Оболочки

(42). Сторона 2. 16 июня, вторник

(42). Сторона 2. 16 июня, вторник.

— Войцех Бжезецкий, — я вывел на экран изображение пропавшего исследователя. — Странно, да? И вы хотите, чтобы мы спокойно тут работали?

В отличие от Михая Бабица, Бжезецкий отлично сохранился. И скафандр его тоже — только направив на шлем сильный пучок света, удалось разглядеть и сфотографировать не тронутое разложением лицо. Глаза у Бжезецкого были закрыты, на щеках угадывался румянец, оставалось только разбудить мужчину и спросить, где он шлялся все эти два года. Но героев среди нас не нашлось, наоборот, мы после фотосессии поднялись наверх, законопатились внутри станции и поставили камеры, направленные вниз.

Там, на дне, лежали два тела, одно завёрнутое в чёрный полиэтилен, а другое в лунном скафандре. Выглядело это жутко, иногда изображение дёргалось, и казалось, что мертвецы двигаются.

— Николай Павлович, не ожидала от вас паники, — Ланская висела перед камерой, или это монтаж был такой специальный, или она действительно задержалась в космосе. — Звание полковника вы получили по заслугам, но, некоторым образом, авансом, постарайтесь его оправдать. Как продвигаются дела с поиском кристаллов?

Дела продвигались никак. Блестящий предмет, который заметил Сайкин, оказался нательной видеокамерой, и в ней даже что-то было записано, только прочитать это компьютер не мог, и передать специалистам — тоже. Из нескольких гигабайтов данных по кабелю передавался только один символ — амперсанд, то есть камера показывала, что у неё много чего есть, но не отдавала. С ней бились и Фёдор, и Варя, и даже Нестерова пробовала что-то такое сделать между приступами, но безуспешно.

— Выдвигаемся через три часа, — сказал я. — Если не будет накладок, второй вездеход так и не починили. И хорошо, если бы кто-то прилетел, привёз деталь, а заодно забрал камеру.

— Так и поступим, — Ланская неудачно взмахнула рукой, и её отнесло к переборке. Пришлось ждать, пока она вернётся. — Врачи говорят, что у Нестеровой типичная болезнь колониста из-за низкой гравитации, симптомы обычно проходят за неделю-две, мозг, по их словам, отказывается верить, что на твёрдой поверхности может быть другое тяготение. Если она стабилизируется, то вопрос отпадёт сам собой. Нет — в команде спасателей, которая к вам направляется, есть медик, он её осмотрит и при необходимости обеспечит эвакуацию. Договорились?

Я кивнул.

— Через два дня спустится автоматический модуль с «Луны-2» и доставит груз — дополнительное оборудование для расшифровки, запчасть для вездехода и снаряжение для прибывающей группы. Раньше не получится, склад с запчастями находится в двух тысячах километров от вас, придётся действовать через орбиту. Не откладывайте с поисками, товарищ Соболев. По имеющейся у нас информации, через несколько дней в этом районе появятся американцы, и тогда задача сильно усложнится.

На самом деле я ничего искать не собирался. Два трупа внизу, камера с непонятной записью и больная Нестерова, которая теперь больше времени проводила без сознания, чем в здравом рассудке — в голове вертелась шальная мысль захватить челнок, погрузиться туда всем коллективом, и свалить. Но предстоящая потеря связи меня с самим собой удерживала на Луне.

— Товарищ майор, остаётесь за старшего, — я перехватил Сайкина в переходе между столовой и оранжереей. — Как чуйка, не щекочет?

— Нет, пока спокойно, — ответил десантник-гэбист. — Кого берёте с собой?

— Фёдора. Варя пусть связью займётся.

Прозвучало двусмысленно, но я и вправду подумал, что этой парочке лучше остаться на станции практически вдвоём — должна у людей быть личная жизнь хотя бы на несколько часов, а то обстановка нервозная, и вообще, мало ли что завтра случится, а не все гештальты закрыты, как говорит наш психотерапевт Медведчук, накачиваясь виски в пятницу вечером.

