Голос Вселенной 1991 № 11

Проклятый

Мы публикуем фрагменты из фантастического детектива «Западня». Эти главы не вошли в книгу, они были выброшены внутренней цензурой. Сейчас мы имеем возможность предложить их Вашему вниманию.

Художник Леонид Швецов

Память раскатистым валом ударила в голову – он даже покачнулся, чуть не сдвинулся с места, будто удар этот был материальным, весомым. Точно так его ударило тогда-ударило первым шквалом пламени. Спас скафандр. Но вторым шквалом его сшибло с ног, завертело, закрутило, словно в водовороте. Он не сразу сообразил, что это Неживые! Никто иной и не мог бы действовать с такой решимостью и жестокостью, только они! Он успел выхватить аннигилятор за шлюзовой мачтой, когда его перестало вертеть и крутить – первым же залпом сжег ближайшего Неживого, лишь капелька расплавленной брони стекла на мёталлопластиковую обшивку космокрейсера. Но трое других не остановились, они летели на него мертвыми, запрограммированными убийцами, даже не отдавая себе отчета в том, что вершат. У Гуна перехватило горло. Он скосил глазодин из непосвященных валялся в обмороке, разбросав руки, другой вжимался в обшивку, будто надеялся протиснуться сквозь нее. Слизняки! Жалкие твари! И чего ради он связался с ними! Черная злоба переполняла его, рвалась наружу.

– Остановись!!! – проскрежетал кто-то невидимый сверху.

Гун не сразу понял, что это телепатемма. Он лишь встряхнул головой. И сжег еще двоих убийц. Третий выбил у него из руки аннигилятор. И бронированным кулаком ударил в челюсть. Опять спас скафандр, точнее ридороиридиевый шлем – без него лететь бы Гуновой голове в темноте Пространства крохотным ребристым астероидом!

Он рухнул на спину, ударился затылком. Сверху, из мрака беззвездного неба, спускались три космокара с гипнолокаторами. С такими штуковинами шутки были плохи – через две-три минуты их работы сгорали любые, даже самые надежные экраны. Но Гун не собирался превращаться в безвольную скотину. Он бросился к люку. И снова его сбил с ног Неживой – на этот раз он ударил в грудь. Ствол огнемета, нацеленный на Гуна, стал подниматься. Нет! Они не имеют права его убивать! Никто не мог дать такой команды Неживому! Бред! Наваждение! Гун вскочил на ноги… он понимал, что все равно не успеет, но надо же было что-то делать!

– Остановись!!! – прогрохотало еще раз.

– Нет! – процедил Гун.

Все уместилось в долю секунды. В ту же долю уместилось и вовсе необъяснимое – один из непосвященный, тот, что лежал, будто дохлая личинка кабарза, извернулся, подпрыгнул и ударил ногой в ствол огнемета. Неживой не пошевельнулся, не дрогнул – да только шквал пламени пронесся чуть левее, почти не задевая Гуна. И секундной передышки хватило, настало время ответного удара. Гун знал слабые места Неживых – его окостеневшие, окаменевшие пальцы вошли точно под нижний раковинообразный створ шлема и погрузились в липкую студенистую мякоть, мозг Неживых был на редкость беззащитен, создатели не слишком заботились о сохранности бронированных титанов, да и мало кто мог приблизиться к ним на расстояние вытянутой руки, это было за пределами возможностей живых и Нерожденных.

Гуна отбросило словно взрывной волной. Он не почувствовал толчка, столь тот был внезапен и силен. И только руку пронзило острой болью. Но еще не коснувшись телом обшивки крейсера, он увидал, как рухнул замертво Неживой, забился в агонии, конвульсивно сжимая и разжимая огромные лапы, вздрагивая поочередно всеми четырьмя суставчатыми телескопическими ногами, извергая из прорези пасти искусственную пенистую кровь.

– Остановись, безумец!

– Нет!!! – завопил Гун, стервенея. – Нет!!!

