Млечный путь № 2 2017

1. Гордон

На заседание рабочей группы НАСА я, как мне тогда казалось, попал случайно. Шефу понадобились рабочие пароли от базы YIR534, и он попросил зайти. Странная компания, на мой взгляд, собралась в то утро в кабинете Хедли. Мэтта Холдера я знал – он был руководителем программы «Вместе в космосе» и занимался делами скорее представительскими, нежели рабочими, которыми ведал Дит Бакстер, тоже присутствовавший, но я его не сразу заметил: он забился в угол с планшетом и что-то быстро записывал. И еще двое незнакомых мужчин – обоих я встречал в коридорах Контрольного центра, но там можно было встретить время от времени даже голливудских звезд – может, эти двое ими и были.

Шеф отодвинулся в кресле, чтобы я мог ввести пароли, первая страница базы появилась на экране, я решил, что больше не нужен, и спросил: «Это все? Могу идти?»

Хедли посмотрел на меня странным взглядом и сказал:

– Посидите, Чарли. Есть проблема.

Я сел рядом с одним из незнакомцев, тот коротко кивнул. Хедли сказал: «Продолжайте, Штраус», и мой сосед заговорил, продолжив фразу с середины – мое появление прервало его, похоже, подготовленную заранее речь.

– …И мы не видим другого варианта, кроме использования методики встраивания. Диссоциативное расстройство идентичности – звучит угрожающе, но вам известны данные клинических испытаний и заключение Ассоциации психиатров, идентичное тому, что представил психологический комитет. Главное – совместимость по критериям Ролинга-Фромера, и таких кандидатов можно выявить, пользуясь банком данных, который только что распаролил ваш сотрудник.

Штраус бросил на меня короткий выразительный взгляд, и я понял, что шеф не случайно предложил мне остаться и послушать. Впрочем, шеф никогда и ничего не делал случайно – сев, как мне было показано взглядом, рядом со Штраусом, я уже был привязан к какой-то мысли, идее, программе. Это я понимал и спокойно ждал продолжения.

– Принимая решение, – говорил тем временем Штраус, – мы должны четко понимать: Боливар не снесет двоих. Тем более – пятерых. Один астронавт прекрасно справился бы с изначальной программой полета к первой точке Лагранжа. Полет «Ники» к Энигме, если будет принято положительное решение, потребует гораздо более углубленных знаний, опыта, умений в областях, обучить которым одного астронавта, да еще в оставшееся до старта время, невозможно, и все это понимают.

Энигма. Что-то начало проясняться. Энигма и «Ника». Энигма – небесное тело, обнаруженное три года назад по его гравитационному воздействию на Нептун, Эриду и десятка два астероидов из пояса Койпера. «Обнаруженное» – слишком оптимистичное определение. В телескопы Энигму увидеть не удалось. Область небесной сферы, где, по расчетам, должна была находиться планета, изучали сначала на гавайских телескопах Кека, потом подключились космические «Хаббл-2» и «Шепли», а когда и им не удалось ничего обнаружить, поиском таинственной Энигмы занялись группы, работавшие на «Субару» в Чили и на «Реджини» с пятидесятиметровым зеркалом на вершине Килиманджаро. И – ничего. Между тем, продолжавшиеся наблюдения за неправильностями в движении Нептуна и койперовых планетоидов позволили точнее определить массу невидимого тела и его траекторию. Собравшись в прошлом году в Берлине, самые, насколько я мог судить, выдающиеся ученые в области планетографии и динамики тел Солнечной системы, после пятидневных обсуждений и сопоставлений разных теорий и наблюдений пришли к мнению, которое в тот же день было растиражировано средствами массовой информации и породило панику в определенных кругах, знавших об астрономии преимущественно по астрологическим прогнозам.

Энигма – угроза существованию человечества! Энигма – та самая планета-судьба Нибиру! Энигма столкнется с Землей, и ничто не спасет человечество от гибели в страшном пламени глобальной катастрофы!

И все в таком духе. Стоило больших трудов докричаться до «простого народа» и объяснить, что существенной угрозы Земле невидимое небесное тело, названное Энигмой, не представляет. Да, это очень необычное явление, тем оно интереснее для науки. Расчеты, все более точные по мере накопления наблюдений – не за Энигмой, которую так и не удалось разглядеть ни на одной фотографии, а за движением планет и планетоидов (уже и в движении Урана обнаружили возмущения), – показали: Энигма двигалась по эллиптической орбите, эксцентриситет которой достигал 96% – почти параболическая траектория с перигелием на расстоянии 0,43 астрономической единицы, между орбитами Венеры и Меркурия. Типично кометная орбита, даже наклонение к эклиптике соответствовало: 21 градус. Это и была бы «нормальная» долгопериодическая комета с периодом обращения в пару миллионов лет, если бы не два фактора. Массу Энигмы после многочисленных уточнений определили примерно в 40 масс Земли или 2,3 массы Нептуна. Только Юпитер с Сатурном в Солнечной системе были массивнее.

У астрономов спрашивали: когда можно будет увидеть потрясающее зрелище – близкое прохождение большой планеты, межзвездной странницы? Она же должна сверкать на небе ярче Венеры и даже, наверно, ярче Луны! А можно ли будет увидеть ее диск? Есть ли у Энигмы спутники? Куда покупать туры – в Африку или ближе к полюсу, в Гренландию?

Ответить ученым было нечего: Энигма по-прежнему оставалась невидимой. Она пересекла орбиту Сатурна и все быстрее двигалась к орбите Юпитера. По идее, ее должно было быть видно в хороший бинокль.

