Масло

Вскоре такси подъехало к фешенебельному многоквартирному дому недалеко от станции Фудомаэ.

— Вот тут жила Кадзии Манако, — сказала Рика, расплатившись с таксистом. — Я все хотела как-нибудь побывать здесь. Представляешь, арендная плата в этом доме — около трехсот тысяч иен.

— Так значит, мы по работе твоей сюда приехали? — улыбнулась мама. Ее напряженное лицо разгладилось; как и Рэйко, она была отходчивой и очень, очень любознательной. — Ты ведь про ту мошенницу-обжору, да? Неплохое местечко она выбрала для жизни… Триста тысяч… Сколько же денег она у мужчин выманила!

Мама с интересом разглядывала нарядные клумбы, новогодние украшения на входе, стильный стеклянный лифт прямо в фасаде здания. Рика почувствовала себя неуютно, когда вышедший из дома мужчина — видимо, здешний жилец — окинул их подозрительным взглядом, но все равно была довольна: похоже, настроение у мамы поднялось.

На ее вкус, двенадцатиэтажный дом выглядел богато, но безлико. Типичное жилье для элиты: в таких домах покупают или снимают квартиры всякие знаменитости: спортсмены, актеры или политики. Ничего интересного.

Они обошли дом и направились к храму. Мама разрумянилась от ходьбы и выглядела чудесно.

В переполненном храме они бросили пожертвование в алтарь, помолились за счастье в будущем году, выпили амадзакэ, вытянули гадание… Напряжение окончательно спало.

По пути к станции Рика заметила на втором этаже одного из зданий кафе «Фруктовый рай» и тут же вспомнила божественный вкус рождественского торта.

— Мам, а вон там раньше было кафе, куда любила захаживать Кадзии Манако… «Мегуро» — так оно называлось.

Во «Фруктовый рай» они не попали — кафе было закрыто на праздники. «Старбакс» мама сразу отмела — там нельзя курить, и в конце концов они заглянули в «Дотор». Народу внутри оказалось полно — и не скажешь, что первый день нового года, когда обычно все сидят по домам. В основном одиночки, по виду которых и не понять, чем эти люди занимаются по жизни. Интересно, за кого принимают их с матерью? Может, за подруг с разницей в возрасте? Мама выглядела очень молодо — больше сорока пяти и не дашь. Когда Рика была подростком, их нередко принимали за сестер.

Потягивая кофе, мама разговорилась.

— Знаешь, я хорошо понимаю, почему Кадзии Манако была так популярна. Видишь ли… Только не говори никому!..

Смущенно улыбаясь, словно школьница, она наклонилась поближе к Рике и понизила голос. Услышав ее признание, Рика едва не подавилась чаем.

— Ты ходишь на вечеринки по поиску партнера как подставное лицо? Ну и дела. Интересная история…

— Что еще за профессиональный тон! Смотри мне, даже не думай писать об этом. Я с тобой по секрету делюсь, только между нами.

Мама закурила и начала рассказывать. Ее пригласила владелица брачного агентства — клиентка ее магазина, с которой они приятельствовали и иногда выпивали вместе. Мол, такая красивая женщина украсит вечеринки. Мама согласилась: скорее из интереса, чем ради денег. Вечеринки для людей от шестидесяти проводились в отеле на Роппонги, и мама описала их как «сущий ад»: все ужасно натянуто, фальшивые улыбки и натужный смех.

— Вот уж не думала, что со мной, в моем-то возрасте, будут обращаться, как с хостес. Слушать байки о подвигах дедков, родившихся сразу после войны, даже за деньги — то еще удовольствие. Похоже, им невдомек, что женщинам интересны не герои, а просто приятные собеседники. Причем не только я там сижу с постной миной — есть еще пара вменяемых женщин. Стоило нам встретиться глазами — и мы сразу друг друга поняли, а после мероприятия отправились пить чай в кафе «Алмандо». Как выяснилось, на Роппонги мы ориентируемся получше этих показушников.

— Другого я от тебя и не ждала, — рассмеялась Рика. — Но наверняка ты все равно пользуешься популярностью, да?