Он бросился было к непосвященному. Но застыл на месте. То ли гипнолокаторы начали действовать, то ли еще что случилось… Он увидел, как из разодранного примитивного скафандра непосвященного вытекает розоватой массой его плоть. Это было гадкое зрелище, такая плоть могла быть только у слизняка. Гун отвернулся. Ему было нехорошо. Но ведь этот несчастный только что спас его, дал секундную передышку! Он подхватил второго подмышку, кинулся к люку, сунул палец в приемно-пропускное отверстие… и они провалились в еще большую темноту, чем была снаружи.

Гун понял – он все окончательно испортил! Он мог еще отвертеться, там, наверху – мало ли что бывает, ну, сошлись случайно пути его, непосвященных и Неживых! Теперь поздно, все поздно! Он попался! Его не простят!

Он взвыл, стервенея еще больше, почти до безумия, почти до потери отчета и самоконтроля. Непосвященный глядел на него сквозь запыленное стекло испуганными округленными глазами. Он тоже все понял!

– Ну чего молчишь?! – проскрипел Гун. – Чего ты молчишь все время?! Неужели не доходит, куда ты попал, слизняк?! Это не ваш мир! Ты думал, вас здесь ждут с распростертыми объятиями, что с вами готовы поделиться знаниями, опытом, помочь избежать вашим хилым сообществам ошибок, быстрее стать настоящей цивилизацией?! Глупость! Какая глупость! Вселенная – это смерть! В ней нет благодетелей! В ней есть истребители! Понял?!

Он ударился о переборку и выронил непосвященного, пнул его с досады ногой. Тот откатился, скрючился.

– Сейчас ты все поймешь! – как-то уныло, неожиданно тускло проговорил Гун.

И на самом деле, отворилась невидимая дверь, высунулся гибкий биоманипулятор, зацепил непосвященного за щиколотку, потянул на себя.

– Все! – вслух произнес Гун. До него только теперь дошло в полной мере, что случилось невозможное, то, чего боялись все и всегда – он стал Проклятым. Стал! И теперь всегда им будет, никто и ничто не сможет снять с него этого клейма – ни до смерти, ни после нее.

– Прощай, слизняк, – проскрипел, пытаясь изобразить на лице улыбку. Клыки щелкнули о нижние хитиновые пластины, по телу пробежала дрожь.

Сразу стало светло. Даже стены и переборки стали прозрачными. Гун присел у крайней, положил руки на колени, уперся в шипы. Потом резким движением скинул шлем, только отходные пружины зазвенели. Вдохнул полной грудью. В воздухе пахло гарью… и чем-то сладковато-противным.

– Прощай! – еще раз проговорил он.

За прозрачными переборками биоманипуляторы обрабатывали непосвященного. Прежде, чем распылить наглеца, надо было изучить его, заложить все в машинную память, передать в коллективный разум – может, и пригодится когда-нибудь, ведь Система должна знать все!

Тончайшие щупальца манипуляторов сдирали с жертвы кожу, слой за слоем, полупрозрачными пленочками. Обрывки скафандра уже лежали внизу, в шипящей дезинфецирующей жидкости-та их разъедала, растворяла и тут же принималась за клочки кожи. Потом щупальца добрались до мяса, до его волокон, принялись неторопливо вытягивать их, разминать, иссекать… Гун видел как извивался, дергался непосвященный, как рвал рот в жутком крике. Но ни звука не доносилось из лаборатории.

Когда дело дошло до костей, Гун отвернулся. Он не был сторонником вивисекторов-исследователей – что могло дать изучение одной жалкой, примитивной жертвы, случайно забредшей к коллапсару? Ничего! Абсолютно ничего! Система и так знала все! Система была владычицей Пространства!

По инструкции он должен был их уничтожить задолго до появления Неживых, задолго до провала космокрейсера в Дыру. Понадеялся на удачливость, на то, что периферийные биотрансляторы ставились еще полторы тысячи лет назад, поистрепались, устарели, могли и не нащупать чужих особей… Не вышло!

