Грешная одержимость

ПРОЛОГ

ДАНИ

— Маленькая птичка донесла мне на хвостике, что ты сегодня возвращаешься домой, — проношу я через очередь, ища в цветочном магазине подходящий букет.

В трубке телефона раздается теплый смех Сильвии.

— Я пока не уверена, что готова назвать Нью-Йорк своим домом. Все, кого я знаю и люблю, вернулись в Чикаго, кроме тебя, Петра и Ислы.

— Ладно, возможно, это не дом, но тебе здесь понравится. Я просто рада проводить больше времени с вами. — Закидывая сумочку выше на плечо, я наклоняю голову, прижимая телефон к уху и доставая с охлажденной полки яркую вазу с оранжевыми и желтыми цветами. Они выглядят таким же гостеприимным и счастливыми, какой всегда была Сильвия. Идеально.

— Я тоже взволнована. И я надеюсь, что ты проведешь свободные выходные, показывая мне несколько местных художественных выставок.

— Черт возьми, да! У меня есть еще несколько недель до того, как я вернусь в школу искусств. — Я уверена, что мы сможем посетить кучу, прежде чем я вернусь. — Уверенная в своем решении, я направляюсь к стойке.

— Я заставлю тебя это сделать… нет, Исла, дорогая, не трогай это. Помнишь, что сказала мама о том, что он острый?

Я слышу приглушенный девичий детский голосок из динамика и улыбаюсь. Исла в последнее время была довольно непослушной, судя по всему, что сказала Сильвия, и мне не терпится ее увидеть. Прошло уже много времени с последней встречи.

— Мне отпустить тебя? — Предлагаю я, замечая, как Сильвия отвлекается, пытаясь обуздать свою маленькую девочку.

Моя подруга хрипло смеется.

— Извини. День переезда. Я позвоню тебе позже?

— Давай, скоро поговорим. — Я не вдаюсь в то, что буду говорить с ней лично, а не по телефону. Я хочу их удивить, хотя, судя по звуку, я надеюсь, что не буду мешать. Если будет слишком суетно, я могу просто оставить цветы, обнять их и отправиться домой.

— Прекрасный выбор, мисс, — хвалит кассир, как только я подхожу к стойке. — Они идеально сочетаются с вашим платьем.

— Спасибо.

Я улыбаюсь седовласой женщине, чья кожа, грязные ногти и поцарапанные руки говорят мне, что большую часть дня она проводит в саду.

— Я сама собрала их сегодня утром, — добавляет она, и ее глаза мерцают.

— Вы настоящая художница, — признаю я.

Она хихикает, передавая мою кредитную карту обратно через стойку, а затем желает мне хорошего дня.

Хотя я знаю, что это сводит моего отца с ума, я решаю пройти несколько кварталов до большого дома из коричневого камня, куда переезжают Сильвия и Петр. Если бы это зависело от папы, я бы постоянно пользовалась услугами нашего водителя, чтобы сопровождать меня повсюду. Но, ради бога, это же Бруклин-Хайтс. Я не иду по трущобам.

Я могла бы узнать их новый дом, даже если бы не знала адреса, только по гигантскому движущемуся грузовику, стоящему на улице перед домом. Бесчисленные потные люди в футболках тащат мебель и коробки через входную дверь.

Найдя брешь в потоке машин, я взбираюсь на ступеньки с вазой цветов в руке и уже улыбаюсь в предвкушении. Я, наверное, видела Петра несколько раз с тех пор, как он переехал в Чикаго, чтобы поступить в тот же колледж, что и Сильвия, три года назад. И после того, как я начала считать его братом с тех пор, как они с моим братом подружились в старшей школе, я скучала по нему как сумасшедшая.

Сильвия, с другой стороны, мне как сестра души. Я знала, что мы будем хорошими подругами с того момента, как встретила ее, учитывая нашу глубокую любовь к искусству и стремление к его созданию.

Поднявшись на верхнюю ступеньку, я выглядываю в открытую дверь и вижу Вэла, одного из личных телохранителей Петра, регулирующего движение. Выражение крайнего недовольства омрачило его сильное лицо. Я уверена, что переезд босса — это не то, что он себе представлял в своей повседневной работе.

