Предрассветные миражи
![Предрассветные миражи](/uploads/covers/2023-07-23/predrassvetnye-mirazhi-0.jpg-205x.webp)
- Автор: Ника Муратова
- Жанр: Современные любовные романы
- Дата выхода: 2007
Читать книгу "Предрассветные миражи"
Глава 30
Через пару дней Кристина позвонила мне:
— Женька, прости, что опять втягиваю тебя, но Глеб попросил тебя приехать Ты сможешь?
Ну конечно я могла. Кристина заехала за мной, очень молчаливая и бледная. По дороге она сказала, что ему становится все хуже и хуже и что осталось совсем недолго.
— Может, оно и к лучшему, — сказала она. — Сколько же можно мучаться? Его и так Бог миловал — он не страдал годами, как многие с его диагнозом. Несколько недель — это не так много по сравнению с бесконечными месяцами.
Я даже кивнуть не смогла. Страдание — это страдание. Невозможно сказать, как и сколько лучше страдать, все равно это ужасно.
Глеб ждал меня в том же саду. Уже вовсю осыпались листья, хотя осень только-только вступала в свои права. Кристина оставила нас вдвоем, видимо, он попросил ее об этом заранее.
— Простите, Женя, что я потревожил вас.
— Нисколько. Даже не вздумайте извиняться.
— У меня к вам просьба. Очень личная.
Он протянул мне плетеную корзинку в виде шкатулки с крышечкой. Все это время она лежала у него на коленях, и он нежно поглаживал ее, словно одна мысль о ее будущей хозяйке наводила его на приятные мысли.
— Это для Киры. Небольшой сувенир. Передадите?
Я кивнула, протянув руку.
— Скажите, что я оставил его перед отъездом. Я не хочу, чтобы она подумала, что я не попрощался с ней.
— Но почему бы вам…
— Нет, нет! — предостерегающе воскликнул он. — Я не буду делать это сам. Я не имею права тревожить ее. Зачем? Она так любит свою жизнь. У нее все впереди. Она как парус, туго натянутый ветром, мчит свою лодку вперед. Какое право я имею ее останавливать? Я просто прохожий в ее жизни. Случайный прохожий, испивший из колодца ее энергии и жизнелюбия. Хотел бы я оказаться в ее лодке и умчаться за горизонт…
Глеб смотрел не на меня, а в невидимую точку вдали. Он разговаривал сам с собой.
— Я бы так много хотел ей сказать… И у меня есть что сказать. Но я не имею права. Она не должна страдать. Я не хочу, чтобы она страдала.
Теперь он уже смотрел на меня, вспомнив о моем существовании.
— Там, в шкатулке, очень важная для нее бумага. Скажите ей, что я нашел это для нее. Что это и есть настоящая правда. Пусть больше не переживает понапрасну. Ей надо увидеть эти бумаги как можно раньше. — Он вздохнул. — Позже, когда она узнает, где я, она поймет, что это было моим прощанием. Только, пожалуйста, не говорите ей о смерти. Дайте ей время подзабыть меня, хорошо? Тогда ей уже не будет так больно. Она ведь вряд ли узнает обо всем сразу, как вы думаете?
— Если уедет, то вряд ли, — пробормотала я. Боже, о чем мы говорим? Обсуждаем его смерть и сроки оповещения! Трагическое безумие.
— И еще одно, Кристина. Моя милая девочка. Позаботьтесь о ней. Она храбрится, но на самом деле ей очень тяжело. Ей нужна поддержка. Вы понимаете ее, она верит вам. Поддержите ее, хорошо? Особенно в первое время. Не дайте ей… Не дайте ей сломать свою жизнь.
Я молча кивнула, говорить уже просто не могла из-за комка в горле. Я не совсем поняла его последние слова, но в данный момент это казалось неважным. Хотелось лишь одного — успокоить Глеба, дать ему любые обещания, лишь бы он не волновался, лишь бы почувствовал умиротворение.
— Ну все. Я устал. Идите, Женя. Спасибо.
Я подозвала Кристину. Пока она подошла, он уже уронил голову на грудь и вновь погрузился в сон. Морщины изрезали черными тенями исхудалое лицо. Грудь мерно поднималась и опускалась, лицо было спокойным, только глазные яблоки двигались под закрытыми веками, просматривая неведомые нам сны.
— Это действие наркотиков. Ничем другим боль уже не снимешь, — пояснила она. — Пойдем, нам пора.
В машине она спросила меня:
— Ты ведь выполнишь его просьбу?
