Анонимные грешники

— Да?

— Да, — ворчит он. — И на тот дурацкий лифчик в комплекте.

Я стону под его тяжестью, и с каждым грязным грехом, который он шепчет мне на ухо, его бедра трутся о мои, распространяя горячий жар от моего клитора до самой сердцевины.

— Я убил Макса, потому что ненавидел, как он прикасался к тебе.

— У меня никогда не было девушки, не говоря уже о том, чтобы изменять ей. Мне просто нужно было, чтобы ты возненавидела меня.

— На Хэллоуин мне пришлось съехать на обочину и подрочить в машине при мысли о тебе, потому что я не мог дождаться, чтобы вернуться домой.

Фейерверк шипит и взрывается, зажигая огнем каждое нервное окончание. Я разрываюсь, застряв в отчаянном раздвоении между желанием, чтобы это чувство никогда не кончалось, и отчаянной погоней за освобождением. В конце концов, последнее побеждает, и мой оргазм взрывается изнутри, посылая неконтролируемую дрожь по каждому мускулу и каждой конечности. Анджело замирает, член дергается внутри меня, зачарованно наблюдая, как его имя паническими волнами слетает с моего языка.

— Черт, — стонет он мне в рот, замедляя свои толчки. — Это было самое горячее, что я когда-либо видел, — прикусывает мою нижнюю губу. — Ты самая горячая девушка, которую я когда-либо видел.

Его горячая, липкая сперма скапливается между моих бедер, он переворачивает меня так, что я ложусь у него на груди. Его сердцебиение тяжелое и учащенное, под стать его затрудненному дыханию.

— Я тоже тебя люблю.

Подо мной он застывает. Перестает чертить круги на моей пояснице. Я в таком тумане, что слова слетели с моих губ, как шоколад в теплый день. Мое сердце бьется раз, другой. Но потом я понимаю, что совсем не хочу брать свои слова обратно.

— Хорошо, — рычит он мне в макушку. — Потому что я только что понял кое-что действительно чертовски плохое.

Волосы у меня на затылке встают дыбом.

— Что? — шепчу я.

— Мы не пользовались презервативом.

Следующая неделя проходит в тумане секса и греха. Иногда он трахает меня медленно и чувственно, и я смакую каждый толчок, лижу и посасываю, запечатляя их в памяти. Иногда он трахает меня жестко и неистово, своим ремнем или рукой, или и тем и другим, оставляя свой след на моей заднице и горле. После этого он нежен, делает мне ванночки и втирает лосьон в самые чувствительные места, что я люблю почти так же сильно, как сами шлепки.

Мне разрешено навещать своего отца, когда я захочу, при условии, что люди Габа будут сопровождать меня. Ограничений по времени нет, и, к счастью, Мелисса и остальная команда по уходу плавно перешли на зарплату Анджело. Когда Анджело работает, иногда Тейси заходит ко мне, и мы смотрим фильм или листаем журнал в поисках вдохновения для дизайна обновленного дома. Он настаивает на том, что я могу делать с этим домом все, что захочу, и я не уверена, то ли это потому, что он хочет занять меня и отвлечь, то ли он хочет избавить каждый дюйм дома от своего отца. Дом все ещё полностью не обжит, но он не кажется удушающим, как в особняке в Бухте. Я чувствую себя как дома, а не в тюрьме, со шкафом, полным моей собственной одежды, и никакая озлобленная Грета не заставляет меня носить слишком маленькие размеры. Никаких официальных ужинов, только пицца или паста, свернувшись калачиком на диване, это чистое блаженство.

Наступает вечер пятницы, я сижу на кровати, скрестив ноги, и создаю план для игровой комнаты, когда Анджело проскальзывает в дверь. Мое сердце бьется с удвоенной силой, как всегда, когда он возвращается домой. Это смесь облегчения от того, что он вернулся целым и невредимым, и волнения от того, что я могу почувствовать его тепло рядом с моим.

Он ослабляет галстук и устраивается позади меня, перегибаясь через мое плечо, чтобы полюбоваться моей работой.

