Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы

6. Тварный мир

После моей прошлой беседы мне был поставлен ряд вопросов, поскольку то, о чем я говорил, оказалось неясным. Поэтому вначале я коротко вернусь к одному или двум моментам, а затем продолжу.

Самой непонятной оказалась мысль, которую я высказал вслед за такими людьми, как о. Сергий Булгаков[35], В. Н. Лосский[36], о. Георгий Флоровский[37] и некоторые другие, о том, что начало Книги Бытия нужно воспринимать не как историческое описание событий, но, по выражению о. Сергия Булгакова, как метаисторию. Этим он подчеркивает, что об исторических событиях того времени, событиях, которые тогда на самом деле происходили, нельзя рассказать современным языком. Они принадлежат миру, которого уже нет, поэтому все, что написано в начале Книги Бытия, истинно по своей сути, но не является точным описанием того, что происходило. Я думаю, это очень важно помнить, чтобы понимать, почему некоторые Отцы Церкви давали разные, различающиеся между собой комментарии или толкования на первые пять-шесть глав. Понятие метаистории приходится вводить для обозначения того факта, что мира, о котором нам рассказывается с первой и до начала четвертой главы Книги Бытия, больше не существует. Это был мир, который еще не отпал от Бога, он был чужд греху, еще не стал таким, каким мы его знаем. У нас даже нет слов, чтобы его описать. Я дам вам один или два образа, которые помогут четче себе это представить.

Некоторые вещи можно донести до слушателя только при условии, что им известен, с одной стороны, язык, на котором ведется рассказ, с другой стороны, известно существо предмета, о котором говорится, иначе ничего не получится. Первый пример, который приходит на ум, поразил меня много лет назад. Когда Евангелие впервые переводили для эскимосов и дошли до слов: Христос – Агнец Божий (Ин. 1:29), встала проблема, потому что у эскимосов не было овец, они их никогда не видели, и это выражение для них не имело никакого смысла. И тогда в этом раннем переводе вместо «Агнец», «ягненок» использовали слово «тюлень»: Он – юный Тюлень Божий. Для нас это звучит странно и, возможно, для некоторых даже кощунственно, но на самом деле только таким способом можно было передать то, о чем говорит Евангелие.

И еще один пример. Мне вспоминается отчет, написанный много-много лет тому назад о первых миссионерах в Центральной Африке, в той части Африки, где палит солнце, где жарко, где не бывает морозов, снега или льда. Когда первые миссионеры рассказали о своем опыте, о том, что видели в Англии и в других странах Европы воду, которая падает с неба, но не жидкая и теплая, а в виде белых и холодных хлопьев, воду, которая, иными словами, превратилась в лед, затвердела, замерзла, им не поверили. И только когда один из африканцев приплыл на корабле в Англию и обнаружил, что снег действительно существует и что лед существует, он начал понимать, о чем шла речь.

Мы находимся в таком же положении по отношению к началу Книги Бытия, где описан мир, который еще не отпал от Бога, мир, в котором тьмы еще не существовало, мир, в котором Бог и Его создания пребывали в общении и были друг для друга живыми. Но когда авторы Книги Бытия пытаются донести до нас события первых дней творения, им приходится пользоваться языком нашего падшего мира, то есть языком несовершенным – в том смысле, что с его помощью нельзя точно описать происходившее до падения, хотя он передает достаточно, чтобы мы по мере того, как все глубже приобщаемся к Богу, начали нечто улавливать. С другой стороны, в течение всей истории духовные писатели, Отцы Церкви, богословы старались понять начало Книги Бытия, самый текст, уже не то, что за ним стоит, но сам текст, и предлагали различные комментарии и объяснения к разным отрывкам. И наиболее простые из них, наиболее очевидные, наименее усложненные по меркам того мира, в котором мы живем, относятся к рассказу о падении.

