Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

Здешние финны считают гостеприимство добродетелью, а возможно, даже религиозным долгом, но сами же, к сожалению, нарушают его, примером чего является суеверный запрет не есть из миски, что стояла перед инаковерующим. Поэтому в поездку следует брать с собой свою чашку, которую потом можно выбросить. Правда, в некоторых домах имеются чашки и миски специально для инаковерующих и там всегда можно поесть. Я не взял в дорогу чашку, понадеявшись обойтись как-то. У Тёрхёйнена, как было описано выше, я вдоволь наелся. Но это событие сильно озаботило некую крестьянку, к которой я зашел по пути. Она охотно накормила бы меня, но у нее не было «мирской чашки». «Вы заходили к Тёрхёйнену?» — спросила она. «Заходил». — «Вы ели у них?» — «Да, а почему бы и нет?» — «Он, верно, угощал вас из своих мисок?» — «Что правда, то правда», — ответил я, хотя не был вполне уверен в этом. «Вот, вот, — запричитала старуха, — он такой же, как и все. Что будет с этим миром, если люди ни с чем не считаются?» Старуха, по-видимому, относилась к староверам, или старообрядцам, их еще немало в этих краях, они не всегда могут дозволить людям иной веры есть у них, а также не терпят сторонников официальной русской православной церкви. Их религиозный фанатизм зашел так далеко, что даже лошадям, на которых наши крестьяне отправляются в Кемь, не дозволяется пить из тех прорубей, из которых пьет их скотина. Если кому-то случается нарушить этот запрет и напоить лошадь, женщины тут же окружают его и начинают орать во всю глотку: «Опоганил нашу прорубь!» Один из наших крестьян, по-моему, удачно ответил женщинам, когда они, по своему обыкновению, начали кричать: «Испоганит, испоганит!» — и хотели прогнать его. «Пусть лошадь пьет, — сказал он, — все лошади одной веры, что наши, что ваши». [...]

Они с осуждением относятся к тем православным финнам, кто курит. И предубеждение против табака у них настолько сильно, что даже гостю не разрешается курить в доме. Когда я просил разрешения закурить, некоторые запрещали, а иной хозяин позволял. Но стоило мне набить трубку и зажечь ее, как женщины тут же покидали помещение.

Вино и прочие крепкие напитки не так пугают их, как курение. Но напитки эти поглощаются в размерах, весьма редко доводящих до опьянения. Вино каждый день не употребляется. Мне кажется, что они употребляли бы это губительное зелье еще в меньшей мере, если бы не хорошая возможность тайно доставлять его из ближайших финских волостей. В некоторых местах интересовались, нет ли у меня вина для продажи. Я отвечал, что перевоз подобного товара через границу запрещен под угрозой большого штрафа. Они же считали, что это вовсе не опасно, да так оно, по-видимому, и есть. К сожалению, не во всех местах имеются должностные лица, которые могли бы если не искоренить контрабанду, то хотя бы штрафовать за это. Правда, в каждой волости есть свой староста, что-то вроде нашего ленсмана, он избирается из крестьян сроком на один год. Но староста не является особо влиятельной личностью, и если даже он захотел бы вмешаться в дела, то не всегда осмелился бы ссориться с крестьянами. Ему, например, приходится мириться с тем, что в округе много беглых солдат, которые творят все, что только вздумается подобному сброду, вынужденному скрываться от властей. А начни он бороться против них, у него не будет спокойного дня. Староста превращается в очень значительное лицо во время рекрутского набора, и тогда он неплохо наживается при составлении списков новобранцев. Во внимание при этом принимается количество сыновей в семье. Если сыновей двое, то их обычно оставляют дома, лишь в крайнем случае могут забрать одного. Но бывает, что и троих сыновей при одном дворе оставляют, все зависит от того, к кому староста наиболее благосклонен.

В каждой волости кроме старосты имеется еще и священник. Но в некоторых волостях его нет порой годами, как, например, нынче в Вуоккиниеми. Примерно раз в год туда наезжает поп из Паанаярви. Здесь обязанности священника, как мне кажется, проще, чем у нас. Пару раз в год он объезжает свой приход и совершает все накопившиеся за полгода обряды: крестит, венчает и отпевает. Среди крестьян крайне редко встречаются грамотные, реже чем один на сто человек. Им очень трудно преуспеть в этом, так как совсем нет книг. А учиться они безусловно хотели бы. Если бы сочли грамотность полезной, то ее развитию можно было бы способствовать, нанимая учителей из числа православных финнов в приходах Иломантси и Липери. В обоих приходах крестьяне свободно читают финские книги и могли бы, не испытывая особых затруднений, обучить этому своих единоверцев. Хорошо бы содействовать этому, чтобы крестьянам не приходилось, как до сих пор, отправляться за несколько миль в Финляндию, чтобы там узнать календарный прогноз погоды. Кто-то может усомниться в этом, но я хорошо помню, как прошлым летом, когда во время сильной засухи все были обеспокоены за свой урожай, кто-то вполне серьезно изрек: «А мы так и не сходили на шведскую сторону узнать по календарю, какую осень бог даст!» А до ближайшей финской деревни оттуда было три мили. К сожалению, я не захватил с собой календаря, который в ряде случаев мог бы мне помочь, а предсказывать погоду наугад мне не позволяло мое чувство ответственности перед людьми.

