Да

Первая часть

I.

II.

III.

Вторая часть

I.

II.

Третья часть

I.

II.

III.

Первая часть

I.

В начале лета 2018-го в помещение тихо закрывшегося на новогодних каникулах, да так и не открывшегося магазина «Веды», что ровно по дороге от английского посольства к администрации президента, въехала первая в Минске закусочная сети Subway. Весь магазин закусочной был ни к чему, поэтому дальнюю его треть, где был отдельный выход на улицу, перегородили стеной и сдали в аренду «Некоей N» (как она подписывалась в инстаграме), которая уже в первые осенние дни открыла в помещении книжный магазин без названия. На приклеенном к стеклу двери листе со временем работы почти сразу чья-то рука дописала корявым почерком: «Подарите женщине книгу – и вы займете ее на весь день. Подарите женщине зеркало – и вы займете ее на всю жизнь».

Новые владельцы ободрали серые квадратики подвесного потолка, по краям выложили фальшивый гипсовый карниз, а вместо энергосберегающих, горящих через одну и почему-то с разной силой ламп, создававших ровный тусклый свет, какой бывает у бережливых старух в туалетах, повесили пять беленых дешевых люстр под старину. На немаркую коричневую плитку бросили ковер. Книжные полки из коричневого ДСП покрасили в белый и сдвинули к стенам. Над обшарпанным черным пианино повесили портрет какого-то выпивохи с котом на руках. Между окнами поставили фальшивый камин, а на подоконники, к сожалению жильцов подъезда, совсем не фальшивый проигрыватель и колонки. Ставить все время пластинки, которые, оказалось, надо переворачивать каждые 20 минут, не было никакой возможности, да и пластинок столько не нашлось, поэтому скоро все свелось к тому, чтобы запускать с компьютера ютуб-канал про лоуфай-хип-хоп, из-за которого в магазине периодически повисала ленивая и глубоко неинтеллектуальная атмосфера мужской парикмахерской в обеденные часы. На Хэллоуин книжный украшали тыквами, на Новый год – Санта Клаусом и красными носками, а на Пасху – никак.

К зиме магазин расторговался, примелькался в соцсетях, и уже весной наблюдательные посетители могли сверять часы по одному из продавцов, высокому тощему юноше с каменным лицом, который каждый божий день в час пополудни выносил мусор, закуривал, шел обедать, через час возвращался, снова курил и переступал порог магазина ровно в два.

В один медовый, сладостный весенний день юноша, как всегда, вынес мусор и остановился чуть в стороне от двери закурить. Когда сигарета подходила к концу, из соседней двери с недоеденным сэндвичем в руках вышла прехорошенькая блондинка-старшеклассница и принялась быстро и сосредоточенно жевать, сглатывая так, что голова ходуном ходила. Юноша смерил ее глазами: она смотрела через стеклянную дверь и прикидывала, что сделает, когда войдет.

– Вы к нам?

Девушка перевела на него взгляд и замерла с набитым ртом.

– В магазин, – пояснил юноша.

– А! Да.

– Что-нибудь подсказать? Я продавец.

Юноша показал свой окурок. Девушка слизала крошки и подобралась.

– Я не за книгой. Я учусь в лицее БГУ. У нас есть литературный кружок, и обычно мы собираемся в Subway. Обсуждаем книги, читаем стихи, доклады друг другу делаем. Вот сегодня была тема «Екатерина Бакунина – лицо русского феминизма».

Старшеклассница испытующе посмотрела в лицо юноше. Тот без выражения ответил:

– Класс.

Из двери Subway с гиканьем выбежал толстый подросток, закутанный в женскую шаль, но, увидев продавца с сигаретой, осекся, густо покраснел и, бросая взгляды через плечо, перешел на другую сторону улицы строевым шагом.

– Мы подумали, может быть, лучше было бы проводить такие встречи в книжном. Тем более, таком красивом.

Юноша стоял не шелохнувшись.

– У нас не закрытый клуб. Пускай все желающие приходят, мы не против. Мы даже в актовом зале лицея проводили, только там сейчас ремонт и воняет. А в оплату мы можем на каждом заседании советовать купить у вас в магазине книгу, про которую говорили. А? Как думаете, можно так будет?

Старшеклассница смотрела разом с мольбой и капризно. Юноша бросил окурок в урну и сказал:

– Не советую.

– Чего.

– Вернитесь на тротуар – машина.

– Ой.

– Не советую ничего тут проводить.

– Почему? Мы никому не будем мешать...

– Это не книжный. Вас ввели в заблуждение.

– А что это?

– У вас майонез тут, – он, глядя девушке в глаза, прижал мизинец к уголку губ.

Та облизнулась.

– Ага. Это не книжный. Это, знаете, фотозона, что ли. Сюда приходят, – он начал загибать пальцы, – копирайтерши из провинции. Гордые молодые мамы, которые по 40 минут едут на такси из своей Маниловки ради фото в инстаграме. Креативный офисный планктон. Люди, которым нравятся книги как подарок. Снимают сторис, пьют кофе, иногда что-нибудь покупают. Вы какая из этих категорий?

Девушка смешалась.

– Позвольте предположить: вы никакая из этих категорий. Бакунину вы у нас точно не купите, уж это будьте уверены. Я вам первый ее не продал бы, даже будь у нее какие-нибудь издания, – придумали такую ерунду читать. Из того, что изящная словесность – мертвый вид искусства, еще не следует, что все мертвые писатели стоят внимания.

– Чего-о? – наконец собралась с мыслями девушка.