Но, как я старался донести до вас в прошлый раз, приняв эти толкования, мы оказываемся перед серьезной проблемой: если Бог посадил в раю, как бы на собственной территории, два дерева, одно из которых дает жизнь, а другое несет смерть, и поставил Адама и Еву перед лицом выбора, и нам говорится, что дерево, несущее смерть, было привлекательным на вид, а не устрашающим, то встает вопрос: какова тогда ответственность Бога за падение человека? И это очень существенный вопрос, потому что если Бог – причина нашего падения, тогда вся история искупления становится иной, приобретает иное значение. Это уже не действие Бога, по любви отдающего жизнь за Свои создания, которые заблудились, пали и умерли, а действие Бога, Который расплачивается за собственное решение сотворить область смерти. И это мы не можем принять, потому что не таким знаем Бога. Мы знаем Его как Бога любви, Бога жизни, Бога, Который сотворил мир для вечной жизни, для совершенства, а не на погибель.

Я бился над этим вопросом в течение многих лет, пока, как говорил вам в прошлый раз, не набрел в статье французского богослова Оливье Клемана на один отрывок из писаний святого Иринея. Там он говорит, что Бог сотворил рай и посадил в нем два дерева (это, конечно, только образ) как два пути к исполнению человеческого предназначения, к тому, чтобы человек вырос в полную меру. Один путь, дерево жизни, назовем его так, состоит в том, чтобы отказаться, отвернуться от всего, кроме Самого Бога, приобщиться к Нему, обрести то, что апостол Павел называет ум Христов (1 Кор. 2:16), и открывать для себя Бога и Божью тварь, включая самого себя и весь человеческий род, в приобщении, через приобщение к Богу, через Его премудрость, через единение с Ним. Другая возможность – делать те же открытия, пристально всматриваясь, вдумываясь в окружающий нас мир, познавать Творца через Его творение.

И это в некотором смысле было бы очень простым делом, если бы творение оставалось в непорочности и чистоте, неоскверненным, не утратило бы своей гармонии. Но трагедия в том, что из-за выбора, который сделал человек (к этому я вернусь), тварный мир превратился в проблему[38]. И хотя все еще можно найти Бога, изучая мир, приобщаясь к нему, вживаясь в него, этот путь стал долгим путем труда и борений. Пример, образ, который я вам давал прошлый раз: то, как мы узнаем художника, всматриваясь в его картины. Глядя на икону, мы говорим: «Это – работа Феофана Грека, это – работа другого иконописца, к примеру, нашего современника Л. А. Успенского или о. Григория Круга»[39]. Мы узнаем их по их произведениям. И так же, путем созерцания, путем глубинного понимания Божьей твари можно узнать ее Творца. Это не тот прямой, простой путь, которым можно открыть для себя Бога, непосредственно приобщаясь к Нему в молитве, в созерцании, в молчании, а путь, который хотя и может привести каждого человека в отдельности или целые поколения и весь человеческий род (в некотором смысле это не существенно) к познанию Бога, но только через взлеты и падения. И в результате такой неустойчивости наша приобщенность оказывается неполной, наше знание несовершенным, мы колеблемся, мы то верим, то не верим. Но в конечном итоге мы можем довериться Богу, сотворившему мир, который является иконой, образом, ведущим нас к познанию Его.

Я привел вам эту мысль святого Иринея Лионского, которую несколько развил (и возможно, тем самым испортил), чтобы вы увидели: Бог не создавал дерево смерти, но дерево искания. Со смертью оно связано, потому что мы утратили способность жить вечно. Но в конечном итоге мы встречаем Бога, и это означает, что, погружаясь в исследование тварного мира, можно постичь его смысл и открыть для себя Бога, Который его создал.

Это заставляет нас совсем по-иному взглянуть на мир, в котором мы живем, на материальный мир, мир мысли, мир знания, мир науки, потому что все это может привести нас к познанию Бога или, прежде чем мы что-то познаем, хотя бы принудит нас остановиться в удивлении, в глубоком недоумении и задаться извечными вопросами: что стоит за тем, что нам известно? как нам понять мир, который представляется все более сложным и непознаваемым? не уводит ли этот путь нас все дальше от Бога? или это путь, который помогает нам, поколение за поколением, открывать для себя Бога, потому что одновременно с познанием Бога через Его творение другой путь для нас не закрыт? Ученый может быть верующим, может быть неверующим, но он находится в отчаянном поиске, и все это позволяет надеяться на то, что мир открывается не только подвижникам и святым и что все дороги могут привести ко встрече с Богом.

