Одержимые. После

Глава 5

Амаль

Дамаск, спустя три месяца

Гладкая, холодная поверхность стены, которую она чувствует обнаженной спиной. Сила его рук. Жадность его поцелуев. Порывистость его дыхания. Сладкое чувство болезненной наполненности, накрывающее мгновенным удовольствием, стоило ему только овладеть ею. Она любила, когда он брал, не спрашивая. Пробуждая и в ней, и в себе первобытных животных, забывающих все условности и обстоятельства их высокого происхождения.

Толчок, второй, третий… Она обхватывает его торс ногами еще крепче, сцепляя каблуки, словно спицы, сжимает руки в крепком замке на мощной шее, до боли прикусывает свою нижнюю губу, чтобы не показать ему, как сильно она его ждала своими громкими стонами.

Но ему и не нужно ее доказательств. Ее тело само дает ему все ответы. Он получает их, но не злорадствует. Всё слишком остро, чтобы испытывать сарказм, триумф или превосходство. И он, и она безвозвратно стали рабами друг друга. Фахд не сомневается в ее чувствах, не сомневается в ее взаимности. Это так и раздражает в текущей ситуации…

Потому что для нее происходящее в этот момент ничего не меняет. Он знает это и злится до скрежета зубов. Как же он злится, тараня ее еще более яростно и решительно. А потом с болезненным рыком, запрокинув голову, как умирающий от жажды в пустыне с обращенным к небесам лицом в мольбе о воде, извергается в нее, до краев наполняя своим голодом, яростью и любовью…

– Ты всегда будешь моей, Люльти, -шепчет хрипло, надрывно, целуя в мокрый висок,– что бы ты ни придумала, я не отпущу тебя никогда… Где бы ты ни пыталась от меня спрятаться, я найду способ тебя достать и напомнить, кому ты принадлежишь…

Амаль открывает глаза, смахивая густыми длинными ресницами наваждение воспоминаний, кладет руку на уже округлившийся живот… Там снова растет жизнь… Уже как три месяца живет. С того самого гала-ужина в доме у ее отца, когда он снова ворвался в ее пространство, в ее мысли, в ее жизнь, в ее тело… Оставил свое очередное клеймо, доказательство его неотвратимости, неизбежности в ее судьбе. Абсолютной власти…

Она сегодня в саду с самого утра. Весенний воздух ее любимого Дамаска в мое мягок и окутан нежностью аромата жасмина. Молодая лоза винограда выбилась из общих рядов укладки зеленых сводов-арок и колышется на игривом ветру, словно непокорный локон в волосах красавицы. Солнце нежное и ласкающее. А она думает о своем возрасте и совершенно не может понять, что уже завтра снова станет взрослее… Уже завтра снова разменяет у судьбы очередную крупную купюру, пока еще не зная, что на нее купить… Тридцать лет- это так много и это так мало… Еще вчера она бегала по стройным аллеям их красивого сада, наслаждаясь беззаботным детством. Уже сегодня она взрослая женщина, обремененная грузом жизненных обстоятельств.

В своих мыслях даже не заметила, что уже не одна. Что идиллию этого дня с ней разделяет тот, кто должен быть ближе всего, но волею всё той же судьбы, пресловутого арабского мактуба, вечно далеко…

– Привет, сестренка,– слышит рядом и дергается от неожиданности.

Оборачивается и не верит своим глазам, порывисто вскакивая с лавки.

–Каримджи, ты ли это?!-восторженно восклицает.

А он тут же заключает сестру в свои объятия и успокоительно шепчет.

–Тише, тише, Аммули… Извини, что напугал. В твоем-то положении…

Их объятия долгие и искренние. Брат и сестра. Близнецы. Те, кто так похож и так не похож одновременно.

Он восхищается ее грацией и утонченностью, с каждым годом придающих ее красоте исключительную терпкость, свойственную для коллекционного вина.