— Насчет Киры?
— А он тебя еще о чем-то просил?
Я молчала.
— Обо мне что-то говорил? Не слушай, — махнула она рукой, — я справлюсь сама.
— Кристина, а можно спросить? Почему…
— Не спрашивай ни о чем. Не сейчас. — Ее лицо окаменело, как у человека, всеми силами пытавшегося не расплакаться. Ей это удалось, но было видно — одно мое слово, и она разрыдается. Я замолчала.
Мне казалось непостижимым все происходящее. Глеб умирал и перед лицом смерти думал о Кире. Кристина привезла меня, зная об этом, и еще просит выполнить его просьбу. Что это? Такая странная любовь? Мне показалось, что и Глеб знал о ее чувствах к Андрею и тоже реагировал спокойно. Семья со свободными отношениями? Ну, допустим. Но одно дело закрывать глаза на внесемейные отношения, другое — потакать им. Ведь совершенно очевидно, что эти Кристаллинские дорожат друг другом и между ними какая-то особая, необъяснимая, но крепкая связь. Да и ребенок… Разве не она сама говорила мне о своей любви к отцу ребенка? И при этом Кристина смотрела на любовь Глеба к Кире, как на удачную игрушку, лучик света, нечаянную радость для него. Если что ее и беспокоило, так это то, что Кира, возможно, недостойна его любви. Может, приближение смерти делает людей другими и заставляет их ценить то, что в обычном состоянии не принимается в расчет? Я представила себя на месте Кристины. Нет, я бы так не смогла. При всем моем уважении к ней и Глебу, я так и не могла понять их тайны.
Просьбу его я выполнила. Отдала Кире шкатулку с бумагами, сказала, что Глеб оставил перед отъездом. Тогда я впервые увидела Киру разрыдавшейся. Она открыла шкатулку и прочла вложенные туда бумаги. То, что передал ей Глеб, являло собой копию свидетельства о смерти Доронина Антона Викторовича, пятнадцати месяцев от роду. Причиной смерти был назван какой-то сложный порок сердца, приведший к недостатку кислорода в организме. Судя по дате, случилось это двадцать шесть лет назад. Судя по фамилии, ребенок был Кириным братом, о котором никто из нас никогда не слышал. Я не знаю, что за трагедия скрывалась за всем этим и почему Глеб решил оставить в качестве прощального подарка именно эти бумаги. Я не знаю и не стала даже выяснять. Кира лишь сказала, что это касается ее умершего братишки, о котором она узнала недавно.
— Женя, я могу тебя попросить не рассказывать об этом никому?
— Конечно.
— Я сама расскажу об этом Андрею, хорошо?
Я кивнула. Больше она не стала ничего объяснять, а я, видя ее потрясение, не решилась спросить.
Глеба я больше не увидела. Он умер через два дня после нашей последней встречи. Оказалось, что он попросил Кристину не устраивать никаких пышных похорон, сообщить лишь тем нескольким близким друзьям, которые знали о его болезни. Он просил также кремировать его и развеять прах либо над морем, либо в горах. Кристина выполнила все в точности, как он просил, кроме того, что урна с его прахом все еще стояла нетронутая.
— Когда доберусь до океана или гор, тогда и развею. Сделаю это сама, не хочу, чтобы последнее «прощай» он услышал от других.
Как-то между прочим она упомянула о том, что Андрей тоже знал о болезни Глеба.
— Если будет спрашивать, соври что-нибудь, ладно? — попросила она меня. — Я сдуру поделилась с ним, он обещал молчать о его болезни, но о смерти может Кире проболтаться, а Глеб просил этого не делать.
Я не думала, что Андрюха расскажет Кире, если его попросить молчать. С другой стороны, как объяснишь ему просьбу Глеба? Можно только осложнить все еще больше. Но Андрей и не спрашивал меня ни о чем. Он вообще абстрагировался от всего происходящего, ушел в свои мысли, о Кристине не заговаривал. Видимо, как раз тогда он, втайне от всех, занимался поисками работы в Африке.
После смерти Глеба я, чувствуя себя как бы причастной к горю Кристины, старалась навещать ее почаще. Она не противилась моим визитам, но и не особенно зазывала к себе. Она впала в состояние горестного транса, совсем сникла, расклеилась, словно потеряла опору, стержень, удерживающий ее в нормальном состоянии. Придешь к ней домой — вроде бы она все делает, как обычно. Варит кофе, возится с ребенком, переставляет что-то на полках, задает вопросы, но тебя при этом не покидает ощущение, что перед тобой не Кристина, а некое заведенное механическое существо. Боль ее была физически ощутима. Казалось, что клейкая субстанция боли обволокла не только ее, но и распространилась вокруг, по всему дому, и любой находящийся поблизости увязал в ней.
