Нетерпение сердца

19

Мэри

Ее будит солнечный свет. Осторожно приоткрыв глаза, Мэри узнает больничную палату Хогвартса.

Снова иллюзия? Слабость такая, что невозможно пошевелить ноющими руками. Вспомнив о Мальсибере, Мэри чувствует, как к горлу подступает дурманящая тошнота, и она тут же свешивается с края кровати, чтобы не запачкать одеяло.

Слава Мерлину, что мадам Помфри заботливо подставила ей старенький таз — так, на всякий случай.

— Я вижу, вы очнулись, мисс Макдональд, — голос Дамблдора раздается над головой, и Мэри смущенно вытирает рот платком, лежащим у изголовья. — Выпейте воды, вам станет легче.

Мэри долго, с наслаждением пьет самую обычную воду, которая отчего-то кажется неимоверно вкусной. Очень хочется есть, но в голове носятся вопросы, как игроки квиддича в разгар матча.

— Вы меня спасли?

— О, нет, это заслуга Северуса. Он отправил вас прямиком сюда с помощью портала.

У Мэри по спине пробегают мурашки, и она сразу вспоминает их последний разговор в мире ее иллюзий. Что из его слов оказалось неправдой? И то, что он все же спас ее — не продолжение ли игры?

— Почему он не здесь? — спрашивает она через силу, и Дамблдор, подсевший ближе, мягко улыбается, потому что предугадывал этот вопрос. — С ним что-то случилось?

— Не думаю, что очень серьезное, но, боюсь, ваше спасение могло навлечь на него гнев сторонников Тома. Видите ли, я ждал Тома на площади Гриммо, но он догадался — хоть и не сразу — о подвохе. Не знаю, как, не понимаю, почему, но он отправился в мой дом в Годрикову впадину, куда мы перепрятали Гарри. Так что мне пришлось трансгрессировать в особняк Лестрейнджей и забрать оттуда мистера Блэка. Думаю, у того, кто перешел на сторону света, должен быть еще один шанс на жизнь.

Мэри слабо поворачивает голову, следуя за взглядом Дамблдора. Через несколько кроватей от нее лежит Регулус: лицо его исполосовано царапинами, и он напоминает человека, который собирался умереть, но не умер.

— Что с Гарри?

— Жив и здоров, — Дамблдор продолжает улыбаться, но на мгновение его глаза темнеют от грусти. — Чего нельзя сказать о Вальбурге. Она сильная, невероятно сильная волшебница, но с Томом невозможно справиться только магией. Я не знаю, как сказать мальчику на той кровати, что его мать отдала свою жизнь за чужого ребенка, хотя абсолютно уверен: чужих детей не бывает. Если вам интересно, то домовой эльф оказался ключевым персонажем в этой сцене: его магия замедлила движения Тома, и Вальбурга сумела использовать одно из Непростительных заклинаний. К сожалению, к этому времени она уже едва дышала. Для Тома это будет уроком. Нельзя недооценивать даже самых с виду незначимых существ.

Мэри смотрит на него во все глаза, позабыв о слабости и боли.

— Вальбурга использовала Аваду Кедавру?

— Да.

— Но мы с вами знаем, что Том не может умереть до конца, пока существуют крестражи, — Мэри нервно сжимает край одеяла холодными пальцами. — Значит, еще ничего не закончилось, сэр. Том может возродиться, и вся история повторится заново. Получается, Вальбурга умерла напрасно? И как вы скажете об этом Сириусу?

Дамблдор медленно снимает очки, тщательно протирает стекла, будто нарочно выжидая паузу, и в горле у него раздаются какие-то булькающие звуки.

— Нет, Мэри, не напрасно. Теперь мы осведомлены, и у нас в запасе есть несколько лет. Возродиться из духа не так-то просто: для этого нужны верный человек и надежная оболочка. Думаю, за это время мы сумеем полностью разгадать количество крестражей и то, как они выглядят. Тогда следующая встреча с Томом будет более подготовленной и уже наверняка конечной.

— И что теперь? — Мэри чувствует, как слабость возвращается, обрушиваясь на нее огромной ледяной волной. — Что станет с Пожирателями?