Она- поражается, как же он вырос. Каким брутальным стал, мужественным. Вглядывается в его глаза. И в них теперь не только печать гения, человека с идеальным мозгом-компьютером, там столько мудрости и возраста. А еще спрятанной, невысказанной боли…

–Карим, как я рада, что ты здесь, дома…– выдыхает, трепля непослушные кудрявые волосы брата. Из всех детей Увейдатов он получился самым восточным, с яркими, выразительными чертами знойного брюнета. Но они все равно похожи. Никто бы никогда не ошибся, что он и она-брат и сестра…

–Не мог пропустить день рождения любимой сестренки…– целует ее игриво в нос.

–Маму видел?-спрашивает тихо, когда они после ярких эмоций долгожданной встречи снова устраиваются на лавку и смотрят на такой хорошо знакомый с детства сад.

–Видел. Всё такая же красивая… Деловая до бесконечности. Хлопочется по поводу праздника… Даже забавно. Всё как в детстве…

–Да уж… Завтра погуляем…

В ее словах нет радости и азарта. Она терпит все это только из-за родителей. А еще теперь из-за него. Это и его праздник… Так что будет терпеливо улыбаться и задувать свечи.

Молчат. Не потому, что нечего сказать. Потому что сказать слишком много что. Но здесь и сейчас им нужны эти минуты- просто вот так, молча, подышать в унисон. Зарядиться энергетикой родственной близости. Те, у кого есть близнецы или двойняшки, поймут…

–Он знает?– первым нарушает тишину Карим, кладя руку на живот Амаль.

–Думаю, да… Донесли его шпионы… Но мы это не обсуждали… Мы мало что обсуждаем теперь…

–И сколько еще ты будешь продолжать этот цирк, Амаль? Сколько еще будешь прятаться от него в доме у родителей? Знаешь, это даже нелепо как-то- в духе наших родителей… Устраивать громкие драмы в отношениях, словно бы для того, чтобы впечатления в постели были ярче.

–Прекрати, Карим, при чем здесь мы с Фахдом и родители… – перебивает его Амаль.

–Что прекрати? Аммули, кто из нас не был свидетелем их дикой страсти с громкими ссорами и примирениями? У нас классные предки, но явно выгодные клиенты для психологов… Ты можешь сколько угодно соглашаться или нет, но тараканы в голове у людей заводятся не просто так… Прости, но как рациональный человек не могу не сказать тебе, что своими эскападами вы и своим детям навредите…

– Я и не спорю, просто… Дело не в играх и не в страсти. Пойми, Карим. Фахд обидел меня. Даже, можно сказать, оскорбил… Пусть даже его легенда о том, что она сама пожаловала на его яхту, прихватив папарации, что это все провокация греческих оппозиционеров, желавших расстроить ряд важных сделок с правительством, которые нужно было заключать накануне, и правда. В глазах простых людей я стала посмешищем, понимаешь?

–Тебе это важно? Реально?-спрашивает Карим искренне, заглядывая в глаза сестре,– волнует мнение окружающих?

–Знаешь, важно…– говорит тихо, задумчиво, тяжело вздыхая,– совру, если скажу, что неважно… Я принцесса, Карим. Я добровольно надела на голову корону. Это мой крест- публичность и внимание. И это непросто, далеко не просто… Но вопрос даже не в том, что я опозорилась в глазах общественности. Его поведение меня убивает, Карим. Фахд даже не подумал извиниться и предложить вариант выхода из ситуации, дезавуирования всей той грязи, что на меня была вылита… Его версия событий такова- я преувеличиваю и излишне драматизирую. А даже если и нет, в том, что другие думают, что у шейха Дубая могут быть другие женщины, ничего страшного нет. Мол, в этом и так все уверены. И в чем смысл доказывать, что я его единственная этим массам… Бред же, нет? Он по-любому победитель, а я?

–Он любит тебя.

