Музейные истории

– А он не старый, – сказал мальчик и посмотрел на мужчину в чёрном плаще. Мужчина смотрел на меня холодными синими глазами. Лицо у него было белое, а не бледное, как принято говорить в таких случаях, нос, губы, скулы небольшие, но очерчены резко, словно их рубили изо льда.

– Здравствуйте! – сказал он мне, а потом нагнулся к мальчику и резко заметил:

– Оливер, нельзя обсуждать чужого человека в его присутствии! Только тогда, когда злишься. А ты ведь не злишься?

И маленький мальчик Оливер благодушно помотал головой, а потом шаркнул ножкой ко мне и сказал:

– Простите меня, мистер! Я совсем не хотел вас обидеть. Я совсем не злюсь. Простите меня!

Я по-прежнему находился в Музее, давая пройти своим гостям. Я помнил главное правило Музея: необходимо принять любых посетителей. Кем бы они ни были, но я совершенно не понимал, что мне делать в той ситуации, в которой я оказался. Они стояли на пороге и не входили. Да и разговор они вели странный.

– Простите, молодой человек, – обратился ко мне взрослый и чётким движением белых перчаток снял цилиндр. – Рассчитывал увидеть Александра Ивановича. С этим связано моё замешательство и невинная грубость Оливера. Искренне верю, что а) Вы достойны заменять его, раз Вы здесь находитесь б) Вы способны провести достойную экскурсию для меня и моего воспитанника в) экспонаты сохранены в лучшем виде, и мы не зря проделали путь из милого Севера в Москву.

Я открыл было рот, чтобы что-то ответить и понял, что не знаю, что говорить. Слава Богу, гости мои зашли. Мужчина, держа цилиндр на весу в одной руке, а потом переложив в другую, элегантно бросил белые перчатки в этот самый цилиндр, а затем вместе с тростью протянул мне.

– Как я могу Вас называть?

И тут я понял, что посетители Музея как-то должны меня называть.

– Сказочник он, – вдруг заявил мальчик, перестав оглядывать всё вокруг и остановившись ангельскими глазами на мне.

– Оливер! – грозно задрожал голос Советника.

– Годится! – спешно сказал я и улыбнулся сначала Оливеру, а потом Советнику. – Давайте я буду Сказочником!

Оливеру понравилось, он звонко засмеялся и захлопал в ладоши. Советник же страшно застыл. Мне показалось, что я вновь слышу звук трескающегося зеркала из своего сна. Собственно, именно поэтому я рассказал в самом начале свой сон. Я был уверен, что слышу именно этот звук, ни с чем его спутать не могу.

– Вздор! – шёпотом произнёс Советник, но это был такой шёпот, что лучше бы он крикнул. Этот шёпот был стелющийся, страшный. Как будто змеи поползли по стенам, полу и потолку. Стало темнее, и эхо змеиного шипения иглами кололо сердце.

– Давайте начнём осмотр! – выдавил из себя я, и с удивлением заметил, что из моих рук куда-то делись цилиндр с брошенными в него белыми перчатками и чёрная трость с хрустальным многогранным набалдашником.

Оливер стал серьёзнее, Советник странно поднял голову вверх и чуть-чуть её наклонил, напоминая поведение Гуамоко (куда, кстати, делась птица?), а змеи и их шипение пропало.

– Конечно, господин Сказочник! – вкрадчиво сказал Советник и не стал скрывать натянутость своей улыбки. Я повёл их в Выставочный Зал.

5

Когда-то давно я был в картинной галерее. Тогда я был школьником. Нас вместе с классной руководительницей в меховой шапке загрузили в дрожащий автобус и повезли по ухабам в какой-то маленький город рядом с нашей деревней. Мы ехали очень долго, и кого-то по дороге стошнило.

