Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы

11. Свет во тьме

В прошлой беседе, говоря о человеческой истории, я употребил слово «полумрак». Мне хотелось бы вернуться к этому понятию, потому что оно занимает важное место в том видении вещей, которое у меня сложилось. Полумрак переживается в значительной степени как отсутствие света. В то же время, строго говоря, полумрак означает нечто среднее между светом и тьмой. Но можно также сказать, что полумрак (как это видно из истории сотворения мира и из наших упований на будущее) – период несовершенного света между двумя состояниями света сияющего, света невечернего. Читая о сотворении мира, мы узнаем, что Бог произносит: «Приди, Я люблю тебя!» – и мир рождается из небытия. Это момент, когда все творение погружено в Божий свет, в Божью любовь, когда тьмы нет, нет ни единой тени, все – свет. И нам говорится, что Христос – Свет мира, Он – Слово, Он – Творец (Ин. 1:1–10).

Таким было первое мгновение, когда все явилось из небытия в полноту света, – света, который был само бытие. Не было ничего, кроме света, кроме красоты, кроме радости, кроме приобщения к Тому, Кто Сам есть Свет. И мы ожидаем, что в конце времен, однажды, мы не знаем когда, придет день и Бог будет все во всем (1 Кор. 15:28), история завершится, добро и зло сразятся в страшной схватке, и Бог одержит победу, и снова не будет ничего, кроме Божественного света, пронизывающего, наполняющего, исполняющего все существа, которые когда-либо были вызваны Им в бытие, все, что когда-либо жило и существовало.

В период между этими двумя пределами, когда сиял свет невечерний, совершенный, поскольку это свет Самого Бога или, правильнее было бы сказать, поскольку этот свет – Сам Бог, простирается вся история тварного мира. Из начала Книги Бытия мы узнаем, как Бог, сотворив мир, посмотрел на Свое творение и сказал, что оно хорошо весьма (Быт. 1:31), оно способно быть светоносным, приобщаться к свету. Но потом совершилось падение. Свет не исчез, но с творением произошло нечто на разных уровнях, и мы об этом поговорим сегодня. Но вначале я хотел бы отметить следующее: первичным было то, что человечество утратило свою цельность и поэтому не могло больше полно, совершенно приобщаться к Божественному свету. Я уже говорил вам в прошлый раз, простите, если повторяюсь, что Адам был сотворен как цельное человеческое существо, содержащее в себе все потенциальные возможности мужского и женского начал, все, что составляет человеческую сущность. Но потом он развился, вырос, созрел, и пришел момент, когда разнообразие возможностей, которые в нем присутствовали, не смогли больше уживаться в одном существе. Тогда Бог привел к нему всех сотворенных животных, и человек увидел, что все они мужского и женского рода, не арифметическая единица, но двоица, которая была единой (Быт. 2:19). И в этот момент человек оказался способным, как я вам указывал в предыдущих беседах, сделаться одной личностью в двух лицах. И когда первоначальное человеческое существо разделилось на Адама и Еву то они, взглянув друг на друга, не сказали: «О, это – кто-то другой, похожий на меня». В древнееврейском тексте замечательно написано, что они посмотрели друг на друга и сказали: «Это – «иш», и это – «иша», это – я в женском роде, это – я в мужском» (Быт. 2:23). Они составляли одну личность, одно целое в двух лицах, и это дивно, потому что разделения между ними не было, но в каждом присутствовало то, чего другой не мог вместить в полную меру.