Вот то, что я пытался объяснить вам прошлый раз, но, возможно, не сумел. Мне хотелось бы донести до вас мысль, что нам очень важно смотреть на мир, в котором мы живем, с интересом, с участием, с надеждой на то, что, даже если мы не занимаемся чисто духовным деланием, а изучаем окружающий нас мир с какой-то стороны, мы изучаем мир, который вышел из рук Божиих. За гранью открытий в области материального мы можем открыть для себя Создателя, так же как можем узнать автора стихотворения, картины, иконы или музыкального произведения. Мы его ни с кем не путаем, а слушаем и говорим: «О, это мог написать только такой-то». Это верно и в отношении Бога. И мы, весь человеческий род, должны из поколения в поколение трудиться в этом направлении, из поколения в поколение должны вести этот поиск, с тем чтобы расширять и углублять наше знание о делах Божиих и через них о Самом Боге, хотя бы ради того чувства изумления, чувства удивления, которое нас посещает, когда мир раскрывается перед нами и мы обнаруживаем его глубины. Я хотел было сказать: гармонию. Нет, не только гармонию. Мы живем в мире, который утратил всецелое единство и приобщенность к Богу, и поэтому в нем присутствует не только гармония и красота, но и пугающее уродство. И речь не только о смерти. Порой охватывает ужас, когда смотришь на окружающий нас мир: достаточно вспомнить, что происходит в той или другой стране из-за извержений вулканов, пожаров, наводнений или по вине человеческой слепоты и ненависти. И все это – наш удел и наша ответственность, потому что мы, люди, сами разрушали и продолжаем разрушать Божий мир и только благодаря Богу не можем его окончательно уничтожить.

Такая точка зрения, возможно, непривычна, и кто-то из вас может посчитать, что я учу, нет, не учу – высказываю взгляды, несовместимые с тем гармоничным ви́дением, которое у них сложилось.

Поймите, я не неверующий, напротив, я страстно верю в приобщение к Богу, которое доступно нам в молитве и в жизни, достойной Его святости и Его любви к нам, достойной всего того, что Бог нам дает. Но с другой стороны, мы погружены в мир, мы – частица падшего мира, и в его превратностях нам необходимо обрести свой путь. Вспомните евангельский рассказ о том, как апостол Петр начал тонуть, когда направился по волнам к Христу. Ученики переправлялись с одной стороны Галилейского моря на другую. Они уже почти добрались до берега, как налетела буря, и вдруг в самой ее сердцевине, в самом средоточии всей ее мощи они увидели Христа, идущего по воде. Они закричали от страха, потому что подумали, что видят призрак, но Христос сказал: «Не бойтесь, это Я». И тогда Петр, который всегда действовал порывисто, воскликнул: «Повели мне прийти к Тебе, если это действительно Ты». И Христос ответил: «Иди». И пока Петр смотрел только на Христа, он мог идти по волнам. Но вдруг он осознал, что идет уже не по твердой земле, что под его ногами вода, что может в любую минуту утонуть, и как только он вспомнил о себе, он начал тонуть. И в этот момент Господь Иисус Христос взял его за руку и спас ему жизнь, и Петр обнаружил, что они уже в лодке, и пристали к берегу (Мф. 14: 22–32). И все человечество, каждый из нас вынуждены идти этим путем: мы подобны Петру Порой мы способны устремляться к Богу, больше ни о чем не думая, даже о себе, но бывают моменты, когда мы вспоминаем об опасности и начинаем тонуть. Это относится к основоположным вещам, но также и к самым простым повседневным проблемам, когда мы приходим в отчаяние, нам кажется, что надежды нет, что жизнь так трудна, что жизнь так невероятно жестока. Как жить? И тогда неожиданно Бог входит в нашу жизнь.