— Привет, Вэл, — радостно приветствую его я.

— Мисс Ришелье, что вы здесь делаете? — Спрашивает он, его глубокий голос с сильным акцентом звучит устрашающе. Кажется, это его единственная запрограммированная установка — вызывать страх.

Надо сказать, мать Петра вела активную работу по подбору телохранителей для сына. Вэл всегда меня до чертиков пугал. Хотя я наполовину убеждена, что это и есть его цель.

— Очевидно, оставляю приветственный подарок, — поддразниваю я, отмахиваясь от надвигающихся нервов, прежде чем они смогут повлиять на мой голос. Я поднимаю букет, чтобы показать ему в доказательство.

— Сильвии понравится. — Говорит теплый голос из коридора.

Я сияю от знакомого глубокого баритона Петра Велеса. Повернувшись, я встречаюсь с его острыми серыми глазами и получаю в награду улыбку.

— Петр! — Пройдя по коридору, я останавливаюсь, чтобы обнять его одной рукой.

— Привет, Дани. — Он возвращает объятия, крепко сжимая, прежде чем посмотреть на меня на расстоянии вытянутой руки. — Девочка, ты превратилась в прекрасную молодую женщину, пока я был в Чикаго, не так ли?

Я выразительно закатываю глаза.

— Я вроде как превращаюсь в молодую леди уже много лет, Петр. Ты просто наконец решил это заметить.

Петр приподнимает бровь, и я знаю, что это потому, что очень немногие люди настолько смелы, чтобы дразнить его так, как я. Но я заслужила это право. Мне, надоедливой младшей сестре Бена и почетно названной младшей сестрой Петра, никогда не приходилось ничего от него выслушивать.

— Сильвия пытается уложить Ислу вздремнуть. В конце концов меня выгнали из комнаты, потому что я «слишком сильно отвлекаю», так что удачи. — Петр вытягивает подбородок в том направлении, о котором говорит.

— Спасибо. — Я направляюсь в угол зала.

— О, Дани, — добавляет Петр, останавливая меня прямо перед тем, как я выхожу из холла.

Я поворачиваюсь, чтобы снова встретиться с ним взглядом.

— Нам бы очень хотелось, чтобы ты осталась на ужин. Я уверен, что Сильвия скажет то же самое, но она была бы потрясена мной, если бы я не смог пригласить тебя первым.

Я смеюсь.

— Похоже, она наконец-то тебя как следует обучила, — поддразниваю я.

Когда Петр пристально смотрит на меня, я, шутливо подмигнув ему, и выхожу за угол, врезаясь прямо в гигантскую картонную коробку. Она скрывает лицо грузчика, несущего ее, но я слышу его приглушенное ворчание, когда выбиваю его из равновесия. Это также выбивает меня из равновесия, и когда я спотыкаюсь, из моих губ льются извинения.

Вот что я получаю за то, когда умничаю.

— Мне очень, очень жаль… упс! — Пытаясь уйти с его пути, я неуклюже поворачиваюсь, спотыкаюсь о ноги и внезапно падаю назад.

Прежде чем я успеваю выбросить руку, чтобы поймать себя, сильные руки смыкаются вокруг меня.

Сердце колотится, я задыхаюсь, когда мгновенно выпрямляюсь, крепкие руки сжимают мои плечи и поворачивают лицом к широкой мускулистой груди моего спасителя. Потеряв дар речи, я позволяю своим глазам медленно скользить по великолепному и пугающему кадру передо мной, пока не нахожу пару шокирующе голубых глаз.

Ефрем.

Мое сердце бешено учащается, когда его густая шевелюра с золотистыми волосами падает ему на лоб и на глаза. Бабочки порхают у меня в животе, как они делают каждый раз, когда я вижу высокого русского экземпляра, который выглядит (и ощущается) так, будто он вылеплен из мрамора, а не из плоти.

Смущение горит на моих щеках, когда я понимаю, что я не только в нескольких дюймах от человека, в которого влюбилась с тех пор, как встретила его, когда была подростком, но он также только что стал свидетелем моего болезненно неловкого момента. Мои губы приоткрываются, чтобы что-то сказать, но я так взволнована, что не могу придумать, что это могут быть за слова. Мои глаза широко открываются в тихой панике, а во рту внезапно пересыхает.

