НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник

После уроков я поднялся на лестницу, туда где был выход на крышу. Если бы Кента состоял в клубе, то у меня была бы клубная комната, где я мог бы подождать до четырех часов, но из клуба «Искусство Манги» его выгнали, а в «Клуб Ценителей Манги» он сам перестал ходить. По школьным правилам обязательно нужно было вступить как минимум в один клуб, и такие как Кента пользовались лазейкой в этих правилах — они вступали в клуб, а потом не участвовали в клубной деятельности. Через какое-то время их выгоняли из клуба, но зазор между тем, как в клубе их перестали считать своими членами и тем, как староста класса заставляла вступить в другой клуб — мог составить пару месяцев.

Так как у меня не было клуба, я поднялся наверх. Дверь на крышу была закрыта, однако все знали, что этот замок просто фикция и легко открывался, если потянуть его вниз. Тем не менее, выходить на крышу я не собирался, снаружи было прохладно, все-таки поздняя осень. Я просто планировал посидеть на ступеньках десять минут, пока основная толпа старшеклассников не уйдет либо домой, либо не рассосется по клубам и коридоры станут достаточно пустыми.

На ступеньках сидела Томоко, уперев кулачок в подбородок и задумчиво глядя вдаль.

— Привет — сказала она, едва я только поднялся по лестнице: — так и знала, что ты тут будешь.

— Порой диву даюсь, насколько я предсказуем — говорю я, поднимаясь и присаживаясь рядом с ней на ступеньку: — а ты чего домой не идешь?

— У меня клуб. — говорит Томоко: — кройки и шитья. «Золотая игла» называется. Но пока там еще закрыто.

— Ты в клуб ходишь? — немного удивляюсь я. Думал, что она после школы стремглав домой должна бежать после всего-то.

— В клубе никто сильно не разговаривает, мы же просто шьем… как бы и не изменилось ничего — поясняет она: — и там из нашего класса нет никого. И в коридорах толкаться… — она пожимает плечами.

— Понятно — на самом деле понятно, нам, париям и изгоям в толпе людей неуютно, для нас люди означают опасность и чем меньше вокруг людей, тем комфортнее мы себя чувствуем. Так что сперва после уроков она поднимается сюда, ждет когда коридоры опустеют, а потом — спускается в клуб или идет домой.

— Ой! — говорит вдруг она и краснеет: — совсем забыла, что сейчас вокруг никого нет, хозяин.

— Так мы же с тобой вроде поговорили — я ставлю портфель рядом с собой на ступеньку: — что ты теперь у нас — Новая Томоко, а значит долги, обязанности и обязательства остались в прошлом. Ты теперь у нас свободная девушка Востока.

— Нет, хозяин — качает головой она: — я чувствую, что не до конца освободилась, что мне нужно получить наказание чтобы жить дальше. У меня нет ничего, кроме этого, пожалуйста оставь мне хотя бы это.

— Хм? — я изучаю ее лицо. Она не смотрит мне в глаза, отводит взгляд. Краснеет. Мнется. Ну ладно. Что нам, старым псам — пять верст не крюк. Мне не затруднительно, а девушке нужно, что мне стоит немного в Мастера поиграть? Тут главное, чтобы у человека нездоровой фиксации не появилось… но это мы будем сглаживать. Конечно, я не психолог и не психиатр, мой уровень работы — это именно прикладные знания. То есть то, что делает жизнь с самим собой возможной, а желательно — еще и комфортной и удобной. Если для этого надо верить в вуду и Уицлипочтли, Колибри Левой Стороны — будем верить. Хочется сейчас человеку рядом со мной держаться, просто потому что привязанность возникла из экстремальной ситуации — ну пусть держится. Не собираюсь отталкивать. В статус любовников и парочки переходить не хочу и не потому, что она мне не нравится. Нравится. Даже очень. Но школьная любовь и все эти «отношения» очень быстро проходят, зачастую оставляя не очень хорошее послевкусие. А я бы хотел, чтобы мы остались друзьями — и не надо мне тут про «френд зону», я имею в виду — настоящими друзьями, а не то, что девушки придумали для обозначения термина «он за мной на самом деле ухаживает но я ему никогда не дам». Настоящие друзья как-нибудь обязательно переспят, но не будут делать из этого фетиша. Если между мужчиной и женщиной секса не было, то им сложно просто дружить… возникают недоговоренности. И это тоже субъективное суждение, у других все по-другому, лично у меня так. Так что я вижу свою задачу в том, чтобы провести Томоко через все эти Сциллы и Харибды подростковых переживаний и трагедий, быть с ней рядом надежным товарищем и стать настоящим другом. Вырастить сильную, уверенную и успешную женщину, которая будет мне благодарна за все что было. Вот что бывает, если с Хироши пообщаешься — начинаешь строить планы. И планы в планах. Которые, разумеется, внутри большого плана. И еще одного. Задумываюсь, сравниваю себя с садовником — я буду сеять разумное, доброе, вечное, что-то прорастет, а что-то — нет. Но через пять или десять лет у меня все равно будет сад и уж голодным садовод не останется. Вот так и хочу прожить свою жизнь — помогая людям, пользуясь плодами своих трудов и восхищаясь тем, как «мои девочки выросли». Надо будет конечно ресурсов накопить… посмотреть, как именно старшеклассник может денег заработать, а то сейчас даже сестру не на что в кафе сводить, позорище. И нет, у мамы просить не буду.

