Большая и маленькая Екатерины
![Большая и маленькая Екатерины](/uploads/covers/2023-06-02/bolshaya-i-malenkaya-ekateriny-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Алио Адамиа
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 1979
Читать книгу "Большая и маленькая Екатерины"
III
Теплый безветренный сентябрьский вечер.
Я сижу на веранде и смотрю на хребет Санисле.
А как часто, бывало, мы с мамой сиживали так вечерами, глядя на горы, и мечтали.
Мама обычно вязала, а я чаще всего сидела без дела.
— Ты что, устала, Эка? — насмешливо спросит мама.
— Да, немножко. Хочу отдохнуть.
— Правильно, так и надо. Как только почувствуешь усталость, нужно сразу отложить все дела и отдыхать. Ты у меня в этом отношении молодец, — убежденно говорила мама и добавляла с улыбкой: — А я ведь тоже устала и тоже хочу отдохнуть.
Она вставала и, бросив на меня выразительный взгляд, осторожно спускалась по лестнице во двор и направлялась к воротам.
Мама уверяла, что оттуда закат кажется особенно красивым.
Она любила стоять, взявшись за верхнюю рейку ворот и слегка раскинув руки, и мне казалось, что она вот-вот воспарит в воздух.
Иной раз она тихо напевала какую-то печальную песню, но я не могла различить слов и слышала только грустный мотив.
Возвращалась она, только когда солнце уже скрывалось за хребтом.
Помню, как-то раз я незаметно подкралась к маме совсем близко, но так и не смогла разобрать слов ее песни. Тогда я стала рядом. Мама почувствовала это, во виду не подала и на меня не взглянула. Она продолжала петь. И вдруг я поняла, что это была песня без слов. Но нет, я ошиблась. В ее песне было единственное слово «нанайя, нанайя, нанайя…». Но какая тоска звучала в нем! Нельзя представить себе, чтобы у человека было тяжелее на душе, чем у моей мамы, когда она так пела.
Так и стояли мы, глядя на заходящее солнце, — мама тихо пела, а я просто молчала.
Наконец солнце зашло. Мама опустила руки и, радостно улыбнувшись, весело и громко сказала: «Нанайя!» Это прозвучало как приветствие кому-то, кого мама долго ждала и наконец-то дождалась. Словно она хотела сказать: «Дай бог тебе радости за то, что ты так обрадовала меня своим приходом!»
Как сейчас помню, она положила мне на плечо руку и, улыбнувшись, сказала:
— Эка, принеси-ка гитару. Прошу тебя, сыграй что-нибудь и спой. Видишь, солнце уже скрылось и с Санисле к нам спустилась тишина. Сыграй и спой!
…И вот сейчас, когда я одна-одинешенька сижу на веранде и смотрю на заходящее солнце, мне кажется, мама стоит у ворот, раскинув руки как для полета, и тихо-тихо поет грустную мелодичную песню, свою любимую песню без слов.
У ворот с корзиной в руке появился Сандро. Увидев меня, он открыл калитку, вошел во двор и неторопливым шагом направился к дому.
Поднявшись на веранду, он поздоровался со мной и опустил корзину на пол. В ней были груши и инжир. Во всем Хемагали только у Александре Чапичадзе такой инжир, и то одно-единственное дерево.
— Это твой отец прислал? — не подумав, спросила я.
Пауза.
Сандро потупился, глядя в пол, потом посмотрел на корзину и медленно поднял голову.
— Я собрал, тетя Эка, — смущенно улыбаясь, сказал он и залился краской.
А мне стало так стыдно, что я, по-моему, покраснела сильнее, чем Сандро. Ведь он специально для меня собрал фрукты, хотя знает, что их у нас в саду сколько угодно. Правда, все они уже перезрели, а я их не снимаю, потому что после смерти мамы меня на дерево палкой не загонишь. А раньше? Да, бывало, ни одни соседи без меня не обходились во время сбора фруктов и орехов. Я же мастер в этом деле. Ни одного ореха на дереве не оставлю… Сандро это известно. И вот он пожалел тетю Эку и решил обрадовать ее: принес инжир и груши. А тетя Эка ни с того ни с сего: «Это твой отец прислал?»
Конечно, Сандро стало неловко. Он в глаза мне смотреть не мог, когда, словно извиняясь, сказал:
— Я сам собрал, тетя Эка.