Неисправный вездеход всё так же лежал на боку в ангаре, а исправный — стоял рядом. Мирный атом где-то внизу потихоньку распадался, основная батарея была заряжена на сто процентов, а это значило минимум две недели автономного драйва по Луне. Так Фёдор сказал, глядя чуть в сторону.

— По окрестностям покатаемся, — успокоил я его. — Данные с беспилотника получили?

— Да, никаких изменений.

— Тогда поехали. Сделаем спираль километров в восемь радиусом, в четыре витка, а потом такую же обратно, может, наткнёмся на что-нибудь.

— Простите, Николай Павлович, — Фёдор тронул вездеход, — мы же оба тела нашли, что теперь ищем?

— Контейнер, Федя, и следы. Нёс что-то важное Бабиц, но непонятно, где оставил, — выдал я заранее приготовленную версию, — думаю, выбрался он из какого-нибудь разлома здесь, возле станции, а внутрь забрался ещё где-то, по дороге груз выронил. Но, как настоящий коммунист, дошёл до конца.

Фёдор хмыкнул, и ничего не сказал. Я бы тоже не поверил, но армейская субординация — великая вещь, если командир считает, что всё делает правильно, подчинённые не спорят. Думают себе о том, что им попался полковник-дебил, но помалкивают и приказы выполняют.

По моим прикидкам, к нужному мне месту мы должны были подъехать где-то через четыре часа, вездеход ехал со скоростью 30 километров в час на автопилоте, позволяя разглядывать окрестности. Смотреть было не на что. На первом витке ещё виден был ангар, а на втором он превратился в небольшое серое пятно. Солнце висело над горизонтом, постепенно прогревая поверхность, я пытался не заснуть, Фёдор к обязанностям относился более ответственно — как только камера замечала какой-то необычный объект, менял курс и подъезжал поближе. Если бы мы собирали артефакты, то считай, задачу бы выполнили — уже на первом витке нашли перчатку от американского скафандра, пустую упаковку от антенного кабеля, бинокль в отличном состоянии, испорченную батарею и тюбик с машиной смазкой, американский и почти полный. Смазку Фёдор забрал, сказав, что это хорошая штука, не то, что Орёлспецхим. Следов было много, в основном от вездеходов, но попадались и человеческие — на Луне они могут храниться в неизменном виде тысячи лет. Кристалл исправно показывал направление в нужную сторону, прилипая то к груди, то к плечу, то к подстёжке скафандра, значит, цель моего полёта сюда была близко. Наверняка, Соболев смог бы, используя триангуляцию, построить точное место, в котором прятался красный паразит, но я этого делать не умел, а Фёдора, по понятным причинам, попросить не мог.

— Смотрите, Николай Павлович, — на втором витке, в трех километрах от станции, Фёдор ткнул пальцем в монитор. — Ещё что-то. Посмотрим?

— На камень похоже, — с сомнением ответил я. — Тут таких полно. Ладно, давай.

Вездеход повернул, и подкатил к шарообразному предмету. Манипулятор с камерой выдвинулся, изучая находку. На первый взгляд это был обычный булыжник, покрытый лунным реголитом, но по форме уж больно правильный. И реголит лежал не ровным слоем, его словно насыпали сверху. Манипулятор подал вперёд сопло, плюнул сжатым воздухом, сметая лунную пыль. И обнажая матовую белую поверхность с надписью «СССР».

— Шлем, — сказали мы с Фёдором одновременно.

Парень потянулся к кнопке связи.

— Скажу, что нужно выйти и закрепить батарею, — сказал он.

Я кивнул. На случай прослушки у нас, точнее у Сайкина был разработан целый код, по важности находки. «Протереть камеру» означало, что мы нашли контейнер, «поправить антенну» — нештатная ситуация.