— Когда ты перестанешь приклеивать и резать, а начнешь по-настоящему заказывать мебель?

— Когда ты согласуешь мои идеи!

Его смешок глубокий и хриплый.

— Я уже говорил тебе, детка. Что бы ты ни захотела сделать, мне это понравится.

— Ммм, — я извиваюсь в его объятиях и нежно целую его в губы. — У тебя сегодня хороший день?

— Он ещё не закончился.

Мое сердце замирает на несколько секунд, но я стараюсь придать своему тону беззаботность.

— Нет?

— Не-а. У меня встреча с начальником порта в Ржавом якоре.

— О.

— Хочешь пойти?

Мое разочарование немедленно перерастает в возбуждение.

— По-настоящему?

— Да, ты дружишь с девушкой, которая там работает, верно? Это территория Ямы, и мои люди будут там.

— У-у-у! — я вскакиваю на ноги, пинком отбрасывая стопку журналов в сторону.

Анджело откидывается на подушки, с удивлением наблюдая за мной.

— Черт возьми, можно подумать, я веду тебя на бал.

— Больше никаких балов, пожалуйста, — стону я, ныряя в шкаф и снимая с вешалки пару джинсов.

— Я никогда больше не хочу видеть бальное платье.

— Договорились, — протягивает он, поднимаясь на ноги и шлепая меня по заднице по пути к двери. — Встретимся внизу.

Пять минут спустя он ждет меня у подножия лестницы со стаканом в одной руке и одеждой в другой.

— Возьми, — требует он, протягивая мне стакан. — Это горячее какао.

Я прижимаю его к своей груди.

— Ты приготовил это для меня?

— Да, — мрачно бормочет он. — Но я, черт возьми, не шеф-повар. Нам нужна кое-какая помощь, нескольких горничных и ассистентки будет достаточно. Шарф, — он обматывает его вокруг моей шеи и крепко затягивает. — Шапка, перчатки, пальто.

— Господи, Анджело. Мы идем в бар, а не кататься на лыжах.

Он набрасывает пальто мне на плечи и тянет за лацкан, притягивая меня для глубокого поцелуя.

— На улице холодно.

— Кто бы мог подумать, что Дон Коза Ностры может быть таким милым?

Он наклоняется, чтобы обхватить мою ягодицу, и сильно сжимает.

— Ещё раз скажешь это, и я напомню тебе, что это не так, — рычит он с огоньком в глазах.

Машина уже прогрета, и, проскальзывая внутрь, я с надеждой заглядываю в бардачок. Конечно же, Анджело добавил в него немного британских Wine Gums, которая мне так нравится. Его рука тяжелая и собственническая на моем бедре, пока мы проезжаем небольшое расстояние, окруженные двумя машинами с людьми Габа внутри. Подъезжая к Ржавому якорю, я чувствую покалывание в груди от волнения, я чувствую себя почти так, словно снова стала нормальной. Не провожу пятничный вечер за душным столиком с людьми, которые ненавидят меня так же сильно, как я ненавижу их, а в баре, тусуясь со своими друзьями.

Только на этот раз у меня есть мужчина, который следит за каждым моим движением.

Тепло касается моего лица, как только мы заходим внутрь. Рука Анджело сжимает мою, но я отдергиваю ее в тот момент, когда узнаю знакомое лицо.

— Билл!

Я подбегаю и обнимаю папиного лучшего друга. От него пахнет сигарами и кожей, и на меня накатывает ностальгия по детству. Я не видела его целую вечность. Он по-прежнему навещает моего отца в заповеднике почти ежедневно, но всегда в другое время.

— Моя маленькая Рори! Боже мой, как у тебя дела? — говорит он, обнимая меня.

Когда я оборачиваюсь, взгляд Анджело прищурен, он наблюдает за нами из дверного проема.

— Анджело, познакомься с Биллом. Он лучший друг моего отца.

Его губы подергиваются. Он делает шаг вперед и протягивает Биллу руку для пожатия.

— Лучший друг отца и начальник порта. Дьявольская Яма действительно маленькое местечко.

