Шлак 2.0

Он не договорил и, дожёвывая на ходу хлеб, поспешил к выходу.

Комплексные места «Ч» находились за помывочной. Блочные трущобы. Вентиляция не работала, вонь шла такая, что в пору задохнуться. Жили здесь нюхачи да подёнщики, перебивающиеся обычным ежедневным сотрудничеством, либо воровством. Дети с малых лет приучались к тому же. На каждом месте по реестру числилось минимум двое, а то и четверо. Ч-19 располагалось внизу, одноместные нары, но проживали трое: мать, отец и дочь. Родители нюхачи. Молодые, меньше тридцатника, но глаза уже замыленные. Если не остановятся, то год-два — и в яму.

Всё семейство сидело, забившись на нары, и пробитыми глазами смотрело на жирного мужика. Тот пыхтел, тряс кулаком, но им было абсолютно плевать все его потуги. У отца семейства под глазом набухал свежий синяк.

— Ты его? — тут же наехал Гоголь на жирного.

— Сам он, начальник. Они уже с утра нюхнули, вон, соседи подтвердят. Сидят, смотрят на мир сычами. А дочка ихняя, эта тварь, воровка…

Он долбанул кулаком по стойке, сотрясая нары.

— Ладно, спокойно. Разберёмся. — Гоголь оттеснил мужика от нар. — Конкретно, что пропало?

— Как что? Я в заявлении указал: пакетик с нюхачом. Доза целая. Эта прошмандовка!..

Он снова занёс кулак над головой, и Гоголю пришлось хватать его за майку.

— Успокойся уже. Ещё раз дёрнешься, я тебе променад до ямы устрою за неподчинение.

Толстяк скрипнул зубами, но напор снизил.

Я стоял за плечом Гоголя, следил за его действиями. Он вывел на экран планшета форму «Протокол», начал заносить данные: имена, номера. Вся ситуация сильно смахивала на полицейский сериал, с той лишь разницей, что в нашем сериале наркотики разрешены, а продавцы наркоты преступниками не являются. Опрос свидетелей показал, что девчонка стащила у соседа пакетик с нюхачом и сдала его глаголам за тюбик дешёвой губной помады. Тюбик был изъят, девочка, как бы странно это не звучало, арестована. Тут же на месте состоялся суд. Гоголь назначил ребёнку три дня принудиловки и вызвал конвоиров. Вот и вся судебная система Загона.

— Начальник, и чё? — взвыл толстяк. — Кто мне нюхач вернёт?

— Вот тебе тюбик, — Гоголь отдал ему помаду, — иди, договаривайся с глаголами. Захотят они сделку назад провернуть, ради бога. Не захотят — твои проблемы.

— Чё? Да эта хрень столько не стоит. На пакетик десяток таких надо.

— Видео ты снимал?

— И чё?

— Через плечо. Если б ты попытался сделку остановить, тогда было бы основание для возврата потерянного имущества. А ты решил наградку за донос получить. Получил?

— Получил. Двадцать статов. Но за пакетик-то я полтинник отдал!

Гоголь едва сдерживался, чтоб не взматериться.

— Слушай… Я тебе только что объяснил, что надо было делать. У тебя чем уши забиты? — и уже тише процедил. — Сдрисни, сука, с глаз моих, пока я тебя реально в яму не отправил.

Толстяк обиженно заскулил, а мы, подхватив девочку под руки, направились к старосте. Там уже стояли двое конвоиров. Нацепили девчонке наручники и повели к выходу. Она отреагировала на это по-детски легко. Посмотрела Гоголя и спросила:

— Дядь, а на принудиловке хорошо кормят?

— Голодной не останешься, — буркнул тот.

А вот я бы не был столь уверен. За два дня, что я там провёл, мне дали лишь несколько листьев крапивницы.

До обеда мы сделали ещё круг. Занятие нудное. За шестьдесят статов кружить по жилому блоку, разбирать склоки, отправлять народ на принудиловку… На кой чёрт Мёрзлый меня сюда сослал? Заниматься следственной практикой? Приобретать опыт общения с внутренней охраной? Вся охрана, хоть внутренняя, хоть внешняя подчиняется Центру безопасности Загона, который находится под контролем Мёрзлого. Мёрзлый — один из высокопоставленных конторщиков. Сколько их всего я не знаю, вряд ли больше десяти, и между ними просто обязаны быть разногласия. Это я так мягко называю внутривидовую войну. Контора разделена на враждующие кланы, как минимум на два. Этот вывод исходит из наличия среди конторщиков общего количества проводников. Один клан возглавляет Мёрзлый, другой — тот, кого он назвал человеком из Конторы.