— Наезжаем и поднимаем.

Фёдор осторожно оставил шлем между колёсами, донный манипулятор поместил шлем в камеру, упаковал в полиэтилен. На оборотной стороне виднелась фамилия владельца — Бабиц. Пока спасатель радовался находке, я ещё раз проверил монитор.

— А вот и следы. Видишь? Езжай по ним, постарайся колесом наехать, чтобы убрать.

Следы от ботинок начинались в пяти метрах от шлема, появляясь из ниоткуда и шли в сторону базы. В двух километрах от этого места мы проезжали, и следов там точно не было, я проверил по записям, отмотав на нужные координаты.

— Едем в сторону базы, — решил я. — Раз с батареей неполадки, да? Но медленно.

Вездеход наехал колесом на первый след, уничтожая улику, и попёр дальше. Цепочка отпечатков ботинок шла ровно, словно человек на плацу вышагивал, и тянулась минимум на километр. А потом обрывалась, в этом месте следы изменяли направление, делая правильный замкнутый круг метров десять в диаметре. А в центре этого круга поверхность реголита была чуть приподнята и тоже насыпана неровно.

Мы с Фёдором вылезли через донный люк, смели пыль со стального листа, и спустились на несколько метров вниз по явно рукотворному проходу — его стенки были сильно уплотнены, как при использовании проходческого бура. Который, кстати, на станции был, только в разрушенной части, и его никто особо не разыскивал. Проход переходил из вертикального в горизонтальный, и, судя по приборам, вёл прямо туда, где находилась наша база. Я стоял перед сложным выбором — или послать Фёдора одного, или вернуться на базу и послать его вместе с Сайкиным, но потом стыдно стало, чего это товарищ полковник всё время за чужие спины прячется. И решился.

Вездеход пополз почти над нами на автопилоте, в случае чего буровая установка должна была вызволить нас из-под толщи лунного грунта, а мы с Купченко, в скафандрах, с пистолетами наизготовку, потопали по проходу. Узкому и невысокому, метр на два, едва хватало места одному. Я шёл впереди, Фёдор — замыкающим, держа перед собой планшет с выведенными на него четырьмя камерами. Метров сто мы просто шли в темноте, освещая перед собой путь фонарём. А потом в его лучах что-то блеснуло. Я остановился, потянулся перчаткой, и тут же отдёрнул.

На стене выделялся ребром синий кристаллик, маленький, размером с гречневое зёрнышко.

— Что это, Николай Павлович? — Фёдор тоже потянулся, но получил по рукам. — Вы знаете?

— Нет, но ты такое когда-нибудь видел?

— Может, метеорит?

— Может быть. Давай, засними, запиши координаты, и дальше пойдём.

Лаз уходил вниз, но очень плавно, сейчас мы шагали на глубине в шесть метров, бур у вездехода спокойно доставал до двадцати, так что запас ещё был. Мелкие зёрнышки кристаллов попадались всё чаще, сначала один-два на десять метров, а под конец, когда до базы оставалось метров триста, через шаг. Мой кулон вёл себя спокойно, словно эти сородичи его не интересовали. Но внезапно словно взбесился.

Проход резко расширился, образуя круглое подземное помещение радиусом в несколько метров, со столбом посерёдке. С одной стороны этот бублик запер проходческий комбайн, дальше шёл такой же тоннель. Стены бублика ничего интересного не представляли, а вот центральная подпорка — она была усыпана синими кристалликами. Во многих местах они явно были раньше, но их кто-то выковырял.

— Ух ты, вот сюда он, наверное, и упал, — сказал Фёдор, тщательно всё фиксируя на камеру. — Смотрите, а вот и он. Ящик, который Бабиц потерял.

Возле комбайна стоял контейнер с горстью синих стекляшек. Они, в отличие от настенных, были крупными, с ноготь. Я подхватил ящичек, положил в пакет, а пакет в ранец. И надевать ранец на спину не стал.