Музейные истории

– Может, ещё что-то помните?

– Да, Оливера к нам привёл господин Советник, – выболтал я, сам не понимая, как слова срывались с моих губ.

– Господин Советник! – радостно вскрикнул Павел Иванович. Блокнот в его руках сделал какие-то акробатические трюки, но не исчез.

– Вы хорошо знакомы с господином Советником?

– Нет, – честно признался я. – Он здесь был один раз…

Возникла какая-то незапланированная пауза, в которую у меня вырвался вопрос. Вырвался и, надо думать, больно укусил Павла Ивановича:

– А вы?

– Случалось, знаете ли видеться, – неопределённо сказал Павел Иванович и увёл разговор по какой-то другой тропинке, которую я сегодня и вспомнить не могу.

4

Павел Иванович занятно пил чай. Расхваливать он его начал, когда только учуял аромат. Да так расхваливал, такие слова выбирал, что мне казалось, чай этот можно было пить без сахара. На мой вопрос, нужно ли ему лимона или мёда, он так ответил, что вроде бы ничего не попросил, но я принёс и то, и другое. Павел Иванович пил чай и с мёдом, и с лимоном.

– Как у вас тут прекрасно! – восхищался он, трубочкой свёртывал губы и тянул огненную, как мне казалось, заварку. Чай он заедал почтенной долькой лимона. Когда я присмотрелся, то понял, что своими пальцами он держал сразу два кусочка, но так, что заметить это можно было, только если сильно присмотреться.

– Ещё чаю? – спросил я.

– В ваше удовольствие! – сладко протянул посетитель. Я отправился заваривать новый чайник.

Звёзды и бархатная ночь совсем не интересовали Павла Ивановича. Чай, лимон, мёд – интересовали, а вот все прелести музейного балкона – нет.

– Вы знаете, – заговорил Павел Иванович как только я сел напротив него, – ваши истории меня чудесным образом навели на такие мысли…

– Буду рад, если вы ими со мной поделитесь, – сказались у меня сами по себе слова. Вроде как и не собирался ничего говорить, только чашку чая выпить, поэтому вот и присел, но как-то так у этого посетителя Музея получалось, что само собой что-то такое говорилось и ничего с этим поделать было нельзя.

– Когда-то давным-давно, на заре человечества, как говорят люди исторические, – плавно запел Павел Иванович и слова его потекли ровно, сладко, затягивающе, – случилось в истории человечества значимое событие: появилось понимание, что всё и на всё обменять можно.

Признаться, я ничего не понял из этих слов, но Павел Иванович говорил так занятно, а чай был такой вкусный, что я кивнул так, будто бы всё понял. Мой гость продолжил:

– Стало ясно, что нужно некое универсальное средство, чтобы обменивать всё на всё можно было, да богатство копить. Не сразу сообразили, что это такое должно быть. Пробовали меха, наконечники стрел, семена разные, даже пиво в каких-то областях для этих целей использовали.

Павел Иванович медленно поднёс белую чашку к своим губам, вытянул их трубочкой и вмиг полчашки чая исчезло. Я улыбнулся.

– Прошло сколько-то времени, потом ещё столько же, а может, и ещё больше.

От таких слов стало даже темнее.

– И вот сообразили, что золото и серебро могут быть такими вещами, что всё на них обменять можно, – продолжил мой собеседник и поставил чашку. Взгляд его при этом стал острым, всепроникающим. – Не сами по себе куски золота и серебра должны стать тем, что обменять всё на всё можно, а иначе надо всё сделать.

Я ничего не понимал, но слушал внимательно.

– Умные люди сделали драгоценный металл круглым, печать специальную наложили, следили за тем, чтобы нужное количество золота да серебра в монетах плавилось. Стали люди разные вещи да услуги этими золотыми да серебряными круглешками мерить.

Стало как-то страшно от этих слов.

– Да надобно сказать, – вдруг возвысил свой голос Павел Иванович, – что не у всех людей получилось настоящую цену всему определять! Один вот думает, что пуговица в золотую монету стоит, а вот знающий человек знает, что и сотня пуговиц золотой монеты не стоит!

Он хитро улыбнулся и посмотрел на меня.

