Первый и непобедимый

* * *

В огромном гулком вестибюле даже конные всадники смотрелись маленькими. Высокий потолок поддерживали ряды колонн, словно руки, упирающиеся ладонями в небесный свод. Зал по периметру опоясывали ленты балконов. Здесь тоже было светло, хоть и не так, как на площади: пробитые в потолочном своде окна щедро пропускали внутрь призрачный лунный свет. И темнота за дверью была ненастоящей, обманчивой.

В помещении Ряха, наконец, соизволил спешиться. Спрыгнул с коня и пошёл себе по залу, разминая ноги. Конь, как собачонка, шёл за ним.

«Странный у нас какой-то переворот» — подумала я.

В свою очередь спешилась и, держа коня под уздцы, стала прикидывать, к чему бы его прицепить. Когда кругом всё мраморное, тоже плохо, не жилой дом, а гробница какая-то.

Решила привязать коня к перилам лестницы, ведущей на балконы второго яруса. И прислонить к ней же знамя, с которым я таскалась, как кое-кто с кое-чем, уж не чая от него отвязаться.

Наверное, от облегчения, что я с него слезла, мой конь сделал аккуратную пирамидку на блестящем полу.

Горцев это оживило, словно конь-земляк выразил их общие чувства к этому месту: «Накласть мы хотели на ваши дворцы!» И теперь им можно было не приглядываться опасливо к высокому потолку, опасаясь, что он рухнет на незваных гостей. Перила лестницы были негласно признаны коновязью.

Ряха закончил осмотр и вынес приговор:

— Неплохая прихожая. Холодная только, зимой этот мрамор холод так к себе и притягивает. Ну ладно, пора кого-нибудь живого найти. А тебе, Двадцать Вторая, отдельное задание.

— Да? — удивилась я.

— Пойдешь, разыщешь башню, о которой мы говорили. Знамя на ней поменяешь, — но только, когда солнце встанет. Справишься?

— Угу, — буркнула я недовольно.

— Дать тебе кого-нибудь в помощь? — предложил коварный Ряха, видя, что я скисла.

— Нет, спасибо, — сразу воспрянула я. — Сама справлюсь!

Уж лучше в одиночку по этим мраморным роскошествам шарахаться, чем в такой теплой компании.

Я взяла знамя, положила его на плечо, и печально поволоклась в дальний конец вестибюля: башня венчала здание, значит, вход в неё был где-то в той стороне. До рассвета времени ещё много, можно искать.

Пока я шла вдоль ряда бесконечных колонн, то поменяла своё мнение о поручении, данном мне Ряхой: скорее всего, он услал меня куда подальше, чтобы не мешала.

Вестибюль кончился к моему разочарованию глухой стеной, на которой угадывались выложенные разноцветной мозаикой панно. В полумраке было не разобрать, что там было изображено, поэтому я повернула обратно, резонно рассуждая, что вход в башенку можно поискать и снаружи здания.

Около двери уже не было ни Ряхи, ни его людей, только кони, привязанные к лестнице, продолжали украшать пол тем, что остается в итоге от съеденного. Но они не просили привязывать их во дворцах и делали лишь то, что обычно. Убитого сняли с коня и положили на холодный пол, прикрыв ему лицо.

Я боком-боком миновала его и с облегчением выскочила наружу.

Путь к башне нашёлся не сразу, сначала я побродила вдоль здания, поражаясь его безлюдности, потом обнаружила на боковой стене лестницу, ведущую на крышу, и стала подниматься по ней, опираясь на копьё, как на посох. И бурча про себя, что у зодчих, возводивших эту цитадель, была какая-то ненормальная страсть к лестницам всех видов и размеров. А может, не у зодчих, может, у заказчиков. Или их вдохновляли горы, как ступеньки, спускающиеся из облаков сюда, в эту долину?

Мысль была интересная, но я поднялась на крышу, и думать, чем руководствовались зодчие в своём творчестве стало некогда — башенка была совсем рядом.

И её обвивала лестница!

Медбрат побери здешних строителей: ежу понятно, что по внутренней лестнице путь получается короче, чем по внешней!

Сжав зубы, я стала подниматься…

Чем выше, тем сильнее дул ветер. И луна была совсем рядом: казалось, протяни копьё — и пощекочешь ей наконечником желтое, как у жареной рыбки, брюшко.

Лестница, похоже, была бесконечной, вилась и вилась. Я уже серьёзно начала опасаться, что рассвет меня здесь и застанет, но всё-таки ступеньки вывели наверх.

Это был старый маяк. Почему-то не действующий сейчас. Внутри башню пронизывал насквозь, до самого основания, колодец. У его жерла был поставлен металлический ворот, — им поднимали топливо на маяк, а смотрители мерили пешком ступеньки лестницы. По ночам здесь жгли костры, далеко заметные с моря…

Около ворота и я села, почти упала, пытаясь отдышаться после подъема.

Луна уже куда-то исчезла, наступил предутренний час.

Отдышавшись, я стала осматриваться, ведь мало было попасть сюда, надо еще и знамя куда-нибудь воткнуть, согласно Ряхиному плану. Чтобы всем стало ясно: наши в городе!

Я приглядывалась и так, и этак — луна убежала совсем некстати. Но наконец нашла подходящую дыру в старом конусе черепичного навеса над верхней площадкой башенки. Прикинула — должно держать.

Осталось дождаться солнца, которое скоро выкатится из-за моря.

Я старалась не думать, что там творится внизу. Уповала лишь на Ряхину практичность. Он человек опытный и знает, что чем меньше крови, — тем устойчивей будет его положение. Если он, конечно, собрался здесь задержаться надолго.

Наконец, рассвело. Солнце вынырнуло из моря, отряхнулось и просияло всем своим ликом.

Сопя, я подтащила тяжелый ворот поближе к нужной мне дыре, развернула знамя, встала на ворот в качестве подставки, держась одной рукой за стропила, и аккуратно протолкнула копьё через дыру наружу, закрепив его конец в балках. Это была не единственная дыра в старой крыше, — просто она была практически в центре конуса. А сквозь другие прорехи можно было рассмотреть, что получилось.

Золотые рыбки, вышитые на багряном знамени, сделали хорошую карьеру: теперь они гордо реяли над городом.