Собственно, решение проблемы появилось у астрофизиков еще на первом рабочем совещании в Берлине. Гипотезу высказал Майкл Сипер, нобелевский лауреат 2028 года, и с ним согласились после непродолжительного обсуждения, поскольку других приемлемых идей не оказалось ни у кого.

В «Nature» статья Сипера о предполагаемой природе Энигмы вышла неделю спустя (в интернет-изданиях – на следующий день после совещания). Статья была написана сложным языком с большим количеством формул. Однако знающие рассказали незнающим, а незнающие – всем, кто не понимал разницы между звездой и планетой, между планетой и кометой, между кометой и метеорным потоком.

Я запомнил утро, когда, сев с чашкой кофе за компьютер, чтобы почитать новости, обнаружил на главной странице информационного портала «New York city times» огромную заставку: «Энигма – гигантская черная дыра».

Журналисты обожают пугать. Я не считал себя знатоком астрофизики, но читал много, хотя и элементарных знаний было достаточно, чтобы понять: Энигма не могла быть гигантской черной дырой – такой, например, как в центре Галактики. Гигантская – это сотня миллионов масс Солнца. Такая черная дыра, попади она в окрестности Солнечной системы (впрочем, откуда ей тут взяться?) всосала бы все планеты, Землю и Солнце, но журналистам лень читать первоисточники, а читатель не продвинется дальше заголовка, если не пугнуть его чем-то «гигантским», «опасным» и «катастрофическим».

Энигма оказалась черной дырой, верно. Не гигантской, конечно, а, напротив, – очень маленькой, всего две массы Нептуна, Юпитер в девять раз массивнее. Астрофизики были в восторге – первый случай обнаружения реликтовой черной дыры, и где! В Солнечной системе. Почитав вечером пару научно-популярнвх статей в Интернете, я узнал, что ученые (точнее – космологи) давно подозревали: во Вселенной может быть множество черных дыр очень малой массы, возникших вскоре после Большого взрыва. Маленькие черные дыры довольно быстро испаряются – этот процесс называется излучением Хокинга. Большая их часть испарилась давным-давно, а до наших дней сохранились реликтовые черные дыры массой с планету – такие, как Энигма. Она тоже, конечно, теряет массу и проживет недолго по астрономическим понятиям – может, еще миллиард лет или два.

Пока не явилась Энигма, гипотезы о реликтовых черных дырах были научной спекуляцией, которую даже и не надеялись подтвердить или опровергнуть наблюдениями. Реликтовые черные дыры слишком маломассивны, чтобы захватывать вещество из космоса. То есть захватывают, но так мало, что возникающий аккреционный диск почти ничего не излучает, увидеть его даже в иятидесятиметровый телескоп невозможно – разве что приблизиться к черной дыре на расстояние пары сотен километров.

Есть и другие способы обнаружить черную дыру. Излучение Хокинга, например. Но у Энигмы это излучение тоже очень слабое. Или микролинзирование – световой луч от далекой галактики, пролетая мимо черной дыры, искривляется, будто в фокусе линзы, и изображение галактики распадается на три или даже пять. Тогда астрофизики понимают: между галактикой и Землей находится черная дыра. Но опять-таки: Энигма слишком маломассивна, линза из нее получается слабенькая, с Земли искажений света далеких звезд и галактик обнаружить не удастся.

Расчеты показывали, что и искать не стоило, но все равно искали. И диск, и излучение Хокинга, и явление микролинзирования, и плазменную струю-джет. У сверхмассивных черных дыр, что в центрах галактик, джеты растягиваются на много световых лет и прекрасно видны, особенно в рентгеновском диапазоне.

У Энигмы – ничего.

Когда невидимка пересекла орбиту Сатурна, мы опять сошлись с Алисой Кинниан. Эйлис… Увидев ее в магазине «Хаффнер» на семьдесят первой улице, я долго шел за ней из отдела в отдел, думал: как она живет сейчас, после нашего разрыва. Да и разрыв ли это был? Просто однажды утром, проснувшись, как последние полтора года, в одной постели, мы посмотрели друг другу в заспанные лица и поняли, что нет нам смысла оставаться вместе. То, что свело нас, испарилось, как маломассивная реликтовая черная дыра, и мы жили по инерции, заданной начальным толчком. Инерция иссякла, и все остановилось.

«Прости», – сказал я, одеваясь. Эйлис поняла. Мы всегда понимали друг друга с полуслова.

«И ты прости», – сказала она и начала медленно одеваться, а я смотрел на нее и ничего не чувствовал.

Больше мы не сказали друг другу ни слова. К вечеру я снял квартиру в Бронксе, подальше от нашего «гнездышка», и вещи свои перевез, когда Эйлис была на работе, чтобы не создавать ненужной напряженности. Работала она в Гарвард-Смитсонианском институте. Отладчик компьютерных программ – классическое женское занятие, требующее внимательности, а не новых идей и интуитивных прозрений.

Я шел за Эйлис и не хотел попадаться ей на глаза, но – не понимаю, как получилось, – мы столкнулись в отделе женского тряпья (современного платья, на самом деле, но я всегда называл этот отдел по-своему – Эйлис, кстати, не возражала). Она собиралась примерить нечто, похожее то ли на тунику, то ли на полотенце, и я чуть не выбил вешалку из ее руки.

«Прости», – сказал я.

«И ты прости», – сказала она, вошла в будочку для примерки и начала медленно стягивать через голову то самое платье, которое надела полтора года назад, в то утро, когда мы расстались – как казалось, навсегда.

Странная мысль пришла мне в голову, когда я смотрел на Эйлис: законы физики обратимы, будущее не отличается от прошлого, при определенных условиях время обращается вспять… Эйлис потом сказала, что такая же мысль пришла в голову и ей.