— Я пока что придержу информацию о падении Тома, — Дамблдор говорит тихо, оглядевшись по сторонам. — На пару дней. Понимаете, если сейчас натравить на них Министерство, боюсь, Северус попадет под горячую руку премьер-министра, а этого нельзя допустить. Мне бы хотелось, чтобы Пожирателями занялся Орден Феникса вместе с мракоборцами.

— Я хочу участвовать, — Мэри резко садится на кровати и тут же бледнеет, едва сдерживая рвотные позывы. — Потом эту сволочь Мальсибера посадят в Азкабан, и я никогда не сумею отомстить. Я должна быть там, Дамблдор.

Он разглядывает ее лицо с любопытством.

— Я подумал, вы хотите там оказаться, чтобы незаметно вытащить Северуса, — произносит он как бы ненавязчиво. — Но, пожалуй, у вас может хватить времени и для того, и для другого.

Мэри отчаянно подносит руку к горлу, чтобы сказать, что она не может сейчас видеться с Северусом, что ей нужно время, но потом она думает о том, что могут сделать с ним из-за нее, и часть той ярости и разочарования — небольшая, крошечная часть — исчезает. Она коротко кивает, потом накрывается одеялом и отворачивается к стене. Нет, она ни за что не позволит отправить его в Азкабан, но этим все равно займется Дамблдор. А вот ей нужно разобраться со своим измученным сердцем, которое так сильно болит.

…Через пару дней она уже ходит по палате и прогуливается в оранжерее, наслаждаясь тишиной, теплом и вкусной едой, и постоянно вспоминает выражение лица Северуса, когда она выхватила у него цветок гиацинта и растоптала его. Тот цветок исчез вместе с иллюзией, а заканчивающийся апрель отрезает ее от гиацинтов до следующей весны, и тогда Мэри рисует их на пергаменте. Ей нечем заняться: пока она болеет, занятия будет вести Хагрид, а Дамблдор предлагает ей два варианта: совсем уволиться или остаться еще на май. В конце концов, Уход за магическими существами — не самый необходимый предмет, чтобы искать преподавателя прямо сейчас. Мэри с грустью вспоминает их общие рабочие дни с Граббли-Дерг, ее трубку, едкий запах табака, скверные шутки. Вот так бывает, промелькнет человек в твоей жизни и исчезнет, но останется в памяти.

Регулус составляет Лили компанию в прогулках до оранжереи и обратно и подолгу сидит около ее кровати. Мадам Помфри уже сняла с нее бинты, но она все еще не полностью видит, медленно восстанавливается слух, и изредка она хриплым голосом просит ей почитать. Дамблдор пока что не разрешает ничего ей рассказывать, и, по ожиданиям мадам Помфри, через месяц Лили уже сможет вернуться к прежней жизни.

— Если бы она оказалась там, она бы погибла, — произносит Регулус, поправляя сползшее одеяло Лили. — Знаешь, за эти месяцы рядом с ней я так привык к ее голосу, к ее бешеным глазам, к ее редкому смеху. Она нужна Гарри, и если бы не та история с диадемой, ребенок остался бы сиротой. Странно, правда? Никогда не знаешь, чем закончится неудача, и неудача ли это на самом деле.

Мэри задумчиво садится на краешек своей кровати. Выздоравливая после иллюзий, она все больше ощущает, как ей не хватает Северуса. Она тоже привыкла к тому, что он рядом, к его взглядам, к теплу его рук, к тону голоса. Но ведь Регулус не влюблен в Лили? Может быть, и ее чувства — всего лишь привычка и потребность? А может, и нет.

Еще через три дня Дамблдор предлагает ей отправиться в особняк Лестрейнджей вместе с Орденом Феникса. Мэри не уверена, что силы вернулись к ней полностью, но решительно соглашается.

Регулус

Сириус, конечно, заливает горе стопками огневиски, хотя теперь у него есть свобода, но он не собирается ей пользоваться. Его волосы рассыпаны по плечам в привычном беспорядке, и он часто вытаскивает из кармана старый портрет матери в золотой раме.