Я все время спрашивала себя: «Неужели Кристина настолько любила своего мужа? Что же тогда Андрей? Казалось бы, теперь она может пересмотреть все в своей жизни. И не только в своей. Но она не собиралась этого делать. Глеб был прав в своем предвидении — она очень тяжело переносила его уход.
В одно прекрасное утро я все-таки завела разговор о том, что Андрей и Кира уезжают совсем скоро. Она улыбнулась и сообщила мне, что тоже уезжает из Москвы.
— Как? И ты? Тоже в Австралию? — ляпнула я. На безумную долю секунды я поверила в то, что она решила бороться за него.
— Нет-нет, совершенно не туда. Жень, ты же меня знаешь, я не собираюсь никому причинять боль.
— Откуда ты знаешь, что твой отъезд решит все проблемы?
— А я и не знаю ничего. Просто решила уехать. Я стала задыхаться здесь. И потом, воспоминания… И бездействие. Я так не могу. Дни проходят, и они пусты. Я хочу забрать Глеба и… Может, это ненадолго. Я ведь всегда возвращаюсь. Как птичка, летающая по свету, но неизменно возвращающаяся в родное гнездо.
— Все равно я не понимаю. Я вообще не понимаю ни тебя, ни того, что произошло. Ты совершенно расклеилась после смерти Глеба, ты должна взять себя в руки, собраться. Он не одобрил бы такого состояния, ведь правда? Возьми себя в руки. Куда тебе нестись сейчас сломя голову? От чего бежать? От себя? Может, тебе лучше найти силы начать новую жизнь здесь? Хотя бы ради ребенка, ведь ему и так трудно будет без отца. Я уверена, Глеб сделал бы все ради сына.
Увидев, что она не возражает, я решила, что нашла ее слабое место, на которое можно надавить. Я решила осторожно продвигаться дальше.
— Не мое, конечно, дело, но вы с ним продолжали иллюзию семьи ради сына, да? Извини, но иначе я не могу объяснить существование в вашей жизни Киры и Андрея.
Она подняла на меня глаза. Они были полны слез.
— Ой, прости, — я кинулась к ней, — я сделала тебе больно, да? Ну язык у меня такой дурной, как и я сама, ну прости, а?
Она махнула рукой. Завсхлипывала, все старалась сдержаться, но сил удержать слезы не хватало. Я подала ей салфетку. Она громко высморкалась, скомкав мокрую салфетку в кулаке.
— Я сейчас. — Она выскользнула в ванную. Минут через десять появилась. Глаза уже сухие, но все еще красные и опухшие. Волосы зачесаны назад, только несколько влажных от умывания темных прядей прилипли к вискам
— Я, наверное, пойду. — Я встала. Я чувствовала себя жутко неудобно, словно заглянула в чужом доме туда, куда не следовало, и разбила ценную вещь.
— Ты права.
Кристина уселась на пол, скрестив под себя по-турецки ноги.
— Мы жили вместе ради Глебушки. Но не только. Мы вообще не были мужем и женой.
Каково заявление, а? Я просто сползла по стеночке
— Это был фиктивный брак. С самого начала. Мы знакомы сто лет и всегда были хорошими друзьями. Когда Глеб открыл небольшой бизнес в Папуа, я решила воспользоваться возможностью и навестить его там. Приехала по туристической визе и осталась. Поначалу наслаждалась обычными развлечениями туриста: подводное плавание, фестивали, поездки по провинциям. Потом меня попросили помочь одной небольшой организации, работающей с сиротами. Я втянулась, решила остаться на более долгий срок. Но они не смогли мне сделать рабочую визу. В ПНГ люди в правительстве меняются со скоростью света, и на тот момент человек, отвечающий за выдачу рабочей визы, как раз был новеньким и рвался ввести новые реформы. В общем, препон было столько, что преодолеть их казалось невозможным. И тогда я уговорила Глеба расписаться со мной. Ну просто так, для проформы, чтобы получить долгосрочную визу. Супругам визы давали без проволочек. Он согласился. Все шутил, что жениться в ближайшее время ни на ком не собирается и потому до пятницы совершенно свободен. Так мы и поженились.