Вештица придёт

Но та не шевелилась, только задумчиво скребла ногтем по стене. Люди, живущие там, всю жизнь представляли, что это ветка. Она слушает. Тихий-тихий голос бабушки Неши вывел Нюту из оцепенения. Вслушивается в имена, ждёт – и отсчитывает время.

Нюта открыла рот – но сдавленное морозом и долгим молчанием горло не издало ни звука. Откашляться страшно. Но она ждёт. Иначе – зачем пришла?

Набрала большой вдох и заскрипела имена старой осиной, переходя на громкий отчаянный шёпот:

– Лёня. Вика. Лёня. Вика…

Не могла остановиться, пока не закончился воздух. Снег пошёл с удвоенной силой, даже гаражей не разглядеть. Нюта приложила руку ко лбу козырьком, но вештица терялась в белом мельтешении. Звук длинного ногтя забил снегопад. Только тлели в зимней темноте крохотные глазки – один выше, другой ниже.

***

Время тянулось: так ему удалось усыпить трепещущее Нютино сердце. Сначала она сжималась от любого шороха, как улитка от настырной, острой палочки. Но вот часы с маятником пробили один раз, потом второй – глухо, с колокольным отзвуком, – и побег в ночь оказался невнятным сном. Слишком сумбурным, чтобы помнить все мелочи, но призрачно опасным, как цыганская игла в дверном косяке; таким, чтобы холодный пот пропитал простынь.

Нюта уснула, когда прекратился снегопад и гаражи на той стороне улицы подсветились серым рассветом.

Ещё неделю ничего не происходило.

– Мне страшно.

Мамины тёплые пальцы коснулись нютиной руки, притянули к себе, пробежались до кончика носа.

– Хочешь, научу тебя заклинанию?

Нюта вытаращила глаза: пошутила или серьёзно?

– А ты правда знаешь заклинание?

Мама торжественно кивнула.

– Конечно. Меня бабушка научила. Произнеси его – и никакие ночные кошмары тебя не тронут.

Нюта скосила глаза: дверь шкафа с потускневшим от старости зеркалом была закрыта. пока что.

– Точно-точно не тронут? – От волнения голос упал до хриплого шёпота.

– Обещаю. Слушай. Пока не пересчитаешь все звёзды на небе, листья в лесу и песчинки в море – не сможешь навредить мне.

Едва дыша:

– А если пересчитает?

Мама обняла Нюту, уткнулась губами в растрёпанную макушку:

– Не сможет. Нет такого огромного числа, Нют. Так что кошмар твой будет считать, и считать, и считать…пока не исчезнет.

– Пока не сдохнет? – радостно переспросила Нюта. Мама ахнула с притворным возмущением:

– Цыц, балда! И откуда такие словечки?

– Так лёня говорит.

– Ну ладно. Пока не сдохнет.

И они захихикали, как две дурочки.

Нюту разбудил снег.

В короткий миг между пробуждением и тем, чтобы открыть глаза, в голове Нюты пронеслось невесть откуда взявшееся: «снегопад». И сердце бешено заколотилось, так, что заложило уши. В окно ничего не было видно. Только кружились, как обезумевшие, крупные белые хлопья, бились в стекло – весело и насмерть.

В квартире скрипнуло. Нет. Стон.

Нюта подкралась к двери и прильнула ухом к щели. Короткий стук – где-то в комнате ветер распахнул форточку. Внутренности над пупком скрутило безотчётным ужасом. Нюта пошатнулась, вцепилась в круглую дверную ручку. Снова стон – скорее, плаксивый вздох. Бабушка Неша? Ладони скользкие – почти как Лёнины лапы. Нюта вытерла руки о футболку, а сама вся – одно дрожащее ухо, не шла по коридору, а плыла на звуки. Огромный зеркальный шкаф отражал и множил зимнее бешенство за окнами, и Нюте уже казалось, что ноги увязают в белом, а мокрое тянет вниз. Глаза пощипывало – плохо смыла перед сном колядочный грим.

