Тю! И страшнее видала!

* * *

— Ну… кажется, все? — вытерев пот со лба, критично осмотрела я творение рук своих и с досадой осознала, что в древнем Египте, при мумифицировании, мне бы цены не было. Никак иначе объяснить то, почему при заматывании груди и головы пострадавшего, тот оказался перемотан полностью, невозможно. — Ну, по крайней мере, в кои веки, бантик вышел удачный, — решила я себя приободрить и сосредоточиться на положительных моментах.

Таким образом, у меня не просто мумия получилась, а в подарочной упаковке, с шикарным, объемным бантом! Любо-дорого посмотреть.

Ко всему прочему, больше — значит лучше, верно? Я — человек широкой души, а еще очень основательный. Если в чем-то не уверена, перестраховываюсь и делаю больше запланированного.

Вот отсутствие медицинского образования на мне и сказывается. В детстве, я если даже ранилась, родственникам было настолько плевать, что я до победного считала, будто подорожник — лучше средство даже при переломах. Ссадины можно было еще и послюнявить, как кредо по жизни меня частенько спасало от депрессивных мыслей. Сейчас-то я понимаю, почему, в отличие от сверстников, мои раны заживали долго и с определенными последствиями в виде нагноений. Но тогда я как-то выживала, потому самовнушение меня выручало.

Вот и сейчас, осмотрев-таки мужчину, убедилась, что он и до встречи с моей балясиной был не в лучшем состоянии. Потому часть груза вины с моих плеч упала. Да, на голове, помимо ссадин, обнаружились и внушительные шишки, но лицо, которое было сильно обожжено, вызывало больше опасений. А к ожогу я уж точно никакого отношения не имею! При более тщательном осмотре я нашла также ранения на спине и груди, подозрительно похожие на следы, оставленные колющими предметами. Плечо его и вовсе было проткнуто насквозь, что объясняло количество крови, которым был залит мой новый дом.

Короче, это не я его довела! Совесть моя чиста! И, вообще, это мой дом, мужик проник без спроса, да еще и напугал до седины. Я же русским… или на каком я тут языке разговариваю? Короче! Я ясно задала вопрос, он не отозвался, так что сам виноват.

Более того, так как оставлять его раненным на полу я посчитала негуманным, а поднять его тушу можно было лишь в расчлененном состоянии, не поленилась и обыскала дом на предмет матраса, который принесла и милостиво перекатила раненого на него. А после, рискуя надорваться от натуги, обработала раны (нет, не подорожником), найденным в доме алкоголем, который каким-то чудом сохранился в кладовке. По запаху — алкоголь, но отпивать и проверять на себе поостереглась. Но это так, формальности. Я уверена (почти) что все должно быть нормально!

Так вот, я отвлеклась! Раны обеззаразила, а самую крупную на плече, еще и зашила, хотя в жизни штопала лишь дырки на одежде. И стежок в кой-то веки получился таким аккуратным… Потому до ужаса обидно было обнаружить, что несколько стежков помимо кожи, пробили еще и ткань матраса. Пришлось перешивать. В свое оправдание скажу, что занималась я этим в весьма экстремальных условиях, еще и без какого-нибудь опыта: света масляной лампы не хватало, мужчина был все еще без сознания и по-прежнему слишком тяжел для моего нового тела, а истекал кровью от каждого лишнего движения.

Потому ворочать я его лишний раз боялась и работала едва ли ни на ощупь, беспокоя его по самому минимуму. Ко всему прочему, бинты в области глаз частенько намокали, отчего я определила, что ему, наверняка, еще и кошмары в бреду снились, раз у него настолько «потеют» глаза. Вот моя осторожность и вылилась в дополнительное шитье и более тщательное заматывание в бывшую простыню, которую я пустила на бинты.

Будь у меня ребенок, я бы его, наверное, с такой тщательностью не пеленала, как эту потенциальную причину моего ареста.

Смертельно устав, я с сомнением и тревогой осмотрела раненого, прикидывая, когда он очнется с такими повреждениями. Помимо множества вопросов к нему о том, кто он такой, как получил эти ранения и какого черта забыл в этой глуши, выбрав из всех мест именно мой дом, мне нужно, чтобы тот был в состоянии дать показания, что он в таком виде вовсе не по моей вине, и я тут, наоборот, персонаж положительный и весьма сердобольный!

Тяжело передвигая ногами, поднялась на первый этаж и вздохнула. На улице уже кромешная ночь, а у меня из освещения одна несчастная масляная лампа. Обследовать дом в таких обстоятельствах, когда я еще и едва ноги волочу от усталости — занятие глупое. Потому отправилась на кухню, где умылась остатками воды, которую ранее я натаскала из колодца для обработки ран, бросила на стол балясину, которую зачем-то таскала с собой, села на шатающийся, рассохшийся от времени табурет и не заметила, как уснула прямо за столом.