— Не думал, что война способна сближать, — произносит он сквозь зубы в сотый раз. — И почему эту сволочь понесло именно в Годрикову впадину, а не на Гриммо? Как он узнал?

Регулус пожимает плечами и ободряюще хлопает его по плечу, но внутри него тоже — пустота.

— Может быть, подумал, что я слишком уверен в своих словах? Может, понял, что это наш с Северусом план. Драккл его пойми…

Сириус снова прячет портрет в карман.

— Получается, остались только мы.

— Ты и я, да. Что собираешься делать?

— Пока что не хочу возвращаться на Гриммо, — Сириус устало проводит рукой по волосам и вздыхает. — Ты вернись, наведи там порядок, поменяй шторы, что ли… Посмотри, вернула ли она меня на гобелен. Или это невозможно?

Регулус придвигает к себе чашку с остывшим чаем. У Аберфорта чай почти не пьют, поэтому он отдает чем-то травяным, с легким запахом козьего навоза. Регулус морщится и решает на всякий случай не притрагиваться к напитку. Нужно было попросить медовухи, но от медовухи у него всегда раскалывается голова.

— Думаю, дом и так в полном порядке.

— Вряд ли. Кричер убивается больше меня и тебя, уверяю, — Сириус грустно усмехается и опрокидывает в себя еще одну стопку огневиски. — Так что дома наверняка пыльно, в гостиной так и стоит стол с тарелками, а в духовке сдохло жаркое. Поэтому советую поторопиться, пока весь дом не провонял испорченной едой и не промок от слез домовика.

Регулус укоризненно качает головой, глядя в серые глаза Сириуса.

— Ты очень несправедлив к нему, брат. Он старается устроить все как можно лучше, да и этот месяц, что ты был дома…

— Он мне порядком надоел, — отмахивается Сириус, потом его лицо вдруг становится серьезным. — Знаешь, ты прав: война иногда меняет все так, как и во сне не приснится. Я теперь не одинок: у меня есть ты.

И он протягивает ему свою сильную крепкую руку, а Регулус ее от всей души пожимает. Ему бы хотелось уехать, ненадолго, чтобы забыть обо всем и встряхнуться. Но пока что нужно побыть рядом с братом, потому что трудности даются Сириусу нелегко.

— А Лили? И оставшиеся крестражи?

— Ей нужно отдохнуть, когда она выйдет из Больничного крыла, — Сириус постукивает пальцами по столу. — А потом, возможно, мы снова займемся поиском этих дьявольских вещей. Не думаю, что их больше семи или восьми: при каждом убийстве душа расщепляется, а человек все больше теряет человеческий облик. Но Реддл все еще напоминал человека и вполне держался на ногах.

— Реддл не исчез навсегда, — тихо напоминает Регулус и вздрагивает, вспомнив распростертое тело Марлин. — Он вернется, вопрос только, когда.

Сириус улавливает в его глазах огоньки грусти, кивает и залпом допивает третью порцию.

За Марлин.

Мэри

Мракоборцы работают более слаженно, чем Орден, и Мэри, следуя их указаниям, попадает внутрь особняка почти без единого звука. Сириус, быстро взглянув на нее, устремляется наверх, Мэри же идет от лестницы налево, где, по ее мнению, должен располагаться вход в подвал.

— Нужна помощь? — спрашивает мракоборец, которого зовут, вроде бы, Роберт. — Или справишься?

— Справлюсь, — Мэри крепче сжимает палочку еще не совсем окрепшей рукой, но внутри она переполнена собственной уверенностью. — Если что, я подам сигнал.

Она медленно спускается по высоким ступеням, проводя свободной рукой по шершавым камням, что видели множество пленников и множество палачей. Ближе к концу ступеней ее шаги начинают раздаваться эхом под низкими сводами, и впереди слышится какой-то шум.

Вступив в комнату, где держали ее саму, она передергивает плечами от холода и не так давно пережитого ужаса и только потом различает три фигуры: одна сидит на полу без видимого движения, две другие, облаченные в длинные мантии с капюшонами, стоят по обе стороны от нее.