Полынь-ягода

но поделены мы на своих и не наших…

Я так сильно устала.

Нам бы хлеб преломить с луком, розовым салом.

Я — последней рубахой к тобой, с одеялом,

всё, что хочешь, бери,

всё, чтоб в жизни сгодилось!

…Но на поле мы боя, как будто с тротилом.

Ах, ты Брут мой, ты тонким стилетом мне в спину.

Мне бы в ноги упасть, о, прости мне, прости мне.

Но не так, по-другому, всё хуже и гаже:

в соцсетях, в интернете, в твоих чёрных списках!

Отмотать бы обратно на семь лет иль даже

лет на шесть. На двоих у нас только ириска,

бутерброд, сыр и спирт. Мы идём по аллее.

Защитить как тебя от меня? Так жалею…

А теперь кто мы? Кто? Кактус, зерна пырея?

Я над раной твоей руки, словно бы грею.

А тепло ль тебе, девица-красная, ясная?

Как с убитой снимаю я валенки: вязаны,

биты катаны, шерстью овечьей прошиты.

Мы не дальние, близкие самые. Язвами

расползаются швы. Ты не плачь, ты — убитая!

Эти тонкие плечи, сорочии рёбрышки,

эти губы дрожащие в полуулыбочке.

…Но последним ты выстрелом целиться пробуешь

и зажаты в горсти — не цветы, а булыжники.

Иногда Агате казалось, что ангел-Коля и ангел-дед Иван плывут над ней, шелестя крыльями, дыша в затылок. Они так и остались вместе. Большая мозолистая рука деда и хрупкая, белая рука Коли.

И Агата купила два букета, подходя к мемориалу.

Мемориалу в центре города.

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

Если бы ты знал, дедуля, что я пережила! Меня предала моя подруга Галя. У неё фамилия Фломастер. Да-да. Галя Фломастер. Она мнит себя мастером. Мастер-фломастер.

Это было страшно. Я увидела сначала Донжа. Его спину. Его родную кепку. Затылок. Лопатки под курткой. Рядом — Галя. Они стояли вместе на площади. На моей любимой. Где когда-то гуляли мы. Я начала импульсивно искать пульс на запястье. Мне необходимо было остановить его бег. Его прыжки.

Его кровоточащие под кожей завихрения. Сумасшедшие. Дикие африканские пляски.

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

Позвонила некая Марина Андреева. Сказала, что она жена Матвея. Готова купить мой Куш. За любые деньги. Я отказалась.

Тогда позвонил Матвей Матвеевич, извинился за звонок жены. И тоже попросил об одолжении. Их семейству срочно понадобилось лечение. Диалог был следующим:

— Я повторяю, что Куш я больше изготавливать не стану. И продавать не залицензированный прибор не буду. Это чревато. Тем более я уже столкнулась с этой «Розой-7». Неприятная компания. И что за мода такая набрасываться группой на человека? Напоминает разборки девяностых.

— Агата, я извинился. Мы готовы отдать вам любую сумму.

Матвей повторял и повторял одну и ту же фразу.

— С чего вдруг такая спешность? Буквально несколько месяцев тому назад ваша жена обзывала меня — старухой. Лживой тварью. И, о, вас ли я слышу — «извините, прошу. Откуда такой лексикон вдруг? — съязвила Агата.

— Дедушка, который лечился вашим Кушем, полностью поправился…

— Откуда такие сведения? Вы навещали его?

— Я звонил ему, — уточнил Матвей. — А ведь у него третья стадия была. Неизлечимая.

— Тогда какие ко мне вопросы? Человек купил Куш. Поверил. Исцелился. Деньги, которые были мне выплачены, я потратила. Презентация мне была нужна для самоутверждения. Самоуважения, что ли. Ибо много было поставлено на кон: мои средства, моё время, мои мысли, расчёты, планы, чертежи. Я долгое время провела за чтением и изучением анатомии человека. Ещё что-то мастерить не собираюсь. А вот обматерить вас и вашу компашку очень бы желалось!

Агата хотела прервать разговор. Связываться с Андреевыми ей не хотелось. После неудачной попытки блогерства, Агате хотелось просто забыть этих людей и «Розу-7», как страшный сон.

