Разное

Извините, что длинно и бессвязно.

Ваша А.

26 июля 2014

Дорогой Иван Семенович,

Извините меня за предыдущее письмо – получилось как-то по-хамски и резко. Пытаюсь загладить неловкость и объясниться: этот, скажем так, полемический тон связан, видимо, с тем, что мне все время приходится объясняться с сотрудниками и сторонниками «Манифесты», которые обижены моей критикой и поддержкой бойкота (я должна была участвовать в одном из перформансов публичной программы, что предполагало получение гонорара, но отказалась, увидев, во что превратилась «Манифеста»). Главная претензия – или главный вопрос – ко мне состоит вот в чем: разве искусство обязано быть политическим?

Конечно, нет, искусство никому и ничего не обязано. Более того, мне всегда больше импонировало искусство политическое не в лоб (хотя не могу не признать, что такие вещи, как «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков» или «Хуй в плену у ФСБ», производят на меня сильное впечатление, – особенно, естественно, первая), а более тонкое, что ли. Проблема в том, что «Манифеста» – это что-то вроде журнала «Вопросы художественной политики», странно открыть свежий номер и узнать, что он весь про бабочек. И я думаю, «Манифеста» могла бы состоять из тонкого политического искусства, но его там почти что и нет, а выставка по большей части наполнена коробками с засушенными бабочками, между которыми вкраплены мгновенные (журналистские скорее, чем художнические) реакции на острые политические вопросы. Ничего страшного, что тонкое политическое искусство поймут не все 100 % зрителей – я вот тоже не понимаю теорию относительности, но ведь ей от этого не стало хуже. Что же до тонкого политического искусства – думаю, очень многое сегодня отвечает этому определению, а не только такие откровенно «политические художники», как Ай Вэйвэй. Более того, скажу Вам, что и Ваше искусство мне представляется совсем не далеким от политики. Я имею в виду не социальную историю неофициального искусства в СССР, когда все, что не соответствовало вкусам и не вписывалось в пределы понимания идеологов и руководителей СХ, автоматически оказывалось «антисоветским». Я имею в виду Вашу работу с метафорой «картина – окно в мир», ее деконструкцию, что было не просто «формальным» (согласна с Вами, что нет формы без содержания), но именно смысловым подрывом «эстетических устоев», а где подрыв эстетических устоев – там и подрыв всей общественно-политической конструкции, как красноречиво доказывает Борис Гройс. И я легко могу себе представить Вас и Герхарда Рихтера – деконструктора другой важной метафоры, «картина мира» – рядом на одной «политической» выставке с какой-то умной, тонкой программой, посвященной смене эстетических парадигм в послевоенной Европе. Рихтер есть на «Манифесте», но он там ни к селу ни к городу.

Опять вышло длинно и путано, извините еще раз, всего самого доброго,

Аня

26 июля 2014

Дорогая Аня, не нужно извиняться – все нормально. Просто после первого письма мне показалось, что мы с Вами говорим о разных вещах. Вы писали о Манифесте, рассматривая ее в свете политического искусства, я же писал о позиции, ситуации отдельного художника, и как это выглядит со стороны. Я не подвергаю сомнению искренность и честность каждого такого художника, но со стороны и с точки зрения действенности такого искусства – это часто выглядит спекулятивно и довольно фальшиво. Особенно когда это присваивается, потребляется (и обесценивается) истеблишментом, и когда видишь такие документы, как фото голой вьетнамской девочки на дороге или фото с первой страницы «Новой газеты» с жертвой «Боинга».

Когда Вы пишете в последнем письме с точки зрения расширенной, то невозможно не согласиться. Но ведь, скажем, в работах Барбары Крюгер важны не наивные слоганы, а введение агитационного плаката в сферу искусства. А зачем тогда политический/социальный посыл? И примеров море.

Извините меня тоже – весь этот сумбур нужно бы сформулировать, подобрать примеры и т. д. – пока это, скорее, смутное ощущение.