– А, вспомнил. Еще у нас продают открытки для посткроссинга – это когда на английском языке пишут 500 знаков ерунды 13-летней балбесине из Осиповичей или Кемерова за то, что прежде она написала это же вам. Вроде тоже не ваш вариант. Я не выгоняю, дело хозяйское. Если хотите, вон наша владелица, поговорите с ней.

Юноша все так же без выражения указал сквозь стекло на женщину, которая, стоя на цыпочках, поправляла отклеившуюся полоску обоев над окном.

Это была симпатичная, еще не старая женщина с нервным и всегда немного будто переспрашивающим лицом. Лишь взглянув на нее, некоторые мужчины чуть за 40 чувствовали острое желание как-то утешить ее и мимоходом самому утешиться рядом с таким очевидно гораздо более чутким, чем законная жена, человеком. Когда она поправляла обоину, она будто глядела на себя со стороны глазами случайного посетителя: «Как, и эта девица – хозяйка такого представительного магазина?!» Собственно, ради этой воображаемой «девицы» она и лазила поправлять обоину по три раза на дню, а не приклеивала один раз и накрепко. До книжного N работала менеджером в каком-то киевском издательстве, и о качестве ее работы каждый может судить просто по тому факту, что своими любимыми писателями в фейсбуке она как указала при вступлении в должность Пелевина и Мураками, так и оставила навсегда.

Из-за того, что о каждом своем увлечении она строчила посты в соцсетях, у нее сложилось впечатление, будто она умеет писать. Из-за того, что увлеченные ей мужчины, принимавшие за чистую монету ее рисовку, постоянно лепетали с ней о книгах, она решила, будто разбирается, как пишут другие. Один из таких мужчин, уже не юный, кругловатый и лысоватый добрейший господин с женой, двумя детьми и собственным породистым конем где-то в Ратомке, настолько увлекся ей, что аж сам начал читать нон-фикшн для старшеклассниц и в конце концов предложил N стать хозяйкой небольшого, купленного у третьих лиц, создавших его еще в середине нулевых, интернет-магазина, чтобы на его основе открыть магазин уже во плоти.

Со стартовым капиталом вызвался помочь господин, с бухгалтерией и налоговыми декларациями – бухгалтерша из фирмы господина и, соответственно, сама N могла полностью сосредоточиться на приятной стороне дела. N поехала на три недели в Лондон. Господин был не против, потому что с этим как раз совпадала его деловая поездка в Англию. В результате они посетили что-то около трех книжных магазинов для туристов, из которых вынесли только совершенно бесполезную информацию, что в отделе «Россия» англичане продают чертову бездну книг про Сталина каких-то своих, отчетливо несоветских авторов.

Дело бы тут, может быть, и застопорилось, а еще лучше – развилось бы просто в сторону развода мужчины с женой, покупки квартиры на Площади Победы и нормальной счастливой жизни, но посты женщины из Лондона попались на глаза опытной пиарщицы Аллы Дурень. Ударение в ее фамилии падало на второй слог. У нее было размыто благородное происхождение. Какой-то дед у нее, что ли, был полковником тайной полиции или, может быть, служил рабоче-крестьянским надсмотрщиком над архитекторами, застраивавшими город после войны. В любом случае, никаких деталей она никогда не сообщала и обходилась намеками на то, что с детства привыкла получать, что захочет, и ни в чем жизненно важном для культурного европейца себе не отказывать. Фейсбук обошла ее история о том, как она закупила в польском гипермаркете на границе багажник авокадо, но те, подумайте только, совершенно испортились, оставленные всего лишь на сутки в машине. Что ее отвлекло? «Проклятая косная советская система образования», что в переводе на человеческий означало, что ее вызвали среди бела дня в школу забрать двух ее детей, у которых обнаружились вши. Забегалась, отвлеклась, вот авокадо и забыла.

История эта так распалила Дурень, что она принялась строчить посты, какую бы школу хотела для своих детей. В основном она хотела бы такую, где те бы сидели весь день под присмотром нанятых людей и не мешали ей жить. «В такой школе можно будет даже делать на некоторое время интернат – на случай, если родители выедут из страны и детей будет не с кем оставить». Как все бездельники, Алла обожала путешествовать, и как все, кому повезло получать зарплату, ровно ничего не делая, была уверена, что нет ничего проще, чем начать с нуля новое дело. Однако, к ее ужасу, ее фантазии попали на благодатную почву: измученные действительно косной школьной системой родители со всего фейсбука стали сползаться к ней в комментарии и скоро от лайков и репостов перешли к сбору денег и добровольной вербовке в учителя. Когда сам собой организовавшийся чат будущих учителей просто скинул Алле новость, что почти в центре города как раз сдается в аренду по выгодной цене очень даже подходящее под небольшую школу помещение, та объявила, что, к сожалению, бюрократические формальности совершенно выбили ее из колеи, дальше она в такой обстановке создавать идеальную школу не может и уезжает на полгода в Сан-Франциско. Куда девать собранные деньги? Да вот же одна достойная женщина как раз открывает прогрессивный книжный, на него деньги и пойдут.

От изначального интернет-магазина новой хозяйке достались назубок знающая всю документацию курьер Катя, 26-летняя серьезная девушка со склонностью к меланхолии, и только-только устроившаяся на работу застенчивая заочница Алина, которую никто не звал Алиной, а все звали Алиночкой. Катя закончила филфак на такие оценки, что ее просили остаться на трех кафедрах сразу; Алиночка училась маркетингу в аграрно-техническом. Катя выросла в сталинке напротив парка Челюскинцев, Алиночка приехала из-под Жодино и первые месяцы боялась спуститься в метро. Но на полгода на третьем курсе Алиночка попала по обмену в Германию и оттуда приехала, вероятно, самым большим европейцем в истории Европы, так что с Катей она общалась не только наравне, но даже и чуть свысока.