— Вовсе нет. Таким мужчинам на самом деле нужна не спутница, с которой они будут идти по жизни на равных, а кто-то вроде хостес: чтобы восхищалась и поддакивала без остановки. На встречах такие есть, но в основном это профессионалки. Их тоже нанимают, как и меня. Я быстро сообразила, что такие вот мероприятия для людей старшего возраста — это настоящее поле боя между профессионалками. Я видела, как у одной из женщин вытянулось лицо, когда кто-то из мужчин вдруг проявил ко мне интерес.

— Профессионалки, значит…

Рика задумалась. Не в том ли заключается трагедия жертв Кадзии Манако, что они спутали такой вот «оплачиваемый сервис» с искренней заинтересованностью?

— Причем главное тут — выглядеть как можно менее профессионально, — продолжала мама. — В идеале — обычной пенсионеркой. Вокруг таких мужчины и вьются. Можно понять — почему нет? Если обе стороны получают что хотят, разве это не счастье? — По тому, как мама нервно выдохнула струйку дыма, Рика поняла, что с любовником у нее не сложилось.

А ведь она заслуживает большего. Мама всегда пыталась с улыбкой сгладить конфликт — так было и с дедом, и с отцом. В итоге оба вертели ею как хотели, потому что прекрасно понимали: она слишком деликатная и чуткая, чтобы оказывать открытое сопротивление.

Маминой зарплаты после развода едва хватало на оплату жилья и повседневные расходы, и хотя частная средняя школа, где училась Рика, была не из самых дорогих, какое-то время за нее платил дед. Рика часто чувствовала себя виноватой, когда осознавала, что из-за этого маме до сих пор приходится заискивать перед ним.

— Кстати, Рика, ты давно была на могиле отца?

— Давно. Все собираюсь выделить время, но пока не получилось.

— Это твой отец, солнышко, так что не забывай навещать его. После развода я для него посторонний человек, и то заходила пару раз в минувшем году.

Рика слегка удивилась. Не то чтобы разговоры об отце были под запретом, но эта тема редко всплывала в их беседах.

…Когда мама объявила, что подает на развод, для отца это стало шоком. Он запаниковал, как ребенок, а после ужасно разозлился. Было отчего. Снова перед глазами всплыла картинка. Она сидит в детском кресле велосипеда, а мама крутит педали, взбираясь на холм. Ее хлопковая кофта взмокла от пота, плечи напряжены. Тогда работал только отец, а мать объезжала окрестные библиотеки и забирала новинки, которые заказывал по телефону отец. Нередко ей приходилось заскакивать сразу в пять библиотек. Рика любила библиотеки и ездить с мамой, для нее это было развлечение, и она не замечала, как напряжена мать. Разве что отголоски, схваченные детским сознанием, — стоило упустить хотя бы одну бронь, как у отца портилось настроение, и он еще долго ходил недовольный и молчаливый. Скорее всего, уже тогда в семье начались проблемы с деньгами. После, когда Рика пошла в школу, мать нашла себе подработку и, зная, что нарвется на скандал, отказалась от этих поездок. Отец был скуп. «Книг, которые действительно стоят покупки, очень мало», — часто говорил он. Если он хотел посмотреть кино, то дожидался, когда заинтересовавший его фильм покажут по ТВ, либо брал диски напрокат, либо ходил на бесплатные показы. А еще он ужасно гордился тем, что знал, где найти максимально дешевые билеты на спектакли или выставки. При этом, если он не получал ожидаемого удовольствия, то всегда возмущался: за что деньги отдал?..

После развода отец жил в одиночестве в Микате, родном городе Рики. Пока не…

Похоже, мама приняла молчание Рики за растерянность и поспешила объяснить:

— Брось, не делай такое лицо. Я просто заглядывала на кладбище в Йокогаме по пути из торгового центра, где присматривала новые импортные бренды. Хороших воспоминаний о твоем отце у меня почти не осталось. Чего стоит его заявление о том, что он бросает работу в университете, чтобы заняться писательством… а ты как раз пошла в среднюю школу! Вот что за человек такой! Нисколько не думал о том, каково нам приходится.

Жалобы на покойного отца звучали из уст матери так легко и беспечно, что разговор не казался гнетущим. Но так ли просто ей говорить об этом? Мать то и дело поглядывала на наручные часы — видимо, прикидывала, не пора ли вернуться к деду. А может, у нее были какие-то другие дела.