Но потом произошло падение. И, как вы помните, Адам и Ева посмотрели друг на друга и увидели, что они наги (Быт. 3:7). С этого момента, как сказано в Библии, глядя друг на друга, они больше не видели себя исполненного совершенством, они видели другого, по словам одного из древних святых, alter ego, другое я, я, но другое, не то «я» в полном смысле этого слова, в котором оно опытно воспринималось первоначально. И с этого момента полноты света не стало. Полнота света померкла, потому что она могла качествовать только в совершенном единении двоих, изливаясь на все окружающее. Я не собираюсь пересказывать все, что Библия говорит об изначальном существовании этой четы, а отмечу только одну или две вещи. Как я уже сказал, Адам и Ева видели друг в друге другого, и это их отчуждало, но и влекло в ином смысле. Они продолжали стремиться друг к другу и в то же время были разобщены. И Библия нам говорит, что Адам познал Еву, Ева познала Адама (Быт. 4:1). Их единство распалось, и они попытались восстановить его на уровне природы, привязанности, а не на уровне прежнего онтологического, абсолютного единства. И из-за того, что они уже не являли собой образ единства, икону Святой Троицы, если хотите (потому что Святая Троица – это Три Личности в Одной, а они были двумя лицами одной личности), из-за того, что это произошло, весь мир в их глазах и под их воздействием распался на индивидуумы или группы, чуждые друг другу. Есть место в Книге Бытия, где говорится, что в результате падения человека, когда люди перестали быть воплощением единства, их отношения с тварным миром изменились. Бог сказал после Потопа: все звери отданы вам в пищу. Они будут служить вам пищей, а вы будете их ужасом (Быт. 9: 2–3). Человек больше не проводник тварного мира к полноте, к которой мир призван, именно человек стал причиной разрушения, именно он привнес в тварный мир новый ужас – ужас убийства, уничтожения.

Все это я имел в виду, когда говорил о полумраке, о периоде между славным сотворением мира, в котором не было никакой тьмы, и славным свершением в конце времен, когда Бог будет все во всем (1 Кор. 15:28). Вся история простирается между этими двумя пределами. Но между этими пределами свет и тень, тьма и свет соприсутствуют по-разному и в разной мере. Свет порой сияет так ярко, так дивно, что забываешь о тьме, а порой, наоборот, тьма сгущается настолько, что в ужасе, в страхе, в смятении задаешься вопросом: «Где же свет?» На одном полюсе мы видим любовь, на другом – ненависть, на одном полюсе мы видим зарождение жизни в ее полноте, на другом – убийство. И между ними – состояние, которое я намеренно называю полумраком, чтобы подчеркнуть еще один момент: нельзя воображать, будто мир, в котором мы живем, – сплошной свет, но он и не сплошная тьма. И это дивно. Свет, который воссиял вначале, заслоняет тьма, гармония нарушена, но она не исчезла, она присутствует. И если говорить о людях, то, с одной стороны, мы видим человеческие существа, исполненные зла, ненависти, убийства, совершенного или мысленного, а с другой – святых, сияющих Божественным светом. С одной стороны, мы обнаруживаем грех, который означает отделенность от Бога, а с другой – спасение и святость, полагающие начало времени, когда Бог будет все во всем. Таков период, в котором мы живем, таковы мы. Если мы посмотрим друг на друга или, вернее, на самих себя, то увидим, что в каждом из нас есть свет, но в каждом из нас в какой-то мере присутствует и тьма. В нас есть свет, потому что мы способны видеть и ценить красоту и радоваться ей. И в то же время мы причастны к тьме, потому что нам недостает любви, мы сосредоточены на себе, и это не позволяет нам жить в единстве, порождает одиночество и, помимо него, все темные чувства неприязни, ненависти и т. п. Мир пребывает в состоянии полумрака, но нам необходимо постоянно помнить: хотя полноты света в мире нет, свет в нем продолжает сиять, и с Воплощением он засиял с обновленной творческой, спасающей силой. Свет сияет в святых. Мы видим свет любви во множестве святых Востока и Запада, свет Божий, который сияет, изливается от тех, кто отдал себя Богу, открылся Ему, в ком Божественная жизнь утвердилась, полнится, сияет.