Я должна была его встретить веселой улыбкой, поблагодарить, сказать, что не надо было беспокоиться, а я сразу со своим вопросом. Что после этого мог подумать Сандро? Догадался, что даже в эти траурные дни я думаю о его отце? А вот его отец думает ли обо мне, помнит ли меня? Он ничего не просил передать мне? Наверняка Сандро все понял и поэтому покраснел. А может быть, это Реваз подсказал сыну, чтобы тот собрал фрукты и отнес мне, а если я спрошу, от кого они, чтобы ответил, мол, сам собрал. Вдруг все так было? А Сандро уже совсем взрослый… От мальчика в его возрасте ничего не скроешь…
— Если вам нужно кукурузы намолоть, я отнесу на мельницу, — сказал Сандро.
— Спасибо. Коки завтра это сделает.
— Почему Коки? Я возьму!
— Уже темнеет, и на мельницу сейчас идти поздно, Сандро, — ласково сказала я.
— А я возьму кукурузу домой, а завтра утром, когда пойду на Сатевелу на рыбалку, занесу ее на мельницу.
Тут только я заметила, что Сандро стоит. Я вынесла из комнаты стул и поставила рядом со своим. Мы сели.
— Почему вы ничего не берете, тетя Эка? Я только что собрал. Ну, попробуйте, пожалуйста!
Я пошла в комнату и, выложив инжир и груши в вазу, вынесла ее на веранду. Пришлось поставить еще один стул, потому что стола на веранде не было.
— Давай угощаться вместе! — сказала я, беря инжир.
Сандро взял грушу.
— Ты на рыбалку один ходишь? — словно между прочим поинтересовалась я.
— Нет, вместе с отцом.
«Так, значит, это было поручение отца — взять у тети Эки кукурузу на помол, если ей надо. Завтра, мол, мы идем рыбу ловить и заодно зайдем на мельницу. А потом ты ей отнесешь муку, да и рыбу тоже. Так, наверное, сказал твой отец. Я знаю, что он это говорил, но ты будто забыл об этом. Каким же ты стал хитрым, Сандро!»
— Вы на удочки ловите? — спросила я, точно мне это было очень интересно.
— Сетями! У меня свои, а у папы — свои! — с гордостью сказал Сандро.
— У тебя есть настоящие сети? Большие?
— Такие же, как у отца.
— И ты умеешь забрасывать сети по всем правилам?
Сандро покраснел.
— Они у меня не совсем хорошо раскрываются, складки остаются, но рыба все равно ловится. Правда, не так, как у отца.
«И вот завтра утром твой отец закинет сети впервые в мою честь! И сделает он это красиво, мастерски. Рыбы попадется в них столько, что Реваз с трудом сможет ее вытащить. Он отберет не меньше десяти усачей, чтобы послать мне, ведь он знает, как я люблю эту рыбу. Пришлет он ее с тобой, а ты скажешь, что, мол, сам поймал. Это потому, что ты будешь выполнять наказ отца. Я, конечно, поблагодарю, но тебе не поверю, да, да, не поверю, и все. И буду права. Краснеть мне не придется. А вот ты — другое дело. Ты глаз на меня не сможешь поднять. Вот так-то, мой маленький друг!»
— Завтра мы с отцом едем в Хергу. У вас никаких поручений не будет? — деловито спросил Сандро.
«Опять я должна поверить, что это идея Сандро? Сколько раз отец брал его в Хергу, но Сандро меня никогда не спрашивал, нужно ли мне там что-нибудь. А Реваз знает, что после смерти матери я если и выхожу из дому, то только на кладбище. Даже к соседям не заглядываю, а в Херге не была почти два месяца. Раньше-то раз в неделю я обязательно ездила в город за покупками. Вот он и подумал, что я в чем-нибудь нуждаюсь, и велел Сандро спросить, не нужно ли мне чего. Большое спасибо, дорогой Реваз, за внимание».
— На своей машине едете?
Сандро кивнул головой.
— Если сможете, купите мне немного пшеничной муки, килограммов пять, не больше.
— Так мука есть и в нашем магазине, тетя Эка! — поспешил сказать удивленный Сандро. — А больше вам ничего не надо?
Я ничего не могла придумать.
