Не лови золотого коня!

Эпилог

Плыл по Волге пароход, совсем как тот, что Егор впервые видел, когда от курганов в губернский город ехал: с идущим из трубы дымом, большим колесом на боку. Может и вовсе тот самый, в жизни каких чудес только не случается. Вот только на этот раз Егор не издали наблюдал, а стоял на палубе пассажиром.

Павла Петровича он в Москве с рук на руки его двоюродному дядьке передал. Дядька выглядел строгим в своём мундире, видать при чине большом, так что оставил ему барчонка Егор с чистой совестью — у такого не забалуешь, в приключения не ввяжешься.

Возвращаться решил той же дорогой, что и приехали: сначала на перекладных, затем по реке пароходом, а там до Благовестного на извозчике, а от ямской станции до родного Волково экипаж нанять.

Егор задумался и даже немного вздрогнул от звонкого смеха. Повернувшись, он увидел, как его жена кидает чайкам куски хлеба, а те жадно ловят на лету, хлопая крыльями, и сталкиваясь друг с другом. Вот так получилось, уезжал он из Волково вдвоём с Павлом, и возвращался тоже вдвоём, с женой молодой. Нет, не изменил он своей Василисе, ведь женой она и была.

Когда узнала Василиса, что Егору предстоит путь дальний, сразу решила: одного не отпустит. Но действовать решила хитростью, знала, что батька не позволит, а Егор с собой не возьмёт.

До Благовестного Павла с Егором должен был отвезти отец Василисы, потому она доподлинно знала, в каком трактире они остановятся. Накануне вечером, она попрощалась с Егором, поплакала даже, мало ли, а вдруг её план не удастся. Выезжали рано утром, и Егор всем домашним провожать до поместья не разрешил, сказав:

— Долгие проводы, лишние слёзы.

Василиса тоже с утра пораньше верхом выехала, окольной дорогой в Благовестное направилась, чтоб с батькой по пути не встретиться. Братьям велела родителям сказать, что она, мол, в Волково дом их с Егором прибирает вместе со свекровью будущей. А правду уже вечером открыть, тогда поздно будет погоню посылать, да передать батюшке, чтоб коня у трактирщика забрал. Обошлось ей это поручение недёшево, каждому малолетнему вымогателю пришлось по целому рублику выдать, на меньшее не соглашались.

Когда Егор входящую в трактир Василису увидел, борщом подавился. Павел его даже по спине похлопал. Невеста же присела рядом и сообщила, что тоже с ними едет.

— Тебе лучше домой вернуться, — строго сказал Егор.

Василиса носом шмыгнула, глаза краешком платка промокнула и произнесла жалобно:

— Позволь остаться, Егорушка, одной-то ехать боязно.

Не хватило у Егора окаянства сказать: «Что ж сюда-то не боязно добираться было?» Да тут Павел вмешался.

— Давай возьмём, Егорша, всё веселее в пути будет.

Подозревал Егор, что ему и с одним Павлом скучно бы не было, но лишь кивнул, молча, соглашаясь.

— Ой, спасибочки, Егорушка! Спасибочки, Павел Петрович! — воскликнула просиявшая Василиса.

— Вот только с подорожной морока может выйти, — протянул Павел, жуть как не любивший всякую бумажную волокиту. Но тут Егор лишь широко улыбнулся. Был у него в губернском городе знакомый, что помочь мог.

Трое путешественников вышли из наёмного экипажа около здания Окружного суда. Василий Степанович Межагин Егору обрадовался, а узнав, по какой причине понадобился, дал дельный совет.

— Вы, голубки, жених с невестой, — сказал он Егору с Василисой. — Почему бы вам сейчас не обвенчаться? Тогда и в подорожную Егорову жену без проблем я сам впишу. Свадебку и позже справить можно. А то неладно получается: незамужняя девица едет в сопровождении двух мужчин, и не один ей, ни брат, ни отец.

— А возьмутся нас вот эдак, с ходу венчать? — спросил Егор, которому предложение следователя понравилось.

— Возьмутся, — уверенно ответил Василий Степанович и, усмехнувшись, добавил: — Местный батюшка у меня в должниках ходит.