— Понимаете, что Куш работает!

— Спасение одного человека — это не спасение всего человечества! Отвяжитесь от меня! Если хотите, то более грубо отвечу: пошли на фиг!

— Ладно, — миролюбиво ответил Матвей, — не хотите зарабатывать, дело ваше, но вы же говорили о своей высокой миссии, о благом деле!

— Ошибалась! — соврала Агата.

Если уж заниматься высокой миссией, то не с аферистами и прощелыгами!

Подумала Агата. В душе она сожалела, что вообще знакома с этими людьми. И ещё больше пожалела, что ей не с кем посоветоваться. Галя Фломастер ей более не подруга. И Донж не жених. Только вот эти родные лопатки, ключицы, кепка, шея, спина — всё напоминало о такой боли, что даже любое движение причиняло страдания. Особенно под вечер. Или когда смотрела кино, где влюблённые целуются. Боль становилась огромной. Она выходила за пределы тела. И тогда Агата включала Куш.

Но позвонить кому-то и поговорить Агате было необходимо. Она набрала номер Юлии Росинской.

— Алло! — ответ был бойким и четким. И одновременно мягким. — Поти, я рада тебе!

— Юлия Владимировна. Юлечка, ты где сейчас, в Тюмени? — имя Юлечка прозвучало, как Елочка.

— Нет. Я вернулась в Саров. Тётя уже старенькая. Инсульт был у неё. Вот уже девять дней прошло…

— Да…сочувствую.

Агата подумала, что рассказывать о настойчивом предложении Андреевых не имеет смысла. У Росинской свои проблемы. Но она вопреки своему решению выпалила одним махом всё, что было на душе. Прямо-таки, словно пуля вылетела. Агата говорила и говорила, чувствуя с каждым словом, что ей становится легче. Андреевы казались не такими уж страшными и противными.

— Да ладно! Они мерзкие! — возразила Росинская. — Правильно, что отказала им. Ничего не продавай и не покупай у них.

— Я так и сделала…

— Слушай, Поти, в Тюмени осталась квартира тети моей Динаиды Рангнау. Такая у неё фамилия была. Литовская. Я сама хотела тебе звонить…понимаешь, я пробовала продать. Но дом находится на окраине. На отшибе города, цену называют смехотворную. Да и квартирка маленькая. Мне она просто не нужна! Муж устроился на высокооплачиваемую работу. Я даю частные уроки музыки. Это дает возможность побольше находиться с сыном. Вадиком!

— И что? Я тут при чём? — Агата подумала, что Росинская просто прихворнула после похорон и всей шумихи с ними связанной.

— Теперь ты хозяйка этой квартиры. Я решила её переписать на тебя!

— Зачем это? Мне с Бонифацием неплохо живётся!

— Стоп! Поти! — Юлия Владимировна перешла на приказной тон. — Бонифаций скоро женится. Он уже встречается с девушкой. Ты же сама говорила, что тебе приходится уходить в магазин, когда влюблённые приходят попить чай. И ты понимаешь, что кроме чая с сахаром и варенья с конфетами, эта парочка бежит скорее совокупляться, пока ты находишься на прогулке. Это первое. Второе — Тюмень и Верблюжье — это твоя вторая родина. И третье, там ты сможешь заниматься своим любимым делом. Да и от этих Фломастеров и Андреевых подальше.

— Что же мне теперь от всех бегать? А если в Тюмени я нарвусь на подобных прощелыг? — но предложение Росинской Агате понравилось.

Она давно хотела сменить обстановку. И эта душащая боль. Эти кошмарные мысли…если бы не Куш — спаситель и успокоитель, действующий, как хорошее снотворное, то совсем невыносимо, отвратительно. Дождливо на душе…

— А знаешь, муж рассказывал, что Андреевы ездили к какому-то старику, якобы выманили у него твой Куш на время. Разобрали его, наняли специалистов. Теперь налаживают серийное производство! — Росинская произнесла информацию залпом, словно бы метнула на стол, мол, кушайте, Агата! Угощайтесь новостями досыта! И не хотите ли добавки?

