Только звери
- Автор: Джеральд Даррелл
- Жанр: Природа и животные
- Дата выхода: 1996
Читать книгу "Только звери"
Оказалось, что Перри несколько опрометчиво выбрал для бегства переулок, ведущий к площади Святого Марка. Держись он и дальше одних переулков, пожалуй, смог бы уйти от погони, но Перри выскочил, распугивая полчища голубей, на просторы огромной площади, где превосходство Реджи в скорости погубило беглеца. У Большого канала Реджи настиг его и схватил за шиворот. Когда мы, тяжело дыша, прибежали туда же, Реджи тряс Перри, будто куклу, осыпая бессвязной бранью. Конечно, мне следовало бы вмешаться, однако я уже испытал на себе реакцию Реджи на такие попытки и, учитывая непосредственную близость канала, посчитал, что мне больше подходит роль труса.
— Отпустите его, вы, громила! — прокричал герцог, запинаясь от недостатка воздуха.
— Отпусти его, отпусти, отпусти, он совсем слабенький! — визжала Марджери, колотя ладонями по широкой бесчувственной спине супруга.
— Дорогой, это все ты виноват, — тигрицей обрушилась на меня Урсула. — Сделай же что-нибудь!
Не успел я, однако, упрекнуть ее в вероломстве, как Реджи подтянул Перри к себе вплотную, сверля его взглядом.
— Меня тошнит от этого твоего паршивого папаши, и меня тошнит от тебя, — заорал он. — Так, значит, по мнению твоего вонючего родителя, моя жена недоштаточно хороша для тебя, а? Ладно, я вам покажу — вот ражведушь с ней, и можешь брать ее в жены, будь ты проклят!
Площадь Святого Марка — излюбленный аттракцион туристов, посещающих Венецию, а потому вполне естественно, что за нами с великим интересом следила многотысячная и многонациональная толпа.
— Что ты с-с-с-сказал?.. — вымолвил побледневший Перри, по-прежнему сотрясаемый ручищами Реджи.
— Разведусь с женой, и можешь сам жениться на ней, черт бы тебя побрал, — прорычал Реджи.
— Браво! Вот это ход! — донесся из толпы голос какого-то француза.
— Можете не сомневаться, мой сын поступит как положено, — возвестил герцог, переварив слова Реджи. — Как-никак, он учился в привилегированной школе и знает, как следует вести себя джентльмену.
— Но я не хочу жениться на ней, — выдохнул Перри.
— Как? — сказал Реджи.
— Как? — воскликнул герцог.
— Как? — чуть не хором подхватили Марджери и Урсула.
— Странный народ эти англичане, верно? — обратился француз к окружающим его зевакам.
— Я слишком молод, чтобы жениться, — жалобно произнес Перри. — Мне еще только восемнадцать лет.
— Как, ты отказываешься вернуть моей жене звание достойной женщины? — осведомился Реджи, осмысливая услышанное.
— Я не женюсь на ней, если вы это подразумеваете, — с раздражением ответил Перри.
— И должен добавить, что я согласен с моим сыном. Совершенно неподходящая партия, — опрометчиво заявил герцог.
Смерив взглядом лицо Перри, Реджи повернулся к его отцу.
— Говнюки вы оба, — заключил он и, не давая нам опомниться, поднял Перри, словно младенца, и швырнул его в Большой канал.
После чего схватил герцога и отправил его следом. Должен сознаться, мне доставило искреннее удовольствие созерцать редкостное зрелище, когда герцог и его наследник вынырнули на поверхность, отфыркиваясь.
Два карабинера, которые до той поры спокойно, как и надлежит настоящим итальянцам, наблюдали происходящее, решили — с явной неохотой, — что как представители закона и порядка обязаны что-то предпринять. Элегантно, точно два павлина, они подошли к Реджи.
— Пардон, синьор, — заговорил один из них на безупречном английском языке, — у вас какие-то неприятности?
Для Реджи наступил ответственный момент, и я с восхищением смотрел, как он выходит из трудного положения.