Спасибо за уточнения

Удачи.

Ваш И.

7 января 2015

Дорогая Аня!

Хочу поздравить Вас со всеми прошедшими и наступающими праздниками.

Здоровья, удачи и успехов!

Пишу это в форме ответа на Ваше послание потому, что хочу добавить несколько слов как раз по поводу нашей переписки.

Я, видимо, был в прошлый раз недостаточно внимателен и говорил только о своем понимании политического искусства и отношении к нему. Сейчас, перечитав это Ваше письмо, то, что Вы пишете об имперскости эрмитажных выставок и, действительно, понимая сам Эрмитаж в целом как символ имперскости, иначе читаешь Ваши слова о невозможности выставки в нем «чистого искусства». Такая выставка будет беззубой, нелепой и, в худшем смысле, буржуазной (потребительской?).

Так что извините: был несколько «офтопик».

Еще раз желаю Вам самых больших удач!

Ваш И.

11 января 2015

Дорогой Иван Семенович,

Большое спасибо – и Вас с прошедшими, счастья и удачи во всем! Простите, что отвечаю не сразу – жила без интернета, не то чтобы готовлюсь к грядущему отключению России от глобальной сети, а просто так получилось. Жизнь без интернета, оказывается, куда приятнее – появляется время на книги.

Всего самого доброго,

Ваша А.

12 марта 2016

Дорогая Аня,

Давно хотел у Вас спросить, но как-то руки не доходили. Летом попался мне на глаза в ленте Л. Кашук баннер в Гараже с названием «Генеалогическое древо современного русского искусства». Как Вы думаете, можно представить в каком-нибудь немецком музее такое полотнище с огромными буквами БОЙС, и далее, помельче, скажем Рихтер или Польке и мелким шрифтом остальная шелупонь? Или в Метрополитен – «Ген. Др. Ам. Иск.» с Ворхолом at the top, опять же огромными буквами, а всякие Джонсы, Смитсоны и прочие Де Кунинги и Ньюманы, Кунсы и Воллы, имя им легион, мелким шрифтом? Как бы к этому отнеслись коллеги составителя и художники?

И название – «Генеалогическое древо…» Значит ли оно, что Рогинский и Злотников, Чернышев и Булатов, Чуйков и Соков, Янкилевский и Кулик и т. д., все произошли от этого мощного корня? Или, может, от Монастырского? Неужели?

Все это отдает таким махровым совком с его табелью о рангах: народный, начальник, заслуженный, выдающийся, пахан, бугор, заметный, видный и прочие шестерки. Мне кажется, это абсолютное непонимание того, как живет искусство.

Каждый волен создавать свою иерархию, но выдавать это за научное «исследование»?!

И никакого волнения в ФБ по этому поводу. Или я чего-то не понимаю.

Я тогда в ленте Кашук оставил коротенький коммент. Никакого отклика, но, вероятно, было слишком поздно – никто его уже не увидел, и вообще, тема ушла из сферы внимания.

А что Вы об этом думаете?

Ваш И.

13 марта 2016

Дорогой Иван Семенович,

Я видела это «Генеалогическое древо» в «Гараже», но не видела публикации в фейсбуке и Вашего комментария – иначе бы ответила. Совершенно согласна, что это махровый совок, но не только он. Это, конечно, долгий разговор, но, если в двух словах, тут сошлись два комплекса неполноценности, один – гаражный, другой – общероссийский.