Следователь быстро скинул свои дела на подчинённых и повёл Егора, Василису и Павла в стоящую неподалёку от Окружного суда церковь. Он и Павел свидетелями выступили. С венчанием и впрямь проблем не возникло. Священник, видать, здорово должен следователю был, обряд в лучшем виде провёл.

Василий Степанович проводил молодожёнов и Павла до пристани. Перед тем, как уйти, он пожал руку Павлу, обнял Егора и поцеловал руку засмущавшейся Василисе. Затем сказал со вздохом:

— Вы для меня сегодня как воздуха свежего глоток. Ну, пойду на службу, ловить душегубов и казнокрадов.

Если для следователя появление путешественников стало отдушиной, то для Павла появление Василисы и их венчание с Егором стало своего рода приключением. Так что других приключений он искать не стал. Да и приглядывать за Павлом не в два, а в четыре глаза оказалось куда легче. Дорога тоже лёгкой показалась. А уж обратно и подавно.

Пароход причалил к берегу и Егор с Василисой сошли с него по широкому трапу. Они направились к стоянке извозчиков, но Василиса увидела красивый скверик с фонтаном и бродящими вокруг него голубями. Отсюда открывался великолепный вид на собор: величественный, с белоснежными стенами и золотыми маковками куполов.

— Егорушка, давай птичек покормим, — попросила Василиса и добавила: — У меня семечки остались.

Егор кивнул, торопиться им некуда, он, как, похоже, и Василиса, оттягивал приезд домой. Ведь там, как справедливо подозревали новобрачные, ждал их совсем не тёплый приём.

Присев на край скамейки, Егор с улыбкой наблюдал, как жена кормит важных голубей и прыгающих между ними воробьёв. Василиса почему-то казалась ему больше похожа не на голубок, а на шустрых воробьишек.

Со стороны дороги раздался тихий звон. Егор повернулся туда. Мимо сквера в сторону собора шли несколько монахов. На первом были надеты железные вериги, они-то и звенели. Когда монахи прошли мимо, Егор понял, что одного из них, идущего последним, знает.

— Данила! — позвал он, вставая со скамьи.

Монахи обернулись.

— Идите, братия, я нагоню, — произнёс бывший маровщик Данила. Дождавшись, пока Егор подойдёт, сказал ему: — Здравствуй, Егорша. Я теперь не Данила, отрёкся от имени мирского. Кличут меня ныне отцом Ионой.

После чего неожиданно поклон низкий Егору отвесил.

— Ты чего это? — растерялся Егор.

— Просил я у Господа, чтоб даровал встречу с тобой. Давно хотел в ноги поклониться за то, что уберёг ты меня от греха страшного. От смертоубийства, не дал загубить невинную душу. Да за то, что спас от смерти неминуемой от копыт коня, — ответил отец Иона. — Да прощения попросить за то, что ударил. За хозяина твоего грех, а за тебя — двойной. Ты же со мной и братом хлеб разделил. Простишь ли?

— А чего ж не простить? Прощаю, — сказал Егор. — Как говорится, кто старое помянет, тому и глаз вон. Давно уж всё зажило и у меня, и у Павла. Мы с женой на учёбу его проводили, домой едем.

— С женой, значит, — сказал отец Иона, улыбнувшись, но тут же, став серьёзным, спросил: — Ответь мне, Егорша, конь золотой и правду был, или померещился мне?

Егор посмотрел в глаза отцу Ионе и понял, для него ответ очень важен, потому сказал правду:

— Не померещился. Это дух, в золотой статуй вселившийся. Когда курган тревожат, появляется. Видать, впрямь охраняет покой хана басурманского. После обратно в курган и уходит.

Отец Иона вздохнул с облегчением. Нелегко, видать, далось бывшему маровщику решение в монастырь уйти, а слова Егора стали подтверждением правильности этого поступка.

— Говорят, у каждого клада есть своё время, быть найденным, — произнёс отец Иона и добавил: — Хоть бы коня этого проклятущего век никто не находил!

— Но ведь хорош, аспид золотой! Как хорош! — воскликнул Егор. Перед его глазами как наяву возникла бескрайняя степь и золотой конь, летящий по ней наперегонки с ветром.

Ни Егору, ни маровщику Даниле, ныне отцу Ионе, не дано было знать, что пожелание последнего сбудется.

Золотые кони хана Батыя — легендарный клад, мечта многих поколений искателей сокровищ, — не найдены до сих пор.

Конец