Придёт – сердце заберёт, придёт…

Бабушка Неша сидела в кровати: спина прямая, как железные ножки её старинной кровати, а взгляд – жадный, и блуждающий, и испуганный – рыскал в темноте комнаты. Форточка была закрыта.

– Бабуль. – Нюта залезла с ногами под одеяло – пружины заскрипели, – прижалась к тощей фигуре. Баба Неша перестала бормотать. С неожиданной силой она отпихнула Нюту от себя, словно больную кошку:

– Уйди. – Сдавленно, но твёрдо. – Прочь.

Нюта сползла с кровати, попятилась, больно наткнулась спиной на дверь, а потом непослушными руками захлопнула её за собой.

Что с бабушкой? Нюта укусила губу – сильно, вспухнет, – чтобы не разреветься. Шорох в зале, где спали Вика и Лёня, пока гостили тут. Уже не стоны, а сдавленные рыдания, как сквозь сжимавшую рот ладонь.

Нюта пошла дальше, пальцы левой руки перебирали завитки на обоях. То ли успокоиться, то ли…

Дверь в зал – как у бабы Неши, с полупрозрачным стеклом, только белым, не цвета грецкого орешка. Нюта прижалась носом к нижнему квадрату, скосила глаза, выискивая секретное местечко, через которое – подглядывать без искажений.

Сквозь распахнутую форточку в комнату танцевал снег. Раскладушка тряслась от Викиных истеричных рыданий – обеими руками та зажимала себе рот, чтобы вештица не услышала, не увидела, не учуяла, ушла. А она стояла, согнувшись, за окном, косые глаза тлели пожаром отнятых сердец. И рука, которую она сунула в форточку, уже почти касалась острым обломанным ногтем Лёниной вздымающейся груди.

Нюта не поняла как очутилась в кровати, вся потная и дрожащая от страха. Было слишком тепло, до влажности. Очень отдалённо Нюта понимала, что описалась, как пятилетка.

Хлоп. Форточка, уже пустая, сквозь неё вынули горячее сердце и унесли в метель. Скрып. Дверь в зал с квадратиками стёкол, в которых всё не то, что на самом деле. Нюта лежала, с головой замотанная в толстое одеяло, широко распахнутые глаза таращились в напольное зеркало. Папа привёз его из Санкт-Петербурга, из большого магазина, похожего на бесконечный дом. Он всегда привозил Нюте подарки из командировок, но этот превзошёл все ожидания. Портал в Десятое королевство, Еиналеж и зеркало Злой Королевы. И в нём сквозь дрожащие ресницы Нюта видела, как медленно открылась дверь в комнату. Как в неё бледной луной вплыла Вика. Безумные глаза шарили вокруг, словно она никак не могла отыскать кровать, а в ней – двоюродную сестру. Руки тоже всё бегали, кулаки сжимались и разжимались. Наконец, она шагнула к Нюте – неожиданно робко, осторожно.

– Аня!

В горле у неё клокотнула мокрота – или слёзы натекли. Вика махнула рукой, будто не видела перед собой ничего, ступала наощупь. Снова булькнула:

– Аня…ты спишь?

Замолчи, пожалуйста, замолчи! Снег всё скрывал, но Нюта точно знала – она слышит. Снова метнула взгляд в зеркало и вся сжалась: ровно посередине груди на Викиной ночнушке чернел рваный разрез.

Нюта укусила край одеяла, зажмурилась. Вика постояла ещё немного, а потом ушла обратно в зал. Скрипнули пружины старого дивана. Нюта представила, как они лежат там вдвоём – Вика и Лёня, – совершенно пустые, живые покойники, и смотрят в окно.

Господигосподигосподи…

Скрипнула форточка – но крючок держал хорошо. Нюта слышала стон снега под чьим-то тяжёлым шагом.

Пока не пересчитаешь все звёзды на небе, листья в лесу и песчинки в море – не сможешь навредить мне.

Ветер ударил ещё раз, зло, с предупреждением.

Пока не пересчитаешь все звёзды на небе, листья в лесу…

Она уснула быстро – как в обморок упала.