— Вы очень любезны, но я не нуждаюсь в помощи, — ответствовал он гордо, хоть и не совсем внятно. — Мою жену соблазнил сын герцога. Я приехал сюда отвезти ее домой, пошкольку мне шдается, что теперь она излечилась от своей безрассудной страсти. Герцог и его сын перед вами — это та странная парочка, что затеяла плескаться в канале. Я не собираюсь подавать на них в суд. Пошли, Марджери, следуй за мной.
С этими словами он взял за руку покорную, растерянную Марджери и проложил себе путь через толпу, оставив меня в обществе мокрого и сердитого герцога с его отпрыском и двух учтивых, но любопытствующих представителей итальянской полиции. Два часа ушло у нас на то, чтобы объяснить, в чем было дело, кто такой герцог, кто такой Перри, кто такой я, кто такая Урсула, кто такие (на случай, если удастся их найти) Реджи и Марджери. Сверх того нам пришлось ответить на всевозможные дополнительные вопросы бюрократической машины, как то — год рождения каждого, не страдали ли наши бабушки куриной слепотой, и так далее. В конце концов, еле держась на ногах от усталости, мы с Урсулой простились с герцогом и его обиженным сыном и наследником, после чего нашли приют в уютном баре на краю площади Святого Марка.
— Милый, ты был просто великолепен, — нежно произнесла Урсула, глядя на меня своими огромными синими глазами. — Отделался от этих ужасных полицейских с таким аплумбом.
— Апломбом, — машинально поправил я.
— Все равно. Я так гордилась тобой.
— Спасибо. Что будешь пить?
— Граффити, если можно. Со льдом.
— Принесите мадам мартини со льдом, — перевел я официанту, — а мне двойной бренди с содовой.
— Я так рада, — сказала Урсула, — что мне удалось решить проблемы Реджи.
— Мне показалось, что он сам с этим справился.
— Нет-нет, дорогой, — принялась объяснять Урсула. — Если бы не я, и не герцог, и не твоя помощь, конечно, Реджи не знал бы, что делать.
— Почему бы тебе не перестать помогать своим друзьям? — спросил я. — Почему бы не оставить их в покое?
— Их никак нельзя оставлять в покое, — возразила она. — Только оставь их в покое, они такого натворят… Послушай, согласись — если бы я не вмешалась, Реджи и Марджери ни за что не поладили бы. В этом случае я сыграла роль катапульты.
— Катализатора?
— Милый, когда только ты перестанешь поправлять меня? Ты просто очарователен, но эта твоя привычка без конца поправлять меня действует мне на нервы.
— Ты в самом деле считаешь меня очаровательным? — удивился я.
— Я всегда считала тебя очаровательным, только не понимаю, какое это имеет отношение к Реджи и Марджери, — торопливо произнесла Урсула.
— Честно говоря, в данный момент мне совершенно безразлично, как сложится будущее Реджи и Марджери. По-моему, они достойны друг друга. По-моему, герцогу и его сыну не мешает найти себе жен, и, подводя итоги всей этой дурацкой истории, хочу сказать, что я приехал в Венецию поразвлечься, а ты прелестная женщина. Так почему бы нам не выбросить из головы этих скучнейших английских мелкопоместных дворянчиков и не поговорить о том, чем мы займемся сегодня ночью… причем предупреждаю, без секса не обойдется.
Урсула порозовела — отчасти от смущения, отчасти от удовольствия.
— Ну, я даже не знаю, — начала она, и я с радостью ждал продолжения. — Я собиралась сегодня лечь пораньше.
Дорогая, ты не могла сделать лучшего предложения! — воскликнул я.
— Ты отлично знаешь, что я подразумевала, — дернула она уздечку.
— Теперь, когда ты решила весь комплекс проблем Реджи, Марджери, Перри и герцога, — возразил я, — почему бы тебе не расслабиться. Приглашаю тебя на безнравственный сексуальный ужин, а потом решишь, где тебе провести оставшиеся два дня в Венеции — то ли в твоем убогом пансионате, то ли в спальне величиной с бальный зал, с видом на Большой канал.