Я оборачиваюсь, широко раскрыв глаза.

— Ты теперь начальник порта, Билл?

Он ухмыляется.

— Конечно.

Пригвоздив Анджело хмурым взглядом, я говорю: — Ну, тогда тебе лучше быть с ним поласковее, — погрозив пальцем, я направляюсь к бару. — Я наблюдаю за тобой.

Он недоверчиво качает головой, вероятно, не привык к тому, что его девушка подрывает его авторитет в начале встречи. Прежде чем я успеваю причинить ещё какие-нибудь неприятности, я сажусь на одно из кресел у бара и звоню в звонок. Проходит несколько мгновений, прежде чем Рэн выходит из подсобки. Она застывает от удивления, затем ее лицо расплывается в широкой улыбке.

— Рори Картер. Нам столько всего нужно наверстать.

Я издала веселый смешок.

— Да, можно и так сказать. Но сейчас, не могла бы ты просто сделать мне мой обычный спритцер с белым вином, и мы могли бы притвориться, что все так, как было раньше?

— Конечно.

Она со стуком ставит бокал на стойку бара и указывает на вывеску над своей головой. Она пожелтела и покоробилась по краям, но все знают, что на ней написано, потому что она висит здесь столько же, сколько Рэн здесь работает.

Если вы выпили более двух напитков, необходимо передать ключи от вашей машины персоналу.

— Это касается и твоего устрашающего парня, — она кладет ладонь на стойку и смотрит на него. — Если только это место не принадлежит ему. Или принадлежит? Теперь он мой босс?

— Честно? Я понятия не имею. Но не волнуйся, на самом деле он милашка.

Ложь.

Я оглядываюсь, и, хотя он увлечен разговором с Биллом, его взгляд перемещается на меня. Он подмигивает, и в моей груди вспыхивает фейерверк. Пытаясь скрыть улыбку, я делаю глоток вина и снова поворачиваюсь к Рэн.

— Итак, что я пропустила в Яме?

Она барабанит пальцами по барной стойке и задумывается.

— Да ладно, ты же все знаешь!

Это правда. Не только потому, что она работает в Ржавом якоре, но и потому, что она всегда бывает в Бухте Дьявола. В этих краях ее нежно называют Доброй Самаритянкой, потому что после своей смены она садится в автобус до Бухты Дьявола и остается на главной улице, пока не закроются все бары и клубы, раздавая шлепанцы и воду пьяным туристам и вызывая такси для тех, кому это нужно. И так каждый вечер.

— Ах, да! — говорит она, и голубые глаза внезапно загораются. — Помнишь Спенсера Гравелти и его команду?

Я заставляю свое лицо оставаться безразличным. Я знаю, до нее доходили слухи, но она слишком уважительна, чтобы когда-либо поднимать их.

— Угу.

— Ну, они все пропали без вести. Все пятеро!

У меня горят уши, и я украдкой бросаю ещё один взгляд на Анджело. Он сделал это. Рэн продолжает рассказывать об их последней встречи и возможно неудачном походе, но я почти не слушаю. Анджело Висконти убил их для меня, как будто это ничего не значило.

Святой ворон, я так влюблена в этого мужчину, что у меня болят зубы. Не только потому, что он красивый, заботливый и любящий, но и потому, что он плохой. Чертовски плохой, и это взывает к тьме внутри меня. Возможно, Спенсер и его команда были причиной того, что я совершила свой первый грех, но я думаю, что они просто вытащили мою тьму на поверхность. Это Анджело разжигает огонь. Желание быть плохой с ним горит у меня под кожей, как пламя.

Дверь в бар распахивается, впуская ледяной холод. Входит мужчина, неровные шаги эхом разносятся по транспортному контейнеру.

Меня сразу же охватывает беспокойство.

— О нет. Только не этот парень снова.

Краем глаза я вижу, как Анджело замолкает и свирепо смотрит на него. Я перевожу взгляд на Рэн.

— Который?

Она слегка качает головой, крутя тряпку в пивном стакане.