— Разобрали Куш на детали? А затем собрали вновь? — Агата словно не удивилась. Она опнмиали, что такие люди способны на всё.

— Именно так. До винтика! До гаечки!

— А кто же им дал разрешение на массовый поток?

— Нашлись люди…за взятку, наверно, — предположила Росинская.

— Дураки!

— Ты думаешь?

— Конечно. Просто собрать и разобрать — это значит, сломать! Куш больше работать не станет. Хотя все лампочки будут мигать. И ток по проводам будет продвигаться с нужными амперами. Но лечебного эффекта Куш не даст…

— О…секрет изобретателя! Узнаю Агату Поти!

— Юлечка…

снова имя Росинской прозвучало, как Ёлочка.

— Никакой тайны нет. Здесь нужно внутреннее чутьё. Я собирала свой первый Куш десять лет! Я подстраивала его под свой пульс. Мой большой палец вечно сдавливал запястье. Я искала свою пульсацию везде: во время похода в магазин, прогулок по парку, в трамвае, во время ссор с мужем, во время примирений. На свидании с Донжем. После свидания. Засыпая. Просыпаясь. Я изучала малейшие колебания. Я как последний онанист, занимающийся самоудовлетворением, занималась этим на лестничной площадке, в коридоре своего института, в туалете, в столовой. На изучение амплитуд и графиков ушло полжизни!

— То есть, просто подобрать детали, сложить пазы, ввинтить провода и включить в сеть — этого мало? — Росинская обрадовалась. — Нужно ещё что-то?

— Понимаешь, любая формула сборки, даже строжайшая строгость и точность её — не гарантирует врачебные качества! Их просто нет! Они появляются в том случае, когда вложена душа…и ну, словом, ты поняла?

— Молитва что ли?

Агата на мгновение замолчала. Ей не хотелось объяснять подробности. Какой смысл? Педагогу без технического образования говорить о фазах переменного и постоянного тока?

— Да, вроде того. Это некое подобие лунного календаря, когда можно сажать морковь, салат и помидоры! А когда можно зачинать сына. И когда выть на луну!

— А-а-а…Называй меня Ёлочкой, — Юлия ловко перевела разговор. Она совсем не разбиралась в технике. Даже в своём авто. Она всё время обращалась к мужу, называя педали резиновыми штуками под ногами, а ручку переключения скоростей — лаковой палкой между сидениями. — Луна это интересно! И посадка моркови! Надо будет посоветовать свекрови, чтобы она читала посевной календарь.

Бонифаций легко воспринял новость об отъезде Поти.

В конце концов — получить в подарок квартиру, хотя и крошеную, хотя в Тюмени, да хоть за полярным кругом бесплатно — это большая удача для мало зарабатывающей матери. И то, что Поти приоделась в стильную одежду, преобразилась внешне — Бонифацию, несомненно, нравилось. Он уже устал, что мать выглядит замухрышкой в её вечно балахонистых юбках, в широких брюках, в каких-то застиранных кофтах и растянутых свитерах. А тут ещё и квартира в подарок! Тем более, что Пот действительно грудью-прямо встала на защиту Росинской, что помогло поменять мнение об этой вороватой женщине в соцсетях, в обществе. А это в наши дни дорогого стоит!

Так подумал Бонифаций. Но в ответ он лишь кивнул. Улыбнулся. И по-доброму приобнял мать. А жизнь-то налаживается! — хохотнул сын, провожая в последствии Поти на вокзал.

Бонифаций проснулся от настойчивого стука в дверь. «Кому ещё не спится?» — подумал он и направился в прихожую. Это только в книгах бывает: накинул шёлковый халат, надел тапочки и шаркающей походкой в развалку пошёл открывать. Нет, Бонифаций по-спортивному ринулся в прихожую. Он подумал, что вернулась мать, что ей там в Тюмени не понравилось, просто стало одиноко, вот Поти и вернулась.

Нет, на пороге стоял незнакомый мужчина.

— Если вы сосед снизу, то у меня ничего не течёт. Если вы слесарь, то идите спать. Если бомж за деньгами на бутылку, то выйдете, я вам дам опохмелиться! — выпалил Бонифаций незнакомцу.