Проснулась я оттого, что спину припекало. Оказалось, так я и провела свою первую ночь за разделочным столом, что не могло остаться без последствий, и я болезненно застонала от боли в затекшем теле. Сейчас, при дневном свете, что лился из пыльных, но панорамных окон, было отчетливо видно, что зрелище я собой представляю нерадостное, точно работник скотобойни — не иначе. Даже с учетом того, что перед сном я умывалась и оттерла руки влажным полотенцем. Еще и волосы растрепались и слежались из-за засохшей крови.

Предстать в подобном виде перед инспектором никак нельзя, значит, нужно подготовиться: помыться, переодеться и прибраться, ибо кухня тоже выглядела паршиво.

«Работы непочатый край» — проворчала я мысленно, так как даже разговаривать было лень.

— Кушать хочется… — вздохнула я, вспомнив, что со вчерашнего дня ничего не ела, и надо бы проверить свой багаж, там у меня должны быть скромные запасы еды, которыми меня снабдили на первое время. А еще прикидывала, что сегодня привезет мне инспектор. — Мясца бы… красного, жареного… даже с кровью сойдет… — мечтательно протянула я в ответ на свои мысли. Но это так, лирика. Прежде чем что-то приготовить, нужно убраться, привести себя в порядок, встретить инспектора и убедить его, что я не представляю опасности для окружающих. Говоря об окружающих… — Кстати, надо бы проверить болезного… — вздохнула и, кряхтя, потянулась, чтобы открыть глаза и понять, что недавно припекающее утреннее солнышко внезапно что-то загородило. Взгляд упал на столешницу передо мной, где я отчетливо видела огромную рогатую тень, что склонялась ко мне с когтистыми руками, с которых свисало нечто похожее на извивающихся змей.

От испуга резко встала со своего места и взвыла, с размаху врезавшись темечком во что-то твердое. Надо мной взвыли сильнее, а я бухнулась обратно на свое место, но от силы удара табуретка подо мной треснула и стала заваливаться. Я вместе с ней и рефлекторно протянула руку, чтобы ухватиться за столешницу и удержать равновесие. Но моя удача и тут показала мне фигуру из трех пальцев, потому вместо столешницы мои пальцы ухватились за валяющуюся балясину, которую я вчера оставила на столешнице. Потому мой полет назад не только не замедлился, но и ускорился, а я замахала руками, не заметив, как та самая балясина, в которую я вцепилась мертвой хваткой, прошлась с глухим стуком по чему-то твердому, но, до странного, знакомому.

После этого я рухнула на спину, но вместо ожидаемой боли ощутила, что приземлилась на что-то мягкое.

С опаской осмотрелась и пораженно моргнула, заметив, что лежу спиной на вновь бессознательном «болезном», по чьей головушке я в очередной раз прошлась палкой. В кои-то веки я задумалась, что кому-то может не везти по жизни даже больше, чем мне.

— Да что б тебя! — выругалась я, осматривая мужчину, который не только очнулся, но смог даже подняться, для чего ему пришлось порвать несколько бинтов. Их-то я и приняла за нечто зловещее и извивающееся. — Ничему его жизнь не учит! — проворчала я, потирая ушибленную макушку, которой врезалась в мужчину.

И вот странно… если извивающиеся ленты в его тени обоснованы порванными бинтами, то когти и рога? Неужто, вновь померещилось? Не слишком ли часто?

Но сейчас передо мной лежал все тот же человек, без рогов и когтей, которого я ночью так упорно перевязывала.

— Ладно, не время думать об этом, — потерла я лицо руками и поднялась на ноги. — Раз смог развязаться и подняться — жить будет, — заключила я и немного расслабилась. Значит, за убийство не сяду! Да я — просто мастер! За ночь на ноги подняла. Опять уронила, но это уже другой вопрос, нечего было подкрадываться и пугать. Может, мне надо было на медицинский поступать? Кажется, это — прямо мое, талант чувствуется! — А черепушка у него довольно крепкая… — постучав балясиной по своей руке и прикинув вес, с уважением протянула я.

А затем занялась делом. Перетаскивать мужчину не стала, но от щедрот души накрыла того одеялом, а на ушибленную головушку компресс, щедро смоченный холодной водой, положила, отчего под головой образовалась лужица. Ну, ничего, у него и на затылке шишки есть, холод им не помешает! Какая я заботушка!

Затем пошла по своим делам, ибо время поджимало.