— Нет, Сандро, больше ничего!
Сандро как-то вдруг поскучнел. Он снова положил в вазу так и не начатую грушу и потер ладонями колени, по-видимому собираясь уходить…
«Хотел взять кукурузу, чтобы намолоть, и забыл об этом. Потом сказал, что утром едет с отцом в Хергу, так, мол, не надо ли там чего. Я попросила купить немного пшеничной муки, а она, оказывается, и в нашем магазине продается… Пойдет сейчас Сандро домой, а у ворот, я уверена, его встретит отец. Увидев, что у Сандро в руках только корзина, он решит, что моя кукуруза для помола лежит в ней. Я ведь никогда не мелю помногу. Поэтому Сандро легко несет корзину, для него такая ноша не в тягость… Когда Сандро подойдет к воротам, Реваз, оглянувшись, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, громко спросит его:
— Как себя чувствует тетя Екатерина?
— Хорошо, — холодно ответит Сандро, и Реваз это почувствует.
— Она тебе обрадовалась?
— Тетя Эка сразу спросила: этот инжир и груши твой отец прислал?
— А ты что ответил?
— Я сказал, что я собрал, — смущенно скажет Сандро.
— А что было потом?
— Она выложила фрукты в вазу и стала меня угощать. Пришлось мне взять грушу.
— А она?
— Она попробовала инжир и сказала, что он очень вкусный.
Реваз сердито спросит сына, словно тот в чем-то провинился:
— Она дала тебе зерно, которое надо отнести на мельницу?
— Нет. Она сказала, что завтра Коки возьмет.
— Какой Коки? — раздраженно спросит Реваз.
— Отец, ты что, не знаешь Коки? Да это же мой товарищ, — спокойно скажет Сандро и снисходительно улыбнется отцу.
— А, наш Коки? Внук Абесалома Кикнавелидзе? — И Реваз успокоится. — А купить? Купить она ничего не поручала.
— Она сказала, ей надо немного пшеничной муки…
— Ну что ж, купим? Не забудешь?
— Я ей сказал, что мука и у нас в магазине продается. Она очень удивилась, потому что не знала этого, и сказала, что тогда сама купит.
— Не нужно было ей этого говорить! Не нужно! — рассердился Реваз. — Она же попросила, чтобы мы купили! Надо было сказать: хорошо, купим, и все! Да и потом, разве в нашем магазине всегда есть мука? Нет, конечно! Твой же дедушка вчера с пустыми руками оттуда вернулся. Ему сказали, чтобы зашел на следующей неделе. Не забудь — мы обязательно должны завтра купить муку для тети Эки…
Потом Реваз отведет взгляд от сына и подумает: «Сандро ведь не знает, зачем Эке понадобилась мука. Ну на самом деле, откуда ему это знать? А я сержусь на него без причины. Да из этой муки маленькая Екатерина сделает хачапури и пришлет, но не мне и не Сандро, а Александре. Да еще в корзинку поставит графин инжирной водки и горшочек лобио… Жалеет маленькая Екатерина Александре. Правда, когда жива была ее мать, она чаще присылала гостинцы. Верно, та была еще достаточно бодрая и помогала дочери готовить. И даже когда уже большая Екатерина заболела, Эка умудрялась присылать что-нибудь. Конечно, это бывало не очень часто, но все-таки… Знает Эка, что Александре у нас за хозяйку в доме, вот и жалеет старика, хочет помочь ему как может, облегчить ему жизнь…»
Боится Реваз своих собственных мыслей, не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о его сокровенном желании…
Во двор вошел Коки. Увидев нас с Сандро, он пустился к нам бегом и, не останавливаясь, одним духом взлетел по лестнице на веранду.
— Меня к вам послал Гуласпир, тетя Эка! — выдохнул он.
Я испугалась.
— Что, ему плохо?
Коки улыбнулся.
— Дядя Гуласпир наказал мне: пусть завтра пораньше Эка приготовит на четверых завтрак, как у нас полагается. Больше ничего не говори. Она сама обо всем догадается.
И я догадалась.
Гуласпир делал так и при жизни мамы. Только тогда он ни через кого не передавал свою просьбу, а сам под вечер являлся к нам в дом. Он внимательно осматривал грушевые и инжирные деревья, а потом нараспев обращался к маме: