Времена не выбирают

— Чисто, — ответил очередной солдат-невидимка. — Сзади никого.

— Я не знаю, какой вам дали приказ, лейтенант, но вы уже поняли, что к чему, — дама снова обращалась к лейтенанту. — Вами пожертвовали ради скрытности марша основных сил.

— Сие есть циничные правила войны, но, увы, в них есть …ratio, — без особого удовольствия ответил Дитрих по-русски. — Что же вы теперь намерены делать… десятник?

— Представить вас сотнику, что же ещё, — совершенно серьёзно ответила дама в странном мундире. — Поторопитесь, лейтенант, мы торчим здесь на виду у всех. Я не уверена, что у нас хватит зарядов на третий бой такой же интенсивности. Сооружайте носилки, забирайте раненых, уходим.

Окончательно перестав понимать, что происходит, Дитрих все же счёл сей аргумент разумным. Кроме того, ему очень хотелось посмотреть на этих странных казаков. Слова дамы-офицера объясняли многое, но далеко не всё. А Дитрих очень не любил, когда ему что-то было не понятно до конца. Он был не прочь задать несколько вопросов этим казакам.

Или кто они там на самом деле.

3

В лесной лагерь они явились, когда начало темнеть. Дитрих отметил, что люди, представившиеся казаками, устроились весьма грамотно, организовав самый настоящий вагенбург. Сцепленные кольцом телеги по периметру, выпряженные лошади внутри импровизированной крепости, там же, где и подводы с припасами и зарядами. Часовые, стрелки — всё привычно, казалось бы. Но люди… Такие же «пятнистые», как и давешний «десяток», в коем Дитрих насчитал всего семерых, включая и более чем странного десятника. Как и положено, последовал обмен паролями, причем не у вагенбурга, а еще на подступах к оному. Дитрих уже не удивился, осознав, что совершенно не видит часового: ещё бы, если они там все в эдаких мундирах. И это было хорошо. Главное, чтобы и шведы их так же не замечали до последнего.

Палатку сотника он, присмотревшись, определил среди точно таких же лишь по тому, что около нее тоже стоял часовой. Туда входили и оттуда выходили …солдаты? казаки? Бог весть, главное, что именно там, скорее всего, ему и предстояло познакомиться с их загадочным командиром. Попутно дама-десятник распорядилась отправить раненых русских солдат в обоз. «Там подлечат», — коротко пояснила она. Остальных его подчинённых лихая казачка поручила своим людям, и те, насколько мог видеть Дитрих, ненавязчиво, но весьма грамотно рассадили солдат у своих костров. Всех — порознь, хоть и при оружии. И тут же заняли их руки мисками с кашей и ложками.

— Не волнуйтесь, лейтенант, вас тоже покормят, — без тени иронии заметила дама-десятник. — Сначала представлю вас брату.

— Сотник — ваш брат, — понимающе усмехнулся Дитрих.

— Хотите знать, не получила ли я чин по блату? — с некой презрительной ноткой хмыкнула дама, употребив очередное непонятное слово. — Когда поговорите с братцем, поймёте, что это невозможно.

Дитрих пожал плечами: одной загадкой больше, одной меньше — какая уже разница?

Человек, сидевший в палатке, однозначно был кровным братом воинственной дамы: другого объяснения столь великого сходства между мужчиной и женщиной просто не могло быть. Словно Создатель грубыми ударами тесла вырубил их из камня по единому образцу. К слову, сидел он на ящике. На крайне странном ящике, надо сказать: сбитый из досок, выкрашенных всё в тот же грязно-зелёный цвет, он имел на себе некие надписи, прочесть которые не представлялось возможным. Какая-то мешанина из букв и цифр, словно кто-то игрался в тайные записи. Но странность ящика — это была сущая мелочь по сравнению с тем, чему Дитрих уже стал свидетелем. Скудный свет простой масляной лампы не давал рассмотреть всё в мельчайших подробностях, однако восседавший на этом импровизированном табурете субъект уже больше был похож на казака, как их описывали сведущие люди: здоровенный и бородатый, с таким же холодным цепким взглядом опытного стрелка, как у его сестрицы. Но, как и его подчинённые, «пятнистый». Да и оружие у него под рукой… Вот по поводу оружия у Дитриха и возникла масса вопросов, которые он пока держал при себе.

— Присаживайтесь, лейтенант, — сказал бородач, указав на точно такой же ящик у полотняной стены палатки. — Поговорим …в неформальной обстановке, не будем меряться званиями.

Спрашивать, откуда сотник знает его чин, Дитрих благоразумно не стал. Послать вперёд человека с докладом об исходе боя на дороге — любой мало-мальски толковый офицер сделал бы то же самое. Но коллекцию странных словечек, услышанных от ещё более странных казаков, он снова пополнил.

— Могу ли я поинтересоваться, с кем меня свела судьба? — немец присел на подозрительный ящик так осторожно, словно готов был вскочить в любой момент. И брат, и сестра, тихо спровадившие от палатки всех лишних, внушали ему опасения. — Насколько мне известно, казачьи полки, кои государь Пётр Алексеевич призвал на осаду Нарвы, все на месте. К которому из них приписан ваш доблестный отряд?

— Ни к какому, — не стал увиливать сотник, переглянувшись с сестрой. — Мы сами по себе.

— В таком случае вопрос о цели вашего пребывания в этом лесу можно счесть излишним.

— Вы совершенно правы, лейтенант… Катя, скажи, чтобы кашу дали. Три порции.

И снова короткий обмен многозначительными взглядами между братом и сестрой, после чего дама оставила их наедине. Несколько мгновений в палатке царила неловкая тишина — та самая, когда все участники просто не знают, с чего начать, чтобы беседа хоть как-то задалась.

— Спрашивайте, лейтенант, — сказал престранный казачий сотник. — Я готов ответить на ваши вопросы.

— На все? — осторожно поинтересовался Дитрих.

— На какие смогу.

— Вы пришли сюда с юга?

— Из земель Войска Донского.

— Давно?

— Мы здесь с весны. Освоились, изучили местность, наладили снабжение.

— Местные жители?

— Они нелояльны к шведам. Это нас и выручает.

— А оружие, порох? Трофеи?

— Частично.

Последний ответ, сопровождавшийся слегка насмешливым взглядом, заставил Дитриха прикусить язык. Спрашивать, откуда взялось необычное оружие не менее необычных казаков, почему-то перехотелось.

— Имеете ли вы намерение присоединиться к осаде Нарвы, господин сотник? — прокашлявшись, поинтересовался Дитрих.

— Возможно, — последовал ответ. — Обещать не стану, хотя интерес такой есть. Но вы не задали самый главный вопрос.

— О судьбе моей и моих солдат, — догадался лейтенант. — Что же нас ждёт?

— Только одно: вы идёте с нами.

Спрашивать, что будет в случае отказа, Дитрих тоже не стал. Но прощупать почву всё же стоило.

— У меня есть некоторые обязательства перед своим полком… — начал было он, но был самым невежливым образом прерван.

— А у меня перед своим, — жёстко сказал сотник. — Ваши люди наверняка начнут болтать, это поставит под угрозу жизни моих людей. Поэтому вы идёте с нами. Так будет спокойнее всем.

В проеме входа, скудно подсвеченном последними отблесками вечерней зари, возник силуэт: вернулась сестрица. В одной руке она несла вкусно пахнущий котелок, в другой — три миски и три ложки. И, пока она накладывала кашу, Дитрих отметил про себя, что дама не улыбается. Вообще. И, как ему показалось, не проявляет ровным счётом никакого интереса к чужаку. Каша, кстати, замечательная, так готовили русские крестьянки в деревнях, где приходилось квартировать. Ложки были самыми простыми, деревянными. А вот фасолеобразной формы глубокая и узкая миска, в которую казачка щедро наложила ужин, заставила забыть обо всех прочих странностях.

Из чего сделана эта вещь?

На вид материал миски выглядел как очень светлый металл или сплав, но по весу был значительно легче глины, почти как не слишком плотное дерево. Не бывает таких металлов, хоть стреляйте. На всякий случай Дитрих сделал безразличный вид, но именно в этот момент он испугался по-настоящему.

Пусть эти люди и не враги, но неизвестность страшит больше, чем открытая враждебность. Однако и огромная тайна, что окружала этих людей, она ведь не только пугала. Её хотелось разгадать, Дитрих счёл своим долгом найти ответы на все вопросы.

Интермедия.

— …Я воюю за свою землю. А вы?

— За интересы своей страны.

— У вас стало традицией воевать за интересы своей страны на чужой земле. Что ж, у нас за последние лет восемьсот выработалась иная традиция — вышибать вас отсюда.

— Вы никак не поймёте, — пленный внезапно рассмеялся. — Нет у вас своей земли, никогда не было и быть не должно. Потому что нет у вас права владеть чем-либо. Вообще.

— Какие знакомые речи. В прошлый раз они звучали на немецком языке. Чем закончилось, помните, надеюсь?

— Гитлера погубили его торопливость и неблагодарность. Вас тогда спасло только это.

— Правда? Может быть, что-то ещё? Только не надо рассказывать мне сказки про Генерала Мороза и «трупами завалили». И я, и вы в курсе реальных исторических фактов, поэтому можно обойтись без пропагандистской трескотни.

— Факты — это ещё не всё. Многое зависит от того, как их подадут. Именно поэтому вы всегда выигрывали войны на поле боя и проигрывали их в умах масс. Для всего мира людоеды — не мы, а вы.

— А кто у нас сегодня «весь мир»? То-то и оно, что вы снова скатились в пропаганду. Что самое смешное, вы сами в неё верите, и даже пытаетесь убедить меня. Гитлер, к примеру, тоже считал, что Наполеона погубила излишняя самоуверенность, а уж он-то учёл все его ошибки.

— То, что вы сейчас со мной разговариваете вместо того, чтобы загонять иголки под ногти, уже говорит о том, что прав я.

— С какой стати?

— Чутьё природного раба, который не поднимет руку на господина. Вы никогда не причините мне вред. Не посмеете.

— А вам не приходило в голову, что я просто не скотина, способная загонять кому-то иголки под ногти? Нет? Ну так выбейте из головы то дерьмо, которое в ней содержится вместо мозга, и попытайтесь немного подумать. Иногда бывает полезно.

4

— О чём задумалась?

— Об этом немце. Умный чувак. Думаю, быстро догадается, откуда мы свалились.

— Зачем ты ему алюминиевый котелок подсунула?

— Проверка на внимательность. Всё, что надо, он заметил, но виду не подал. Молодец. А по поводу шока — ты нас самих вспомни в первые дни …здесь.

Брат и сестра сидели на ящиках из-под трофейных натовских ПТУРов у входа в палатку, наблюдали последние отблески заката и обсуждали сегодняшнее происшествие. За прошедшие месяцы они действительно пообвыклись в этом времени. Шок после окончательного осознания реальности провала в прошлое давно прошёл. Человек — такая тварь, которая, если не убили сразу, приспособится к любым условиям.

Подавляющему большинству из местных хватало выработанной в самом начале легенды про «казаков-пластунов с Дона». Шведам вообще ничего не рассказывали: после того, как близко познакомились с этими вояками, брать их в плен и, тем более, откровенничать категорически перехотелось. Подданные Карла Карловича, за редчайшим исключением, вели себя просто омерзительно. Русские солдаты и офицеры до сих пор не встречались. Крестьяне… ну, не будем о грустном. Однако сегодня попался интересный экземпляр — умный, наблюдательный, явно образованный по меркам своего времени.