— О-о-о! У тебя спальня с видом на Большой канал… развратник!
— Давай так — ты возвращаешься в свою гостиницу и переодеваешься, я отправляюсь в свою, прослежу, чтобы в моем люксе навели надлежащий порядок, и в половине восьмого захожу за тобой. К тому времени, надеюсь, ты успеешь решить, стоит ли поменять твою жалкую обитель на одну из роскошнейших спален Венеции.
Ужин удался на славу, и Урсула была в ударе. Когда дошла очередь до кофе и бренди, я спросил, надумала ли она переменить жилье.
— Милый, ты романтичен, — игриво сказала она. — Совсем как Пасадубль.
— Кто? — удивился я.
— Ну, ты знаешь, тот великий итальянский любовник.
— Ты хочешь сказать — Казанова?
— Милый, ты опять меня поправляешь, — холодно заметила Урсула.
— Извини, — сказал я покаянно, — мне страшно лестно, что ты считаешь меня таким же романтичным, как Пасадубля.
— Ты всегда был по-своему романтичен, — сообщила она. — Скажи, твоя спальня в самом деле такая большая и из окна действительно видно Большой канал?
— Да — на оба вопроса, — горестно произнес я. — Должен, однако, сознаться, мне было бы куда приятнее, если бы для тебя мое личное обаяние было важнее, чем размеры и расположение моей спальни.
— Я же говорю — ты романтичен, — пробормотала Урсула. — Почему бы нам не отправиться в твою гостиницу, выпить по рюмочке и посмотреть на твой люкс?
— Блестящая идея, — горячо подхватил я. — Пошли?
— Милый, это не романтично. Лучше поплывем.
— Конечно, — сказал я.
Урсула предпочла катеру гондолу.
— Понимаешь, — она вздохнула с наслаждением, — я всего четыре дня как в Венеции, и каждый вечер выбирала гондольера.
— Никому не говори, — ответил я, целуя ее.
В пышном белом платье она была так хороша, что даже гондольер (деловой и циничный представитель млекопитающих) был восхищен.
— Милый, — сказала Урсула, принимая театральную позу в свете фонарей на пристани, — я уже предвкушаю наш роман.
С этими словами она шагнула внутрь гондолы, сломала каблук и плюхнулась в Большой канал. Зная, что она плавает, как выдра, я мог бы ограничиться минимумом джентльменских усилий, чтобы помочь ей выбраться из воды, однако пышное платье, намокнув, обмоталось вокруг ног Урсулы и потянуло ее на дно. Волей-неволей пришлось мне сбросить пиджак и ботинки и нырять следом за ней. В конце концов, не в меру наглотавшись воды, я сумел подтащить ее к берегу, где гондольер помог поднять ее на пристань.
— Милый, ты так храбро меня спас… Надеюсь, ты не очень промок, — выдохнула Урсула.
— Самую малость, — ответил я, подсаживая ее в гондолу.
Когда мы доплыли до гостиницы, ее била дрожь, и я велел ей принять горячую ванну. Когда она вышла из ванной, у нее поднялась температура. Сколько она ни твердила, что все в порядке, я настоял на том, чтобы она легла в постель в моей просторной спальне. К полуночи температура поднялась настолько, что я встревожился и вызвал врача — сердитого сонного итальянца, явно не знакомого с клятвой Гиппократа. Он дал Урсуле какие-то таблетки и заверил, что она поправится. На другой день я отыскал приличного врача и услышал от него, что у Урсулы воспаление легких.
Две недели я преданно ухаживал за ней, пока медики не посчитали, что ей можно ехать домой. Я проводил ее в аэропорт. Когда объявили посадку, Урсула обратила на меня полные слез, огромные синие глаза.
— Милый, это был такой чудесный роман, — сказала она. — Надеюсь, ты со мной согласен.
— Я ни на что не променял бы эти дни, — ответил я, целуя ее теплые губы.
Даже Пасадубль, сказал я себе, не мог бы проявить большего такта.