Бывшая для мажора. Она не уйдет

Пролог

Темная комната. Пустая, если не считать нас двоих. Комната, в которую он затащил меня силой. Я знала, чего он добивается. Но не знала, как скрыться, сбежать от него… и от своих чувств.

Как я вообще могла испытывать к нему какие-то чувства? Ведь он был тем самым мальчиком, который превратил в кошмар мои детские годы. Тем самым парнем, который вогнал нож мне в сердце в тот день, когда мне хватило глупости открыть его ему.

― За эти годы ты ничуть не изменился. Я повзрослела. Построила жизнь вдали от тебя, и ты мне в ней не нужен!

― Это ты не изменилась, ― хрипло прошептал Давид, сжав мои плечи руками, наклонившись к моему лицу, ― все так же врешь мне и самой себе.

Вырвавшись, я сделала два шага назад. Вгляделась в лицо, которое когда-то так любила… и которое ненавидела всем сердцем. Густые черные волосы, оливковая кожа, серо-зеленые глаза, чувственный рот с пересеченной острой ложбинкой верхней губой и полной нижней ‒ я не могла смотреть на него, не вспоминая его вкус, его мягкость… За эти годы он возмужал и стал еще красивее, еще привлекательнее… еще опаснее.

― А хочешь, я расскажу тебе правду? ― внезапно вырвалось у меня. ― Когда мы расставались, я была беременна!

Сказала… и сразу пожалела об этом.

Потому что Давид изменился в лице. Его губы приоткрылись, а глаза словно зажглись внутренним светом, какой-то глубинной радостью. Ни разу не видела его таким. Со мной он всегда был самоуверенным наглым засранцем. Нежным и заботливым не был никогда.

― У нас есть… ребенок?

Я промолчала. И что меня дернуло сказать это? Наверное, думала, что эта новость ему не понравится, оттолкнет от меня. Ребенок ‒ это слишком серьезно, а между нами никогда не было ничего серьезного. Даже отношений, и тех, по сути, не было.

― Ника, где он? ― снова сжал плечи руками, всматриваясь в мое лицо.

― А где он может быть? ― нехотя ответила. ― Я сделала аборт. Мы же тогда едва окончили школу. К тому же ребенок никак не вписывался в мою жизнь. Меня ждала карьера модели, рекламная кампания «Андреа Сарто», с которой мне так щедро помог твой отец, ― усмехнулась краешком губ. ― Видел все эти рекламные ролики, плакаты и билборды? Представляешь меня на них с огромным животом?

― Ты… избавилась от моего ребенка? ― Давид побледнел и словно обмер… будто этот малыш, о котором минуту назад он и не подозревал, вдруг стал ему жизненно необходим.

В моем сердце словно провернулся кусочек льда… но я не позволила себе сломаться и расчувствоваться, как в тот роковой день.

― От твоего… или от его ребенка. Откуда мне знать? ― равнодушно пожала плечами.

Я понимала, что бью его по больному, но все равно произнесла эти слова.

Третьяков с силой сжал мои плечи, так, что мне самой стало больно… а затем с отвращением оттолкнул меня от себя. И нанес свой удар.

― В тот последний день я сказал, что ничего к тебе не чувствую… Значит, я все правильно тогда сказал. Лицемерная, пустая, бездушная дрянь, ― его глаза были ледяными, почти спокойными, но его тело сотрясалось мелкой яростной дрожью.

С трудом взяв эмоции под контроль, он прошел к выходу из комнаты, больше и не взглянув в мою сторону.

Меня саму колотило от смеси чувств, в которых было почти невозможно разобраться. Я обняла себя руками. Сделала глубокий вздох… это не помогло.

Мой худший кошмар… Тогда и сейчас!

Вытащив телефон из крошечной сумочки, нашла в нем знакомый контакт. Закрыла глаза. Вытерла слезы тыльной стороной ладони.

― Привет, ― дождалась ответа на другом конце. ― Передай трубку моему зайчику.