Подлая крыса

Алексей Филиппов. Подлая крыса

КРЫСА

Солнце медленно сваливалось в таинственный омут морозного тумана. Серый сумрак окутал мощные стены старинного форта. До начала рождественского всенощного бдения оставалось чуть больше трёх часов. В форте осталась только дежурная смена, а остальные еще в полдень уехали в город – готовиться к празднованию Рождества Христова. За старшего в дежурной смене был доктор Луговской – человек пожилой и одинокий. Праздников он давно уже не любил, а потому всегда в дни всеобщей радости оставался в тишине, охраняемой мощными стенами форта. Вместе с Луговским остались: жандармский ротмистр Назаров, два фельдшера, конюх и три санитара. Назарову, как говорится, сам бог велел в праздничную ночь дежурить. Всем же известно, что люди в праздники часто склонны к разным глупостям, а ворогу злому только того и надо. Вот потому Иван Петрович Назаров уже многие годы в праздничные дни всегда на посту, да и в будние дни он редко в городе бывает, разве, по делу какому очень важному. И никогда ротмистр не ропщет на тяготы своей очень непростой службы. Остальные же из дежурной смены в душе своей несомненно роптали, потому как оставили их в форте на праздничную ночь за какую-то провинность или же по жребию. Тут уж, как говорится, хрен редьки не слаще. Правда, из двух фельдшеров – только один останется в форте на всю ночь, второй должен помочь выдать препарат и с санным поездом отправиться в город.

Санный поезд, состоящий из трёх саней-розвальней, должен был приехать по льду замёрзшего залива ещё перед полуднем, однако где-то он задержался. В форте его ждали, но ждали по-разному. Санитары с конюхом, относились к подобному ожиданию спокойно и почти безразлично: особо не хотелось в предпраздничный вечер таскать с верхнего этажа вниз тяжёлые корзины с флаконами сыворотки, а с другой стороны – куда денешься: все здесь люди подневольные, чего скажут, то и делать надобно. Совсем по-другому ждали сани в фельдшерском пункте: высокий молодой человек не отходил от окна, вглядываясь в сгущающийся сумрак, и нетерпеливо приглаживал ладонью черные чуть вьющиеся волосы. А его товарищ, то и дело потирая веснушчатый нос, расставлял шахматные фигуры и болтал, не умолкая ни на минуту.

– Чего ты всё смотришь? – спрашивал он, поправляя цепь готовых к сражению пешек. – Приедут сейчас. Приедут. И поедешь ты от лошадей постылых к своей зазнобе ненаглядной, а вот мне здесь ещё неизвестно сколько безвылазно куковать. Чего хочешь отдал бы, только б сейчас в город поехать… Праздник же завтра… Обидно… Все веселиться будут, а мы, словно проклятые… Крысы в клетках и те лучше нас живут – они думать не умеют, а только жрать гораздые. Говорят, в Маньчжурии вспышку чумы обнаружили, сейчас санитарный поезд на восток формируют, а потом сразу ещё один начнут готовить, так что я из лаборатории до весны не выберусь. Давай поменяемся! Хочешь, я тебе десять рублей дам? Не хочешь? Конечно, какой же дурак захочет. Иди, сыграем партию…

Они стали играть. Закурили. Сами игроки на запахи не обращали ни малейшего внимания, но, если бы кто-то сейчас вошёл сюда со свежего воздуха, то он непременно бы поперхнулся от странной смеси ароматов лизола, одеколона "Цветочный" и дыма папирос "Константинопольские". Молодые люди, так увлеклись игрой, что не заметили приезда долгожданного санного поезда.

Когда чуть смущенные фельдшеры выбежали к воротам форта, здесь уже "томились" санитары в ожидании приказаний, конюх о чём-то шептался с двумя возчиками, а какой-то чернобородый мужик трогал за рукав ротмистра Назарова.

– Тут вот ветеринар Драгунского полка, – заручившись вниманием жандарма, вытащил мужик из-за пазухи большой серый конверт, – велели начальству вашему передать… Они намедни сюда лошадей пригнали да чего-то тогда напутали… А в конверте, сказывали, что всё поправлено… Чин чином, как говорится… Вы уж начальству-то передайте. Очень ветеринар просил…

– Сейчас же передам дежурному врачу, – кивнул ротмистр, принимая пакет. – А чего долго так не ехали?

– Ай, – махнул рукой бородач, – сначала подпруга у Федьки лопнула, потом старшой наш – Григорий после поминок забузил да с будочником подрался, пока вязали его… Здоровый он – Григорий Семёнович… Как бык трехлеток здоровый…

– А чего не поделили? – вскинул глаза на возчика Назаров.

– Выпил Григорий Иванович крепко, вот и…, – усмехнулся бородатый возчик и стал рассказывать о подробностях драки. Санитары сгрудились вокруг рассказчика и слушали, чуть приоткрыв рты.

– Чего встали?! – зло прикрикнул на санитаров фельдшер Поплавский. – Сено сгружайте, а потом наверх в лабораторию бегом. Препарат из кладовки забирайте! Да пошевеливайтесь, пока не стемнело совсем. Санитары вздохнули, переглянулись и принялись за дело. Закипела работа…

– Не трясите так! – уже в который раз кричал Поплавский грузчикам. – Сколько раз говорить можно! Неужто не понимаете?!

Фельдшер сердился, хрипел и даже ногами топал, но санитарам – всё как с гуся вода. Они, особо не спеша, таскали со второго этажа на пристань корзины, в которых иногда позвякивали флаконы с противочумной вакциной. Флаконы эти были уложены в коробки, коробки переложены ветошью, но фельдшер всё равно очень волновался за сохранность содержимого флаконов. Эти флаконы ждал на станции поезд, чтобы поскорей отвезти их в Маньчжурию. Высока цена вакцины – тысячи жизней спасёт она от чёрной смерти. На втором этаже форта как раз и находилась лаборатория, где вакцину готовили из крови переболевших чумой лошадей. Корзины с вакциной грузили на сани, стоявшие на льду у пристани. Зимой промерзшая заиндевевшая пристань скучала без дела и с изрядной долей презрения взирала на усталых лошадей, подбирающих со льда клочки серого сена.

– Не трясите! – кричал Поплавский, то и дело, хватая себя рукой за горло.

– И чего разоряется? – бубнил себе под нос санитар Кузьма Федотов. – Будто без него не знаем, как нести надо. Не в первый раз, чай…

– Чего-то случилось, – со вздохом отозвался напарник Кузьмы конюх Филипп Ерошкин. – Обычно он спокойный, а тут вон как горло дерёт. Может, власть почуял? Власть она всегда против народа простого изгаляется…

– Твоя правда, Филя, – шмыгнул носом санитар и стал обкладывать поставленную на сани корзину соломой. – Ну, ничего, мы скоро всем прихлебателям устроим весёлую жизнь. Мы теперь битые, а, стало быть, и умные… Ничего…

А Поплавский продолжал надрываться и изводить работников незаслуженными упрёками.

Когда санитары принесли ещё корзины, Федотов "прицепился" к санитару Ганину – угрюмому парню с кудлатой головой, красным носом и светло-васильковыми глазами.

– Слышь, Анисим, – подмигивал Кузьма парню, – а сегодня к тебе во сне богородица приходила? Чего на этот раз сделать она велела? С бабами не якшаться али по большому не ходить? Расскажи…

Анисима Ганина в форте все считали человеком старательным, но недалёким и мнительным. Один раз он рассказал товарищам, что к нему во сне приходила богородица и не велела больше пить горькую, а он её не послушался, от чего теперь постоянно очень страдает. Рассказал всё это Ганин по простоте души своей, а Кузьма Федотов, который ради красного словца не пожалеет и отца, теперь при каждом удобном случае всё подковырнуть Анисима норовил. Вот и сейчас завёлся балабол…

– Кончай, Кузя, к человеку цепляться, – Решил вступиться за своего напарника Егор Санин. -

Чего он тебе?

– А тебе чего? – Федотов остановился, снял рукавицы и стал сморкаться, презрительно глянув на Санина. – Я тебя трогаю? Ишь, правильный какой!

– Федотов! Санин! – подбежал к санитарам Поплавский, – а ну прекращай болтовню! Чего встали?! Быстрее грузите! Быстрей! Да, осторожней, черти полосатые…

Притих фельдшер только тогда, когда санитары поставили на сани последнюю корзину. Теперь уже без крика Поплавский стал проверять, как стоят корзины на санях, и, судя по отсутствию сердитых криков, проверкой он остался доволен, но о чём-то задумался, глядя: то на огни далёкого города, но черные стены форта.

– Ну, чего, – подошёл к Поплавскому бородатый возница, – поедем мы, что ли? Тёмно уж, а я обещал бабе в храм сегодня вечером вместе пойти. То вас-то кто с нами?

– Подожди, – Поплавский потёр пальцами виски и побежал к полуоткрытым воротам.

Сперва возчики ждали, молча, потом стали потихоньку роптать в пол голоса, а, ещё чуть погодя, уже вовсю разошлись.

– Поехали! – махнул рукой старший возчик. – Нам ещё на железную дорогу всё сдать надо. А если этим чего понадобится, так я через три дня им опять фураж привезу, тогда всё и исполню.

Возчики сразу же взялись за кнуты, лошади заржали, переступая с ноги на ногу, и потащили тяжелые сани по укатанному снегу. И только развернулись, только выехали на прямую дорогу, из ворот выбежал молодой человек. Он догнал последние сани и уселся рядом с возницей, засмеялся и стал потирать руки, будто счастливый игрок, собиравшийся забрать со стола огромный выигрыш.

Игнат Григорьевич Луговской сидел за своим столом и думал – как бы подоходчивей прочесть санитарам проповедь о недопустимости пьянства во время праздничного дежурства.

– Одну – две чарки в праздник выпить не грех, – еле слышно диктовал самому себе Иван Григорьевич, – а вот меры не знать, так страшнее греха и не бывает. Ещё древний философ Демокрит говорил: надлежащая мера во всём – есть самое прекрасное в жизни. И в Писании о мере немало сказано…

Никого из посторонних в форт не пускали, даже священникам сюда вход был закрыт, поэтому начальник особой лаборатории всегда поручал проводить богослужения именно Игнату Григорьевичу, и Луговской неплохо в этом деле поднаторел. Сегодня он решил сперва прочитать дежурной смене рождественскую молитву, затем молитву на здоровье, а напоследок сказать небольшую проповедь о делах насущных. Проповедь Луговской записывал на листе бумаги, она ему пока весьма нравилась, а потому настроение у него сейчас было приятное и слегка приподнятое.

– Игнат Григорьевич, – вбежал в кабинет Луговского запыхавшийся фельдшер Поплавский, – тут это…

Поплавский был в длинном прорезиненном балахоне, в высоких сапогах, а на груди его висела старая медицинская маска, похожая на птичью голову.

– Чего ты, Борис Федорович, такой всполошный? – улыбнулся фельдшеру Луговской, – поди, дежурству праздничному не рад. Тут уж ничего не поделаешь, помнишь, как сказал поэт: не лёгкий жребий, не отрадный, был вынут для тебя судьбой… Так что…

– Игнат Григорьевич, – не дал доктору завершить мысль Поплавский, – беда у нас: крыса убежала… Из тех зараженных, каких из Китая на той неделе привезли…

– Как убежала? – глаза Луговского округлились и всё благодушие вместе с радостью творчества лопнули, словно мыльный пузырь. Луговской забегал по кабинету из угла в угол. Такая уж у него привычка была: как заволнуется, так и давай из угла в угол шасть да шасть, будто зверь в неволе.

– Не знаю, – подошёл поближе к столу фельдшер и стал расстёгивать балахон , – санитары покормили подопытных животных, а я, прежде чем ворота заразного отделения закрыть, пошёл проверить всё… Как положено… Глядь, а одна клетка открыта… Она в самом углу стоит, а потому я не сразу и заметил.