— Вы не прогоните меня, хозяин? — спрашивает Томоко, продолжая косплеить рабыню.

— Не прогоню — говорю я: — только тогда давай так. Все эти «хозяин» «господин» и все такое — сохраним для наших сессий. В обычной жизни общаемся как обычно. — потому что это и в голове обесценивает такие обращения и мало ли — кто подслушает, а у нее социальный статус только выравниваться стал.

— Хорошо, хозяин — кивает она: — а когда у нас следующая сессия?

— Пока не знаю — честно отвечаю я: — выходные у меня довольно тесно заняты… хотя можно в субботу… я поговорю насчет этого. И все, хватит меня так в школе называть. — возникает мысль совместить тренинги старосты и Томоко, с одной стороны было бы хорошо, за раз все сделать, а с другой стороны не наврежу ли я? Надо поговорить с Наоми. Томоко у меня уже в необходимой степени кондиции, доверяет мне достаточно, чтобы не задавать вопросов, а вот Наоми…

— А это правда, что ты опять с Дзинтаро подрался? — спрашивает она через некоторое время, когда молчание затягивается: — я видела, что он хромает немного.

— Да не. Не дрался я с ним — говорю я сущую правду.

— Но это же ты с ним поговорил, что он с утра сразу извинился? — уточняет она.

— Да, поговорил — не стал отрицать очевидное: — но он, в принципе, не такой уж и балбес, сам все понял.

— Он идиот — говорит Томоко и сжимает кулаки: — урод! Ненавижу! Как он мог?!

— Тихо, тихо, тихо… — я притягиваю ее к себе и обнимаю. Она затихает у меня в объятиях: — об этом мы еще поговорим. Это у нас отдельная сессия будет — как прекратить возлагать на людей повышенные надежды и разочаровываться в них. Люди, они вообще — алчные, трусливые, ненадежные, ленивые и коварные. Как говаривал Марк Аврелий — как ты не бейся, а люди будут вести себя как всегда. Он, кстати, вообще людей не любил. Говорил, что единственно от кого ты можешь что-то требовать — это от самого себя. На людей надеяться бесполезно, люди всегда подведут. — мы сидим на ступеньках, и я чувствую тепло, которое идет от девушки в моих объятиях. Я слышу, как часто стучит ее сердце. Я чувствую ее запах. Не туалетной воды, дезодоранта или косметики, а именно ее запах. Такой… цветочный аромат. Молодые девушки пахнут цветами. Молодые юноши пахнут козлом. Такова несправедливость жизни. По крайней мере я точно знаю, что сейчас обнимаю девушку. В тот раз разглядеть ничего толком не удалось, был занят, да и полутьма… но воспоминание об этом моменте меня греет.

Внизу раздается гогот, шум, кто-то поднимается по лестнице и Томоко тотчас отпрыгивает от меня и поправляет одежду. В самом деле, думаю я, вставая и тоже поправляя рубашку, мы же в школе. Опять-таки ее статус. Облико морале, правила приличия и все такое. Не дай бог нас сейчас вот тут застукают, ей и так хватило.

— Я… я побежала в клуб. До встречи! — и Томоко стремительно сбегает вниз по лестнице. Я остаюсь один. До четырех часов еще сорок минут. Будем ждать.