, и ее искалеченное тело до сих пор у меня перед глазами.

Северус ничего не отвечает; Мэри понимает, что все внутри него еще переживает смерть отца, что он еще зол на Лили и ему стыдно это показывать, потому что он должен ее жалеть. Он не простил и не простит, но в глубине души он еще помнит ее той девочкой с рыжей копной волос и звонким голосом, и это добавляет ему боли.

— Мне нужно попасть на Гриммо.

— В три часа ночи? — в его голосе сквозит встревоженность. — Я с тобой.

— Нет. Тебе лучше не встречаться с Сириусом сейчас.

Северус зло кривится.

— Чертова псина!

— Тише, — Мэри прикладывает палец к губам. — Могут услышать. Я быстро вернусь, я обещаю.

Северус не возражает, но весь его вид — взъерошенный и потерянный — вызывает в ней волну необъяснимой нежности. Она ласково проводит рукой по его щеке, но он слегка отстраняется.

— Я этого не заслужил.

— Я не обижаюсь, честное слово. Ты потерял отца, и я…

— Это не дает мне права так себя вести! — он резко встряхивает головой. — Ты потеряла близкого человека всего две недели назад и ведешь себя куда более спокойно, чем я. Прости, Мэри, я представляю, как выгляжу со стороны, но я просто устал. Устал оправдывать ожидания. Устал играть эту дьявольскую роль! Я… просто не уходи надолго, ладно? Отец успел сказать мне несколько важных вещей, и ты среди них — на первом месте. После его смерти я сначала решил пойти по старому пути: закрыть дверь к себе, попробовать справиться самому. Но это путь в никуда, Мэри. Это бег по кругу, а я уже задыхаюсь. Бег никогда не был моей сильной стороной.

Мэри слабо улыбается.

— А я уже подумала, что ты совсем уйдешь в себя и больше ко мне не прикоснешься.

— Я вовремя вспомнил последний разговор с отцом, — Северус чуть медлит и в конце концов спрашивает: — И… как думаешь, она это сделала из-за меня?

Мэри все-таки делает шаг к нему и кладет руки ему на плечи, чуть приподнявшись. В три часа ночи в галереях можно встретить разве что миссис Норрис и не спящего от зубной боли Филча. Северус неуверенно прижимает ее к себе, обняв на талию, и она чувствует запахи ромашки и можжевельника.

— Ты ни в чем не виноват, — шепчет она, зная, что он ей не верит.

Он продолжает прижимать ее к себе как последнюю соломинку, и Мэри вдруг вспоминает выражение его лица, когда они говорили о чувствах друг друга. Ему важно знать, что она испытывает. А она не может дать ему цельный уверенный ответ — пока что не может. Но это все из-за прошлого, которое давно схватило ее за щиколотку и держит крепко-крепко. Она сама начинает понимать, что Северус ее действительно притягивает как мужчина, с которым хочется идти рука об руку. Самое страшное — оказаться зельем замены, таблеткой, чем угодно — чтобы помочь ему забыть Лили. А может, она сама просто не готова еще снова любить. Как можно назвать то, что случилось между ними той ночью? Потребностью двух усталых и нетерпеливых сердец, но никак не любовью. Или она отчаянно пытается убедить себя в этом, потому что подсознательно боится?

— Мэри, я тебя не предам, — отвечает он тем же шепотом, словно угадывая ее мысли.

Она мягко высвобождается из его объятий.

— Скоро вернусь.

— Я буду тебя ждать, — произносит он упрямо. — Здесь.

…Сириус в бешенстве топает ногой и ударяет кулаком по стене. Его волосы как всегда растрепаны, что придает ему вид безумного художника, у которого отняли кисти и мольберт и заперли на консервном заводе. Потом он хватает попавший под горячую руку стул и швыряет в середину комнаты. Регулус только скрещивает руки на груди, наблюдая за тем, как беснуется брат. Потом переводит взгляд на бледную от усталости Мэри:

— Как много ей понадобится времени?

— Если выживет, то месяца два.

— Если выживет? — кричит Сириус, замахиваясь стулом в кого-то невидимого. — Что это значит? Помфри и не такое лечила…

Мэри отрицательно качает головой, но не собирается его переубеждать. Критическая ночь наступит завтра или послезавтра, так что придется ждать. И, пошатнувшись, она опустошенно садится на кончик стула.

— Ребенок останется со мной, — Вальбурга произносит это холодным тоном. Она выглядит очень строго в темно-синем платье с высоким воротником. — Нечего ему торчать в школе, где никому нет до него дела. Я обещаю, что ни одна волосинка не упадет с его головы, пока я рядом.

Сириус смотрит на мать изучающим взглядом, и она, заметив его, ровным голосом отвечает:

— Я чуть не потеряла Регулуса. Я давно не та, какой ты меня помнишь. Я старею, Сириус, и у меня нет сил переносить детские смерти, кем бы ни был этот ребенок.