–Этого мало…– говорит она и на глазах наворачиваются предательские слезы,– наверное, ты прав, я правда похожа на родителей. Но в свое время этого самого «я тебя люблю» им оказалось мало… Они поставили на все и выиграли… Сколько бы раз Фахд не говорил о любви, он не сделал главного- не извинился…

–Слушаю тебя и понимаю, как же, должно быть, напряжно жить в браке… Хорошо, что я свободен…

–Ты не свободен, ты бессовестно рискуешь собой, Карим, выдавая адреналин и экстрим за свободу. А это не так, – качает головой.

–Говоришь, как мать… Лекцию мне опять читаешь…

–Да, говорю, как мать… С ужасом думаю, что если бы кто-то из моих детей вот так же рисковал…

–Кто, если не я, Амаль? Не утрируй. Я просто делаю свою работу…

–Твоя работа- это не война с безжалостными террористами… Карим, всякий раз, когда ты уезжаешь в Заевфратье, мама словно несколько лет жизни теряет…

–Поэтому я ей в основном и не говорю, когда уезжаю… И здесь особо не мелькаю перед глазами, чтобы не выслушивать нравоучения…

–Не мелькаешь? Как же ты меня иногда раздражаешь, Каррум,– закатывает глаза,– она мать… Тебе не понять… Только материнское сердце способно чувствовать то, что чувствует мама…

–Кстати, к вопросу о материнском сердце,– технично перевел тему Карим,– как мои племянники?

–Все хорошо, были с дедушкой в Латакии… Завтра с утра приедут сюда.

–Хорошо, что Фахд не устраивает тебе за них разборки, как Анвар Маду…

Амаль закатила глаза.

–Не поднимай эту тему. Те стоят друг друга… Не могу уже слышать об их склоках… Но знаешь, я сначала понять не могла, зачем это все, а как пожила здесь, осмотрелась, все сразу встало на свои места. Анвару нужна такая, как эта Далия… В рот ему смотрит, восторгается… Не долюбили его в детстве, вот он и ищет на стороне обожания… Да еще и это сходство с мамой… Ты еще не заметил?

–Нет, не заметил…

–Заметишь. Ты просто слишком мало с ними общался пока. Все это замечают.

–А Маду? Она как? Будет?

Амаль вздыхает.

–Обещала быть. По идее завтра утром должна прилететь из Стамбула, только… Ох, боюсь, скандал может выйти грандиозный,– выдохнула,– ты даже не представляешь, что…

Амаль не успела договорить, потому что в этот момент услышала позади тревожно-взволнованный голос матери. Встрепенулась.

–Вот вы где…– сказала Влада, быстро семеня в сторону близнецов,– Амаль, там папа приехал. Срочно хочет с тобой поговорить…

Через пять минут девушка уже была в кабинете у отца, нервно сжимая в руках еще до встречи с Каримом зажатый в руках листок винограда. Сердце ее подсказывало- отец готовит для нее недобрые новости. По буре в его голубых глазах это считывалось сразу.

–Не буду ходить вокруг до около, дочь, -сказал тихо Васель,– два часа назад мне пришли тревожные новости из Дубая. Как узнал, сразу прилетел сюда с побережья… Фахд, Амаль…– сделал паузу, тяжело сглотнув ком в горло.

В глазах у девушки зарябило. Он покачнулась, и если бы не сильные руки Карима рядом, могла бы упасть…

–Фахд опять начал нырять за жемчугом. Сегодня утром он нырнул и…

–Что, отец?! Говори! Что с моим мужем?

Слезы непроизвольно брызнули из глаз, сердце болезненно сжалось. Нет, даже не так… Оно словно бы превратилось в высохший до безжизненной корки сухофрукт…

–Тело не найдено… Надежда на то, что он жив, есть… Рядом с местом погружения сразу несколько насыпных островов. Фахд- прекрасный пловец. Не будем паниковать раньше времени…