Сама картинная галерея представляла собой две комнаты, где на стенах висели громадные картины. В комнатах было довольно-таки светло, но зачем-то сами картины подсвечивались специальными лампами. Это было очень неудобно, потому что краски картин отсвечивали и ничего не было видно. Вдобавок к этому нас всех построили и заставили стоять на одном месте. Местный экскурсовод, дама в почти такой же меховой шапке как и наша классная, голосом в нос гнусавила какие-то данные о тех картинах, что из-за отсветов мы не могли разглядеть. Картин было с десяток, но рассказ о каждой из них был одинаков:

– Эта картина написана в дремучем году;

– Её приобрёл купец такой-то, а потом подарил городскому музею;

– На этой картине мастерски изображено что-то или кто-то.

И в самом конце нас спросили о том, какая из картин нам больше понравилась. Всё.

Когда мы ехали обратно на том же самом дрожащем автобусе, то тошнило уже всех. Это не было связано с картинами, но я об этом помнил и меньше всего на свете хотел оказаться на месте экскурсовода, который проводит такие экскурсии.

– Пожалуйста, сюда! – я показал заранее отрепетированным жестом на место перед Мутным Зеркалом. Советник и Оливер подошли вместе.

– Это – я обвёл рукой весь Выставочный Зал, – главный Выставочный Зал нашего Музея. – Здесь представлены два экспоната: Мутное Зеркало и Безымянные Монеты.

Выслушав эти слова, Оливер радостно оббежал диван и остановился перед одной из витрин с Безымянными Монетами. Советник остался стоять рядом со мной, напротив овального Мутного Зеркала. Заметив движения мальчика, я был уверен, что он призовёт Оливера к порядку, но к моему удивлению, он выдал совершенно странную фразу:

– Оливер! Не красть!

Я поперхнулся. Никак не ожидал такого замечания для этого ангельского мальчика от Советника.

– Я помню! – радостно отозвался Оливер, чем тоже сильно удивил меня.

Мысль о том, что в нашем Музее можно что-то украсть, просто не приходила мне в голову. А сейчас я это стал осознавать, полностью потерялся и не знал, что делать. Поэтому умолк и не стал произносить слова, которые заготовил для своей первой экскурсии. Думаю, это меня несколько спасло, потому что я высосал из пальца такую чушь, что говорить это Советнику было стыдно, а Оливер, несомненно, потерял бы весь интерес ко всем экспонатам. А так мальчик что-то там видел в этих пустых круглешках, а Советник замер со сосредоточенным лицом возле Мутного Зеркала.

Время потекло с иной скоростью, я буквально кожей ощущал, как оно царапается и ползёт по мгновениям.

– Это очень древнее зеркало, – начал говорить я, потому что думал, что экскурсовод должен что-то говорить. Перестал я говорить потому, что Советник плавно и удивлённо повернул ко мне голову и насмешливо возразил:

– Вздор! Ему всего сто восемьдесят лет!

Я растерялся и замер. То, что я собирался рассказывать, разумеется, было взято с потолка (а откуда ему ещё было взяться?), но я и подумать не мог, что кто-то что-то может знать о том, что находится в Музее.

– Но это же много, – попробовал я оправдаться.

– Чепуха! Даже с Домом нельзя сравнить! – резко возразил Советник.

– А Дому сколько? – задал я глупый вопрос.

– Это лучше уточнить у Александра Ивановича, – отвернулся от меня Советник и стал дальше смотреть на Мутное Зеркало, но потом уточнил:

– От пятисот до шестисот.

– А! – неопределённо протянул я. Советник продолжил стоять и смотреть немигающим взглядом в зеркальную муть. Оливер тем временем перешёл к другой витрине с Безымянными Монетами.

– Если бы здесь не жил этот звездочёт, то Мутное Зеркало надо было хранить где-нибудь ещё, – медленно сказал Советник. Я удивлённо посмотрел на Мутное Зеркало. Оно было мутно, как всегда.

– Холод, – продолжил Советник, – лютый холод, который поместил сюда тролль, способен калечить человеческие сердца, если хотя бы крупица этого Мутного Зеркала попадёт в человека. Представляете, что может случиться с этим миром, господин Сказочник, если Мутное Зеркало треснет и осколки полетят в разные стороны?