Тот пожимает плечами и отворачивается, что-то бормоча себе под нос. Мэри поднимается со стула и, подойдя к Вальбурге, от всего сердца пожимает ее крепкую морщинистую руку.

— Не благодари раньше времени, девочка.

Регулус задумчиво прохаживается по комнате, и в глазах его так и мечутся мысли. Крестражи еще есть — в этом он уверен, и ему придется продолжать без Лили. Мэри это прекрасно понимает и надеется, что Сириус предложит ему свою помощь, а это сможет их объединить и вернуть в те далекие времена, когда не было никакой вражды. Иногда вторые шансы ростками надежды появляются в пустыне.

…Вернувшись в замок с помощью домовика, Мэри находит Северуса у Больничного крыла. Он стоит, прислонившись к стене спиной, прикрыв глаза.

— Дамблдор что-нибудь сказал?

— Он до сих пор там, — Северус берет ее за руку. — Пойдем, тебе нужно отдохнуть. Пожалуйста, Мэри.

Она покорно идет вслед за ним, мельком взглянув на огромные часы в холле: четыре утра. Сонливость наваливается сразу, и ноги становятся ватными и неповоротливыми, словно в сапоги накидали камней. С трудом натянув ночную рубашку, Мэри падает на постель в своей крошечной комнатке. Годрик давно спит на голубой подстилке, смешно шевеля во сне длинными лапами.

Северус протягивает ей чашку с мятным чаем. В его темных глазах больше нет льда, только одно бессилие. И надежда. Мэри видит ее среди моря отчаяния, в котором утопает сама.

— Останься, — просит она, ставя пустую чашку на столик. — Пожалуйста.

Северус покорно ложится рядом, и Мэри тут же прижимается к нему всем телом. Это больше, чем близость, это именно то, что ей нужно в это мгновение. Северус понимает, осторожно проводя рукой по ее волосам.

— Не уходи.

— Я не уйду, обещаю.

— Никогда?

Он некоторое время молчит, словно обдумывая ответ, словно боится сказать что-то не то, что может разрушить эту близость.

— Никогда. Только если ты попросишь.

Мэри кладет голову ему на плечо и прикрывает глаза. Ее сердце еще боится верить, но так торопится жить, так хочет любить этого сложного закрытого человека с копной черных волос.

Когда она просыпается утром, то Северус оказывается рядом. Он спит, безмятежно дыша, подложив руку под голову вместе подушки. Сильная, смелая рука! Мэри долго изучает его лицо, такое умиротворенное во сне. Вот он — человек, который не один раз подставил ей свое плечо, который всегда остается на ее стороне, который сумел перешагнуть через еще одну боль потери.

И Мэри осторожно целует его.

Северус

Мадам Помфри говорит, что они еще долго не увидят ее лица и не услышат ее голос. Он поправляет одеяло, весенним сугробом сползшее с безмолвной Лили, и горбится в потрепанном кресле. В Больничном крыле тихо, только настенные часы спокойно отмеривают время.

Северус переворачивает страницу «Расширенного курса зельеварения» и тихонечко выдыхает. Хорошо, что он вовремя остановил самого себя. Безумно хотелось закрыться от всех, спрятаться в кабинете за безразличной маской на лице — но потом он вспомнил о Мэри. И о том, как она, незаметно проскользнув в его жизнь, изменила ее. Он нужен ей сейчас, и он останется рядом. Этой холодной молчаливой недели хватило им обоим — нельзя в ней застревать, нельзя застывать в бетоне скорби, иначе есть опасность остаться там навсегда.

Мать, конечно, расстроилась. Отвернулась, смахнула с щеки пару слезинок и похлопала его по плечу. Отца она никогда не любила, а последние годы презирала, но он все равно когда-то вытащил ее из дома Принцев и забрал к себе. Возможно, этим она ему и обязана.

Северус переводит взгляд на неподвижную Лили: что утекло сквозь пальцы — не вернуть. Слова, чувства, дни их детства, улыбки — все исчезло в дымке прошлого. Как он был наивен тогда! Мальчик с непоколебимым убеждением: если он покажет ей, на что способен — она обязательно снова обратит на него внимание. Да, если говорить совсем честно, то связался он с Пожирателями не полностью из-за Лили. Сыграли роль его амбиции, его вражда с Мародерами, его гордыня и ненависть к отцу, в то время усердно взращиваемая матерью. Но все-таки: и из-за Лили — тоже. В основном — из-за нее.

Едва коснувшись ее забинтованной неживой руки, Северус закладывает учебник пальцем и выходит из Больничного крыла. У него впереди еще два занятия, а потом — вечер наедине с рейтингами успеваемости за последний месяц, и, кажется, Мэри обещала ему помочь. И его нетерпеливое сердце торопится ее увидеть.

— Смитсон, подойдите сюда, — он окликает зевающего второкурсника, и тот лениво и боязливо плетется к нему. — Где ваша контрольная?

— Я не сдал, сэр, — мальчик сразу морщится и опускает голову. — Я не успел дописать последний пункт, долго вспоминал ингредиент, сэр.