— С вами все в порядке? — Спрашивает он, его русский акцент ровный и тихий по сравнению с резким акцентом Вэла. От этого у меня по спине пробегает дрожь, и я изо всех сил пытаюсь ее сдержать.

— Я-я-да, — заикаюсь я, мое лицо еще сильнее нагревается от отяжелевшего языка.

Кривая улыбка тянет уголок его полных губ, намекая на веселье. Оно идеально сочетается с его поразительно мужественными чертами лица и сильной челюстью, придавая ему почти дерзкое выражение лица, хотя я знаю, что он совсем не такой. За все время, что я его знаю, он ни разу не заговорил о себе.

Хотя у него есть много достоинств, которые он мог бы прикрыть в этом отношении — например, его плечи, широкие, как дверной проем нормального размера, или его выпуклые руки, которые поддерживают меня, как будто я вешу не больше перышка.

Боже, почему он такой красивый? Я с трудом могу ясно мыслить так близко к нему, когда я чувствую землистый аромат его одеколона и чувствую тепло, исходящее от его массивных ладоней. Моя кожа гудит от острого осознания его прикосновения. Учитывая, что он почти на десять лет старше меня и, вероятно, думает обо мне как о ребенке, он не должен меня так привлекать. Но я не могу помочь тому, как он влияет на меня, как не могу убедить свое сердце перестать биться.

— У вас вероятно течет. — Замечает он, и его веселье возрастает, а его глаза сверкают.

Он отпускает одну из моих рук, чтобы зачесать волосы со своего лица, и на долю секунды мне не хотелось бы ничего больше, чем сделать это самой и почувствовать, насколько они шелковистые, потому что они выглядят очень мягкими.

Затем я осознаю то, что он только что сказал мне.

— Прошу прощения? — Спрашиваю я, выпрямляя спину, когда мой румянец увеличивается еще на несколько градусов. Он только что сказал, что я теку? Подводя итоги, я должна признать, что растущая влага между моими бедрами в немалой степени связана с его близостью. Но не факт, что он об этом знает… А даже если бы и знал, не могу поверить, что он сказал бы что-то настолько грубое.

Он усмехается.

— Ваши цветы. — Он тянется, чтобы поправить вазу, о которой я совершенно забыла во время падения. — Они проливают воду на пол.

Я смотрю вниз и впервые замечаю, что на самом деле капаю водой на ковер и мою новую пару туфель Джимми Чу.

— Ой. Верно. — Не думаю, что я смогла бы покраснеть сильнее, даже если бы попробовала. — Спасибо.

— Не за что.

Кажется, тогда Ефрем замечает, насколько мы близки. Или, может быть, он просто думает, что я наконец-то могу сохранять равновесие, потому что он осторожно отпускает другую руку с моей руки. Он делает шаг назад, хотя его яркие голубые глаза продолжают смотреть на меня.

— Приятно снова вас видеть, мисс Ришелье. Вы больше не навещаете нас так часто. — Его глаза скользят по моему телу, как будто впервые охватывая меня полностью. Затем они возвращаются к моему лицу.

Оценка тонкая, настолько быстрая, что я почти могла ее пропустить. Но от силы его взгляда у меня по спине пробегает дрожь. Если я не буду осторожна, я могу потерять хладнокровие здесь. Хрипло рассмеявшись, я стряхиваю платиновые кончики своего объемного боба А-силуэта.

— Только не говори, что ты скучал по мне, — поддразниваю я. О боже, я сейчас с ним флиртую? Это определенно звучит как флирт.

Мне нужно потанцевать, прежде чем я выставлю себя еще большей дурой. В этот момент я, должно быть, выгляжу полной идиоткой. Что такого в Ефреме, что заставляет меня вести себя как легкомысленная школьница? Я не делаю этого с парнями. И он определенно не тот, кого бы одобрили мои родители. Но чем дольше длится молчание между нами, тем больше я нервничаю. И тут меня осеняет: — я сказала ему не говорить мне, что он скучал по мне.