– Потом, должен сказать, и металл никакой не нужен стал. Государство его разными бумагами, что называть стали ценными, заменило, разные названия в роде «кредитного билета» придумало. Молодцы! Правда?

Холод пробежал по моей спине, улыбка его оскалом мне показалась.

– Только это задачу не упростило. Люди совсем запутались. Кое-как ещё с чаем там и сахаром что-то понятно. Можно как-то сообразить, что и сколько стоит! А вот что посложнее, да позначимее… Тут тяжело! А ещё эти романтики! Видели таких?

Видимо, я подтвердил, потому что мой собеседник продолжил:

– Так уж оказалось в этом мире, что люди разделились на две категории. Одни знают цену денег, понимают, что и за что купить и продать можно, и другие…

Взгляд его пригвоздил меня к месту, я вспомнил карканье Гуамоко в утро того дня.

– Другие, поскольку цену деньгам – не имеет значения, бумажные те или металлические – определить не могут, поэтому говорят всем, что есть вещи, которые не продаются!

Он рассмеялся. Страшно, холодно. Потом рывком схватил белую чашку, выпил всё, что в ней ещё было, и закончил:

– Я вот цену деньгам знаю.

Мир померк в моих глазах. Земной шар остановился и не хотел двигаться дальше.

– Вы же умный человек, господин Сказочник, – обратился он ко мне. Несмотря на то, что я только что пил чай, горло моё пересохло. Жар окутал меня плащом, тут же отпустил, а после этого сразу же лёд окутал моё тело, сковал всё, кроме последнего удара сердца, которое ухнуло колоколом, что-то разбило, словно стеклянное, что-то посыпалось вокруг и разлетелось вдребезги, а посередине всего этого на белом плетёном кресле в ночи сидел, собрав руки в замок, Павел Иванович и смотрел на меня.

– Вы же умный человек, господин Сказочник, – повторил он раскатистым эхом. – Вы же понимаете, что не может быть ничего вечного. Объявление, написанное по глупости вороной, не может составить ваше счастье! Счастье нужно взять самому! Я же, человек знающий цену деньгам, предложу вам то, чего вы действительно заслуживаете! То, что сделает вас хозяином своей Судьбы!

Я хотел спросить, уже не помню чего, но у меня ничего не получилось. Я сидел, покорно всё это слушал и ждал.

– Я знаю, сколько стоит Мутное Зеркало. Я знаю, сколько стоят Безымянные Монеты. И я знаю, сколько нужно вам, господин Сказочник, чтобы вы были властителем своей Судьбы. Но возможно это только при одном условии!

Он резко вытянул руку с указательным пальцем вверх, а у меня, не знаю почему получилось, вырвалось:

– Что же?

Он победоносно сверкнул глазами, полез в полы своего пиджака, аккуратно достал сложенную вчетверо бумагу и стал её разворачивать.

– Вам нужно быть человеком той же категории, что и я, господин Сказочник!

– Что же это за категория? – сказал я и почувствовал, что всё, чем сковал меня мой странный собеседник, меня отпускает, я вновь обретаю власть и способность владеть собой.

– Вы должны быть человеком, который знает цену деньгам! – заключил Павел Иванович и, расправив лист, на котором я заметил какой-то герб и множество букв в завитушках, положил его передо мной.

5

Должен заметить, что рассказывать события, произошедшие далее на балконе, у меня нет права. Обойдёмся без них.

6

Павел Иванович, постукивая концом своей трости, спустился по ступенькам Музея. Двое его слуг, заметив своего хозяина, тут бросились на свои места: один сел на козлы, другой как-то там пристроился сзади. Я остался на крыльце, а Павел Иванович сел в экипаж.

– Прощайте, Павел Иванович! – крикнул я, подняв правую руку. У меня было железное ощущение того, что с этим человеком нам ещё придётся увидеться.

– Прощайте, мёртвая вы душа! – загадочно попрощался он, ласково улыбнулся и задёрнул занавеску. Экипаж его тронулся, цокая копытами по московскому, только что поменянному асфальту. Его экипаж ещё не успел скрыться из глаз, как сверху почти что упала взбаламошенная ворона:

– Что ты ему сказал на Балконе?!

Увы, я не мог удовлетворить любопытство Гуамоколотинга. Как я уже сказал вам, рассказывать об этих событиях у меня не было права.