Теперь поздно сокрушаться, за минутные слабости надо платить. Но собратья! сородичи! и-эх! они спустили на него свору Неживых, как спускают свору такургов на выслеженного и поднятого из каменной берлоги шестикрылого ургвара, дикого и злобного зверя. Ни капли жалости! ни капли сострадания! Гун улыбнулся, смахнул с нижнего рубцевидного гребня зеленую слезинку, выкатившуюся из-под морщинистого века. Нет, не надо размякать, не надо! Он бы сам не стал жалеть преступника, он сам бы первым швырнул камень в Проклятого, попадись только… И кто мог подумать, что так обернется. А все это проклятая недужная страсть к размышлениям, философствованиям, к поэзии и музыке! Ведь это болезнь, самая настоящая страшная болезнь-чуть запустишь, и она перерастает в хроническую изъедливую хворобу, прогрызает черепную коробку, забираетсяв мозг, парализует его, размягчает… и ты уже сам не знаешь, кто ты, что с тобой, кто твой собрат, а кто враг, кто смотрит на тебя и оценивает, а кого надо на распыл – сразу, без промедления!

Со слизняком покончили. Розоватые останки пузырились в мутной жидкости, вздымались перышками уже не гибкие, застывающие волокна, плавал на поверхности круглый бессмысленный глаз – усеянное прожилками стеклянистое яблоко, только зрачок темнел пуговичным пятном, клок сырых волос прилип к прозрачной переборке – волосы шевелились, будто живые. Но это был обман, их просто разъедало каплями дезинфикатора. Еще немного-в лаборатории ничего не останется. Биоманипуляторы уже втянулись в пазы…

А Гуна никто не трогал.

Он сидел в прострации, не пытаяь убежать, не делая попытки привстать. Ему казалось, что он проснулся – вот-вот, только что.

И все же он жив! Его пока не убили! И не посмеют убить! Они не смогут совершить этого! Одно дело, если бы его придавили во время погони Неживые, сожгли, бы изувечили – тут ничего не скажешь, всякое бывает. Но теперь, когда обо всем знает вся Система, когда он в ловушке, когда он беззащитен – нет, не выйдет! они не посмеют! А Условное Умертвление?! Ну что ж, когда это еще будет! Ведь не сразу же! Ведь дадут же какое-то время!

– Тебе надо приготовиться! – проскрипело старчески. Гун вздрогнул.

Под сводами вспыхнуло вдруг зеленоватым дрожащим светом огромное, увеличенное телеголограммой лицо Верховного Судьи – высохшая маска с запавшими бусинами пустых немигающих глаз. Носовой рогоклык у Судьи был совсем стертым от старости, и это придавало лицу почти детское выражение.

– Да, Проклятый, пора!

Что происходило потом, сколько пролетело или промелькнуло времени, кого он видел, с кем говорил, Гун уже не помнил. Он знал только, что Система работает безотказно, и что бы ни случилось, конец будет один, нечего предаваться иллюзиям.

Лишь на короткое время он отрешился, забыл про все, Это было грезой, а может, и реальностью, не разобрать. Но это было. Рассеялась, будто ее и не было, внутренняя стена, ушел вверх свод потолка-переборки – это жилой сегмент космокрейсера сняли с трассы и перебросили через сверхпространственные структуры к Ядру Системы, к Центру Мироздания. Все произошло мгновенно. Но Гун удивился вдруг, будто был не зрелым обитателем этого мира, а мальцом, только что вылупившимся из гидрояйца. Ему хотелось верить в невозможное, и он верил. Где-то вдалеке холодным крутым боком сверкнул саркофаг. Уже готов, уже подвели, позаботились! В голове мельтешили путанные обрывочные мысли.

Но они разом пропали, когда из тягучего сжиженного воздуха внутренней сферы сегмента сконденсировалась она – Анха.

Гун даже глаза прикрыл. Он не ожидал эдакого снисхождения. И снова слезинка побежала по чешуйчатой щеке.

– Тебя все ненавидят! – вместо приветствия заявила Анха и сощурила желтые прозрачные до самого внутреннего темени глаза.