Милые шалости одной могущественной ведьмы

Она знала, что если не поднесет мужу воды сейчас, то после будет хуже. Бэлль налила воды в графин, наполнила хрустальный бокал — на нём не должно быть ни единого развода — и подошла к постели мужа. Гастон окинул взглядом жену, приподнялся, осушил графин и бросил пустой сосуд на пол.

— Дрянь!

Бэлль вскрикнула и зажмурилась, ей предстояло выдержать один удар и несколько бранных слов. В лучшем случае, на этом всё закончится, и чудовище заснёт пьяным сном.

— Когда ты, наконец, родишь мне сына, дрянь?! — ожидаемый удар пришелся в живот, и Бэлль отчаянно старалась сдержать крик боли — воспроизводимый ей шум провоцировал мужа на большее буйство, но на этот раз это ей не удалось, она запнулась о лежащий на полу графин и упала на спину. Гастон взревел и поднялся с кровати.

— Нет, прошу тебя, не надо... — её мольба тоже пропала втуне, а попытка отползти, перебирая ногами, была ошибкой — Бэлль теперь лежала возле стола, под которым спрятались её дочери, и смотрела в глаза старшей.

— Умоляю тебя, не здесь, не сейчас, — Гастон набросился на нее зверем, сорвал платье... Нет, Бэлль не чувствовала ничего: ни боли, ни удовольствия, ни страха, ни стыда, — но от этого было не легче. — Закрой глазки, моя маленькая, закрой глазки — не смотри, заткни ушки — не слушай и постарайся не кричать от ужаса...

Скрип половиц заставлял обнявшихся девочек вздрагивать. Старшая дочь спрятала лица двух других малышек у себя на плечах, но сама не могла отвести застывший, остекленевший, абсолютно пустой взгляд от матери. Бэлль проследила направление взгляда малышки и забилась от ужаса — та поверх лица и обнажившейся от разорванных тряпок груди матери смотрела на возникшее между отцом и матерью сочленение: на подрагивающий дряблый от родов живот Бэлль и на тот кол, что бывшее ей отцом чудовище вгоняло в истерзанное тело её матери.

— Крошка! — Гастон внезапно остановился, Бэлль перекатилась на бок, подобрала разорванные тряпки с пола и прикрылась. — Крошка! — кажется, взгляд горящих в темноте глаз старшей дочери остановил изувера.

— Прикрой срам, прежде чем подходить к ней! — Гастон как будто не слышал этих слов.

— Покажись-ка мне!

Малышка ответила на этот приказ отца испуганным верещанием, сёстры вторили ей, а Бэлль оторопело замерла. Гастон полез под стол, схватил дочь за ногу и потянул на себя, сёстры пытались удержать её, но все их усилия были ничем по сравнению с силой этого чудовища.

Бэлль резко поднялась — кровь бросилась в голову, застучала в висках, прилила к лицу. Она схватила масляную лампу и опустила на голову мужу.

Удар был слабым, но достаточным для того, чтобы изверг потерял сознание — масло разлилось по полу, а огонь от горящего фитиля занялся внезапно и быстро поднялся до потолка: загорелась лежащая на полу медвежья шкура, бахрома на тяжёлых занавесях, пол, недавно покрытый двумя слоями дорогого яхтенного лака... Бэлль горела заживо и не чувствовала ничего: её жизнь была ничем, а этот огонь был очищающим пламенем.