Советник повернулся ко мне, ухмылялся уголком губ и страшно смотрел насквозь сосредоточенными синими холодными глазами.

– Осколки Мутного Зеркала не знают забвения. Уничтожив одно сердце, они отправятся нести холод и смерть следующему. Этому не будет конца.

Мне стало дурно. Возможно, от того, что Советник смотрел прямо в меня.

– Тролль был уверен, что так и будет. Но так не случилось. Мутное Зеркало собрано и остаётся целым здесь, в этом доме звездочёта, в Выставочном Зале. Смех тролля не способен пробить эти заговорённые стены.

Я стоял и слушал, открыв рот. Руку бы дал на отсечение, что такой серьёзный человек как этот Советник не мог бы нести подобную чушь. Верил ли он в то, что говорил? Или просто издевался надо мной?

– Вся прелесть этого экспоната состоит в том, – с этими словами он отвернулся от меня к Мутному Зеркалу, словно бы произнося следующие слова не мне, а именно этому предмету, в который всматривался, ради которого, как я понял, он сюда и пришёл. – Состоит в том, что можно стоять в шаге от абсолютного зла, и это зло абсолютно безвредно. Обездвижено. Запечатано. Замкнуто.

«Вот это история! – восхищённо думал я. – Надо взять себе на заметку!»

– Оливер! Ты нашёл свою Безымянную Монету?

– Нет ещё! – звонко отозвался мальчик.

– Свою? – вскричал я. – Как свою?!

– А чью же, господин Сказочник, он должен там высматривать? – недоумённо упёрся в меня взглядом Советник.

– Я лично перебирал все Безымянные Монеты, – торопливо заговорил я. – Они все абсолютно одинаковы… Ну края там немножко разные… Но сами безымянные Монеты абсолютно одинаковые! Там нет и не может быть вашей безымянной Монеты!

– Разумеется, нет! – резко ответил Советник. – Свою Безымянную Монету я уже забрал.

При этих словах в его пальцах блеснул серебряный круглешок, так знакомый мне. Но с этим круглешком что-то было не так. Советник любезно прекратил фокусничать с круглым предметом и на ладони показал его мне.

– Фух! – облегчённо выдохнул я. – Это не Безымянная Монета! На Безымянных Монетах нет никаких изображений, а у вас… вон… там…

Я подошёл поближе, нагнулся, напряг глаза. Советник не убирал руку. Его рука была белее металла монеты.

– Розы? – спросил я и поднял глаза на него.

– Разумеется.

Ловким движением он тут же подбросил монету, которая поднялась до уровня моих глаз, перевернулась и упала точно в ладонь моего всезнающего собеседника. Я опять склонился над белой рукой.

– Вот! – радостно воскликнул я и стал показывать на монету пальцем. – Там что-то написано!

Я облизнул губы и напрягся.

– Талеры? – произнёс я вслух. – Я правильно прочитал?

– Да. Очевидно, вы умеете читать.

Я подумал, что Советник смеётся надо мной, но его ледяные глаза и ледяной тон не предполагали проявление юмора. Он был серьёзен до такой степени, что мне осталось предположить, что он просто высказал своё умозаключение.

– Что это значит? – спросил я.

– Это валюта моей страны, – бесстрастно пояснил он.

– Это хорошо, – сказал я.

Возле витрин Оливер продолжал внимательно разглядывать Безымянные Монеты.

– Но это не наша монета, – сделал я своё умозаключение. – У всех наших ничего нет. Ни роз, ни надписей!

– Разумеется, – спокойно сказал Советник и спрятал свою монету. – Ведь эти монеты пока ещё не нашли своих.

Я замер, не в силах понять эту фразу.

– Когда-то очень недавно Александр Иванович проводил мне экскурсию по Музею. Тогда я нашёл свою монету. Она была пустой, как сейчас те, которые разглядывает Оливер. Я нашёл её. Александр Иванович отдал мне её, и в моих руках появились на её поверхностях розы и слово «Талер». С тех пор у меня появилась Судьба.