***

Лёня пропал несколько зим спустя. Так сказали Нюте. Колядовали, напился у кого-то, потерялся. В гаражах. Нюта выросла и не спрашивала, но, должно быть, замёрз.

С Викой они никогда ничего не обсуждали. По большей части потому, что Вика вообще не разговаривала. Тихая, молчаливая, с белым шрамом на груди: остался после операции. Нюте особо ничего не объяснили. И не нужно было.

Сначала казалось, она всё себе придумала. Но как только выпадал первый снег, она слышала:

девять…три…восемь…шесть

Голосом, не приспособленным для человеческой речи.

два…четыре…семь

Никогда не больше десяти.

В университете Нюта уже смирилась с тем, что вештица не знает иных чисел. Возможно ли только по пальцам рук сосчитать листья? Хотя бы в сквере рядом с домом. Нюта не знала. Но голос всегда был с ней в метели.

– Любишь снег?

Карандаш, который она вертела между пальцев, со стуком ударился о стол. Соня подхватила его у самого края, с улыбкой вручила Нюте.

– Я заметила: каждый раз, когда начинается снегопад, ты прямо залипаешь. С дождём такого нет, например.

– Я просто слушаю.

– Что?

– Забей.

Нюта сделала вид, что следит за лекцией. Только что, вроде, опять было «девять». Нюта записала на полях. Этой зимой она решила считать вместе с вештицей, но её счёт каждый раз заставал врасплох – не прислушаться, не отстраниться толком. Слушать бесконечные числа было невыносимо – но не слышать их было бы ещё хуже. Соня уже заметила. Плохо. Сходить с ней в кино, отвлечь? Сегодня обещали сильный снегопад…

***

Какой-то шорох в углу комнаты. Нюта вскочила с кровати, бросилась к тумбочке. Свет лампы в жёлтом абажуре выхватил испуганное Викино лицо.

– Вика? Ты что тут…

– Бабуль, это я, Ле…

Нюта вдруг вспомнила.

– Цыц!

Леночка послушно замолчала. Несколько мгновений Нюта вглядывалась в темноту на противоположной стороне улицы. Только деревья.

– Бабуль, я просто хотела посмотреть.

Нюта перевела взгляд на внучку. В руках шуршали старые зелёные тетрадки.

– Это моё.

Нюта тут же пожалела о резкости: Леночка вся сжалась, понурая, виноватая. Нюта вздохнула:

– Я хотела сказать, это мои тетради по математике. В университете проходили. Хочешь посмотреть?

Кровать с прямыми железными ножками прогнулась под их весом. Леночка рассматривала стройные ряды цифр – от одного до десяти, – а Нютин блуждающий взгляд снова уткнулся в окно. Когда она моргнула, Леночки в комнате уже не было. Тетрадки аккуратно лежали на тумбочке. Из-за двери донеслось:

– Мама, она опять спутала меня с баб Викой.

– Она уже старенькая, это ничего страшного. Тем более, болеет. Пойдём на кухню.

Нюта сухо плюнула в их сторону, потянулась к стакану с водой. Дозорная ночь обещала быть длинной, она устанет говорить так долго. Но нужно было собраться с силами.

Когда окончательно стемнело, Леночка прибежала показать колядочный грим. Она была мышкой-норушкой. Нюта, говорившая уже не меньше двух часов, только улыбнулась и потрепала её по плечам. Мягкий стук закрывшейся двери – Нюта, шаркая, подошла к креслу бабы Неши, плюхнулась с оханьем.

Пока не пересчитаешь все звёзды на небе, листья в лесу и песчинки в море – не сможешь навредить моей семье.

Заговор, что она плела последние десятилетия каждые Святки. Пыталась перекрыть сиплые причитания вештицы, уберечь домашних.

Пока не пересчитаешь все звёзды на небе, листья в лесу и песчинки в море…

Восемь…

…не сможешь навредить моей семье.

Три…

Пока не пересчитаешь…

Один.

Стало так тихо. Нюта слышала каждую снежинку: она с мягким вздохом опускалась на сугробы. И больше ничего. Счёта не было.