Про гаражный – все более или менее понятно. Там, не считая американского куратора Кейт Фаул и еще пары человек на особом положении, сложилась молодая и во многом очень непрофессиональная команда, собранная не по принципу профпригодности, а по принципу лояльности к директору «Гаража». Над ними посмеиваются – они обороняются как могут. Отсюда этот пафос, у них все – «исследование» и «научная наука». «Древо» «исследовали», насколько я помню, юные сотрудники «научного» отдела Саши Обуховой – не знаю, есть ли там искусствоведы и историки, вроде бы нет. Саша Обухова, жена Никиты Алексеева, продала «Гаражу» свой архив (материалы по истории неофициального художественного процесса, начиная с «апт-арта», чему они с Никитой были свидетелями и участниками), но не просто продала, а с условием, что на базе этого архива будет образован какой-то «научный отдел». Это был грамотный ход – они продолжают собирать архив и библиотеку по современному искусству, делают неплохие конференции, за что им огромное спасибо, но им непременно надо подгонять все это под «научную науку». Возможно, тут еще и личные комплексы Саши. По рассказам Ани Романовой, когда они с Сашей, молодые девчонки, пришли в Третьяковку, им всякие доктора советского искусствоведения с высоты своего докторства объясняли, что все, чем они занимаются – от Рогинского до Осмоловского, – не искусство, что нет научных методов для изучения этого мусора и т. п., произнося при этом умные и совершенно пустые слова из арсенала советской эстетики, а у них не было слов из другой эстетики, чтобы ответить.

Что же касается общероссийского комплекса – я в последнее время смотрю на все через призму «Внутренней колонизации» Александра Эткинда, она мне, как кусочек зеркала Снежной королевы, в глаз попала. В отношении искусства это состояние выражается в невероятной смеси ощущения своей неполноценности с манией величия: эта такая навязчивая идея все время доказывать, что, начиная с эпохи петровского культурного импорта, мы, хоть и учились на Западе, ничуть не хуже, а даже и лучше, страдать от того, что не признаны у них там – в мире учителей, и еще больше напирать на собственную всемирно-историческую значимость. Любовь к рейтингам и ранжирам с этим тоже отчасти связана: а кого мы противопоставим ихнему – Давиду, Моцарту, Лейбницу? Лосенко? Бортнянского? Ломоносова? Обязательно надо, чтобы вышел кто-то один на один – впятером супротив Моцарта нехорошо. И наш тутошний Ломоносов всенепременно должен быть внесен в тамошние анналы – отсюда Кабаков в этом «древе» в роли Авраама. Поэтому мы все меряем этими великим – имперским – аршином, поэтому у нас «столицецентричная» история искусства – локальных гениев не признаем, только всемирно-исторических – держим планку что есть мочи! А в «провинции», в свою очередь, – страсть гиперболизировать роль локальных гениев – вполне по столичным образцам, доказывая, что они были раньше столичных, а столичные все уворовали. Само слово «гений», мне кажется, исконно русское – латиняне у нас позаимствовали!

Так была сделана (кстати, той же Сашей Обуховой) выставка про сто лет (!) российского перформанса: 1) в ответ на американскую про сто лет мирового перформанса (вернее, «американский» перформанс начинался в 1960-е, но у него была предыстория) – поэтому там, где у американцев в 1930-е Black Mountain College, откуда вышли Кейдж и Каннингэм, у нас – сталинские спортивные парады; 2) с полным презрением к немосковским историям – поэтому на выставке не было Русского инженерного театра «АХЕ», школы Юрия Соболева в Царском Селе, старика Букашкина с его «Картинником» – это ж не в Москве. Так была сделана и распрекрасная выставка Серова в Третьяковке: великий художник, ровня Мане и Климту (побойтесь бога – в чем ровня и зачем вообще ровнять?) – вона какая очередь, вона как двери в музей выломали. При этом знаете, что больше всего поразило меня на той выставке? Не Серов – я почти все это видала живьем и раньше. Поразил раздел документов – я просто не представляла, сколько книг – альбомов, монографий, мемуаров – о Серове было издано с конца 1920-х по 1950-е. Серов – главный художник сталинского времени (не Репин, которого так и не удалось выманить из Финляндии). Вот бы и задаться вопросом: почему так? О чем это нам сегодня говорит? Может, очередь эта на Серова стоит не от метро, а от 1932 года? Но где там – не хуже Мане, не хуже Климта.