Вы, вероятно, помните видение Мотовилова, каким он увидел преподобного Серафима Саровского. Они беседовали о духовной жизни, и Мотовилов никак не мог понять, что все это значит. Преподобный Серафим объяснял и вдруг предстал перед ним иным, чем был мгновение назад. Он засиял таким ярким светом, что Мотовилов не смог вынести его вида, засиял так ослепительно, что тот испугался. И преподобный Серафим сказал ему нечто, что нам необходимо запомнить, потому что это великие утешительные слова, прозвучавшие в истории. Он спросил: «Почему вы испугались?» Мотовилов ответил: «Потому что вы – весь в сиянии». И преподобный Серафим сказал: «Да, но вы не могли бы меня видеть таким, если бы сами не пребывали в том свете, в котором я пребываю сейчас». И это дивно, потому что обычно мы не видим себя или друг друга в этом ослепительном свете, но неожиданно наступает момент, когда мы смотрим на человека и прозреваем в глазах, на лице, во всем его существе свет. Я не имею в виду материальный, хотя он тоже присутствует, но мы улавливаем нечто за пределами тварности. В житиях множества святых можно увидеть то же – свет. Мир, в котором мы живем, пребывает в полумраке, но в нем есть свет.

Если поставить перед собой вопрос о том, что такое Церковь, чем она является, то ответ, с одной стороны, простой: Церковь – это присутствие Бога непосредственно среди Своего творения. В Воплощении Бог стал неотъемлемой составляющей тварного мира. Христос принес с Собой, в Себе всю полноту Божественного света, которую мы не замечаем и упускаем, но именно в приобщении ко Христу мы становимся причастниками этого света. С другой стороны, вся полнота Троицы пребывает в Церкви: Отец неотделим от Сына, благодать Святого Духа изливается на нас, и мы приобщаемся к тайне Святой Троицы, в самую разную меру понимания и чуткости восприятия! Но не все зависит от нашей чуткости или понимания, потому что мы можем не замечать окружающий нас свет, мы можем не ощущать бескрайности Божественной любви, которая нам даруется, мы можем не осознавать, что Святой Дух действует в нас, преображая нас, перерождая нас, делая нас способными стать живыми членами Тела Христова.

В некотором смысле можно даже больше сказать: мир, в котором мы живем, вмещает Божественное присутствие, и одновременно Божественное присутствие содержит в Себе весь мир. Мир – место Присутствия. Нет такого уголка, куда не проник бы свет Божий, тепло Божественной любви. Я уже приводил вам высказывание епископа Алексия (ван дер Менсбрюгге), которое меня глубоко тронуло: в сердцевине всего – полнота света, но он присутствует в мире наподобие зажженной свечи. Эта свеча – огонь и свет, чем дальше от нее удаляешься, тем слабее ощущается ее тепло и сияние. Но с того момента, как свеча зажжена, вся вселенная до самых ее удаленных уголков оказывается причастной к свету. Мы можем его не ощущать, потому что наше восприятие ограничено, но свет проникает до самых пределов мира. То же верно по отношению к присутствию Божию через Церковь, в Церкви оно есть.

Можем ли мы сказать, что мы, члены Церкви, всегда ощущаем его? Нет, не можем. Бывают моменты, когда мы оказываемся непрозрачными, неспособными его почуять, но бывают и такие моменты, когда мы неожиданно ощущаем свет, тепло, присутствие. И нам необходимо помнить: эти свет, тепло, присутствие простираются до пределов мира, и нет ни одной твари, ни одного сотворенного существа или предмета, которого бы они не коснулись.

И уже сейчас нечто, что мы могли бы переживать так глубоко, но воспринимаем так поверхностно, происходит во время Литургии. Я, вероятно, уже упоминал об этом в моих беседах. Это так дивно: освящение хлеба и вина… Что такое хлеб? Хлеб пекут из зерна, которое человек взрастил, возможно и не предполагая создавать святыню. Человек посеял зерно, оно упало на землю, было принято землей, напиталось влагой, пустило стебелек, выросло, стало колосом. И он это делал, не думая создавать ничего священного. Он мог, если был достаточно зрелым, сознавать, что взрастить живое семя – священнодействие, но мог и просто сеять зерна, чтобы иметь муку для пропитания. Но зерно – творение Божие. И пришел день, когда из горсти муки испекли хлеб, и верующие принесли его в церковь, чтобы он стал частью Литургии.