Мои

Мой Пушкин

«НЕ МОГ ПОНЯТЬ ОН НАШЕЙ СЛАВЫ…»

Переводной Пушкин напоминает раскопанную археологами и выставленную для обозрения статую бога. Еще есть игра линий, рельефность мускулов, но нет главного — трепета перед божественным.

Перевод — фильтр. Жидкость просачивается, гуща остается. Что же такое — сакральная гуща Пушкина, которой русские вот уже без малого два столетия пытаются поделиться с миром — и не могут?

Сделать невозможное — перевести «Евгения Онегина» — было по плечу, пожалуй, лишь Набокову, но даже его постигла неудача. Неудача счастливая, потому что мир имеет теперь четыре тома подробных комментариев к каждой строке пушкинского романа. Комментарии у западного читателя есть, Пушкина — нет.

Пушкин — это рождение культурного героя, дающего правила поведения пробуждающейся нации.