Третий и самый значительный человек у здешних финнов — исправник, соответствующий в Финляндии судье и фохту. Он живет за тридцать миль от таких приграничных волостей, как Репола и Вуоккиниеми. Исправник также пару раз в год ездит по всей округе, разрешает людские тяжбы и взимает подати. Каждый двор здесь обложен налогом в зависимости от количества мужчин. Если мне не изменяет память, после того, как составлены ревизские списки[46], они остаются в силе целых двадцать лет. При составлении списков учитываются все лица мужского пола, даже новорожденные. За каждого из них двор платит подушный налог по двадцать с лишним рублей ассигнациями в год. Даже если кто-то из мужчин умирает, ничто не меняется, подушная подать начисляется и на покойного до тех пор, пока не будут составлены новые списки. И, наоборот, все те, кто родился в этот период, свободны от уплаты налогов, причем многие только по достижении двадцатилетнего возраста попадают в списки податных душ. За женщин, сколько бы их ни было, ничего не платили. Одним из лучших исправников здесь когда-то был финский офицер, попавший в плен в Россию и после многочисленных мытарств ставший исправником в Кеми. Об этом времени в здешних краях вспоминают, как о времени Сатурна в Лациуме[47]. Человек он был, по всей вероятности, примечательный, и когда я спросил, принял ли он их веру, если они так его хвалят, мне ответили: «У него была и своя и наша вера».

Все чиновники во время своих поездок живут за счет крестьян. Крестьяне обязаны бесплатно перевозить их, а также всю их свиту, сколько бы их ни было. Если бы мне еще представилась возможность путешествовать в этих краях, то я пошел бы к исправнику и напросился к нему в попутчики, когда он объезжает край. Это было бы выгодно во всех отношениях. Вообще-то в народе недовольны этим поведением должностных лиц — не знаю, законным или незаконным, — крестьяне завидуют иному положению крестьян у нас, где не приходится бесплатно кормить и возить чиновников. Они очень хвалили наших чиновников, которые жили у них вместе с местными представителями во время недавнего пересмотра границы.

Народ здесь очень религиозный, но все же не настолько, чтобы презирать наше вероисповедание. Когда наши попы проводят в пограничных деревнях церковные проверки по чтению катехизиса и объясняют библию, многие крестьяне из ближайших русских деревень обычно приходят их послушать. Некоторые, я слышал, говорили, что им больше нравится, как объясняют слово божье наши попы, чем свои. Четыре раза в год проводятся общие празднества, каждое из которых длится неделю либо две. В это время у них принято ходить в гости: собираются по очереди то в одном доме, то в другом, пока не обойдут определенный гостевой круг. Люди из отдельных домов и деревень собираются в том доме, для хозяев которого наступила очередь угощать гостей в течение всего праздника[48] [49].

Земледелию здесь, по-видимому, уделяется еще меньше внимания, чем у наших финнов. Поля обычно маленькие, да и покосы не очень хорошие. Поэтому во многих хозяйствах стада немногочисленны: обычно две-три коровы да лошаденка. Молоко у них не является столь важным продуктом питания, как у нас. К тому же три дня в неделю — в воскресенье, среду и пятницу — они молочной пищи не едят, в эти дни соблюдается своего рода пост. Мне припомнился один случай, свидетельствующий о том, сколь неразумно соблюдение подобного поста. Один православный крестьянин из Аконлахти провожал меня в обратный путь до первой финской деревни. В Лехтоваара хозяйка принесла нам поесть. Была как раз пятница, и мой спутник не стал есть ни молока, ни масла, а это была единственная пища на столе, не считая хлеба. Я уговаривал его поесть, уверяя, что на нашей стороне это не грех, на что он ответил очень резонно: «Для вас не грех, а для нас грех, где бы мы ни отступили от своего учения». В искусстве маслоделия здешние финны во многом уступают нашим. Мне ни разу не приходилось есть у них вкусного масла.

Поскольку здесь очень много озер, люди с успехом занимаются рыбной ловлей. Рыба считается продуктом, не оскверняющим желудок даже во время поста. Вообще люди здесь более состоятельные, чем в ближайших пограничных волостях на нашей стороне. Дело в том, что у них нет безземельных крестьян, а у нас в целом ряде мест это настоящее бедствие. Еще одна причина их зажиточности в том, что они из своей ржи пекут хлеб на пользу своего желудка, тогда как у нас силе ржи дают забродить и подняться в голову, а желудок остается пустым, отчего весь организм страдает[50]. Возможно, их достатку способствует и их большая проворность и сметливость. Стоит после общения с нашими финнами с их медлительностью и неторопливостью в словах и поступках оказаться в кругу здешних людей, как сразу же бросается в глаза их живость и расторопность. Например, когда войдешь в дом к финну и поздороваешься: «Добрый день!», крестьянин, не особо раздумывая, ответит: «Дай-то бог!» Это ответное приветствие вылетает у него как бы само собой, непроизвольно и по привычке. Но он изрядно помучает ваше терпение, прежде чем добавит к сказанному еще хотя бы слово. После обмена приветствиями по народному обычаю хозяину либо одному из уважаемых членов семьи положено задать гостю вопрос: «Какие новости? Как дела?» Но задать этот вопрос, казалось бы, такой простой и бесхитростный, для крестьянина неимоверно трудно. Порою ждешь не дождешься, пока он раза три не почешет свой затылок — место, откуда крестьянин привык добывать свои мысли, — и не ответит тебе. Если же обратиться к нему с какой-нибудь просьбой, например перевезти через озеро, то он редко откажет и лишь по серьезной причине. К любому делу крестьянин должен прежде всего всесторонне подготовиться. Во-первых, это длительное совещание, на котором решают, кому следует взяться за дело. Даже если дома всего лишь один человек и, казалось бы, не может быть и разговора о выборе, все равно следует длительное раздумье. Во-вторых — неспешный завтрак, после чего, взвесив все как следует, крестьянин соглашается перевезти вас.