Мёрзлый наверняка в проигрыше. На меня он сделал ставку. Я ему нужен для каких-то особых поручений, которые в состоянии выполнить только человек, обладающий особыми способностями — проводник. Я не против. Все миры делятся на наших и не наших, и если ты не примешь ничью сторону, то будешь отгребать и от тех, и от тех. Не знаю чем, но Мёрзлый мне нравится, хоть я его и побаиваюсь. К тому же, он приложил руку к моему выживанию в шоу и обещал разыскать семью. Это основание к доверию. Возможно, через какое-то время выяснится, что Мёрзлый самый главный подонок Загона, а тот человек из Конторы в действительности наше великое светлое будущее… Мне нужен Гук. Очень нужен. Я хочу поговорить с ним. Только ему я доверяю… И ещё Алисе. Наверное.

— О чём задумался, Дон? — окликнул меня Гоголь.

Мы сидели в столовой. По талонам нам выдали борщ, кашу с куском тушёного мяса и яблочный компот.

— Да вот, — ковыряясь ложкой в тарелке, вздохнул я. — Мясо это из кого сделано?

— Не бойся, не из тварей. Хотя в Петлюровке легко нарваться на отбивную из язычника.

— Пробовал?

Гоголь пожал плечами, но по выражению лицо не сложно было догадаться: пробовал. Тварь — это почти что человек. Бывший человек. Жрать тварь, жрать человечину… Я с отвращением посмотрел на свой кусок.

— Не будешь? — потянулся к нему Гоголь.

— Забирай.

— Ну и дурак, — он переложил мясо к себе. — Это натуральная свинина. За шахтами находится животноводческий комплекс и овощные поля. Я проезжал там однажды. Большая часть продукции идёт в Золотую зону, они там крапивницу не жрут. А все остатки перепадают нам, — и повторил не без удовольствия. — Дурак.

Про Золотую зону я слышал уже второй раз. Впервые её упомянул Гавриил, но тогда обстановка была не слишком удачная для расспросов, а сейчас время вполне подходящее.

— Можешь пояснить, что за Золотая зона?

Гоголь снова посмотрел так, словно хотел назвать меня дураком в третий раз.

— Дон, о таких вещах знать надо. Золотая зона — это элитный посёлок для положенцев. Он находится в пустоши за Битумными озёрами. Добраться туда можно только на поезде. На всём пути не найдёшь ни одного источника, жара страшная. И только в посёлке есть вода. Озеро, пальмы, песок, коттеджи, кондиционеры, склады с продовольствием, с оружием, собственная маленькая электростанция. Там же располагается главный офис Конторы. Всё это за тройным кольцом охраны. Первое кольцо — внешняя охрана. Они стоят на границе пустоши. Тоже свой посёлок, укрепления, моторизованные патрули. Я пытался попасть к ним, но туда только по рекомендации. Второе кольцо штурмовики. Эти сотрудничают на ротационной основе. У них несколько небольших постов вокруг Битумных озёр, которые заодно приглядывают за Территорией. И третье кольцо — наёмники с большой земли. Особая каста. Приезжают по контракту, получают немеряно, подчиняются исключительно Конторе. Псы. Я видел их у станка. Наши штурмовики тоже не услада для младенцев, но у этих, говорят, даже танки есть.

Значит, обратный билет всё-таки существует. Можно и попасть сюда, можно и выбраться. А Дряхлый болтал про путь в один конец. Или это только для таких как я он один? Впрочем, сейчас это не существенно.

— А Битумные озёра что такое?

— А Битумные озёра это территория, где на поверхность выходят открытые залежи битума. Вязкое болото метров семьдесят в ширину и километров триста в длину. Перейти можно только в трёх точках, и все они под контролем штурмовиков. У Загона на этой территории предприятие по добыче и переработке битума и асфальта. После нанограндов, это главный источник доходов Конторы. Основные поставки идут в конгломерацию в обмен на железо…

— А на кой он нужен?

— Железо?

— Битум.

— Дон, ты меня удивляешь. Это единственный продукт для производства жидкого топлива. Видел БТР на ферме? Думаешь, он на чём ездит?

— А он ездит?

— Летает, блин! Конечно, ездит. И не только он.

— Я думал, у нас всё двигается на экологически чистом электричестве. Платформы, броневики.

— В пределах Загона и на его территориях — да. А уже в Полыннике тебе электричества не хватит. Бензин в этом плане удобнее. Его можно подвезти, а электричество надо проводить. Чувствуешь разницу?

— Типа того, что рейдеры могут перерезать провода, если увидят, — вспомнил я свой небольшой опыт ремонтника.

— Верно, — кивнул Гоголь.

— Что же тогда не перейдём к массовому использованию бензина? У нас полей непаханых миллионы гектаров. Задолбала уже эта крапивница.

— Работы по переработке битума в топливо начались два года назад. Успехи скромные. То ли не получается у них что-то, то ли ещё что.

— А у османов получается? Сколько Контора туда битума гонит?

— Я не знаю, я с железнодорожным ведомством не сотрудничаю. Хочешь, у них спроси. А ещё лучше, вообще таких вопросов не задавай. Окажешься на карандаше у безопасности, ничем хорошим не закончишь. Понимаешь о чём я?

— Это в яму что ли? Так я там уже был. Как видишь, выбрался.

— Один раз повезло, во второй уже не отбрыкаешься.

Я бы мог опровергнуть это, как-никак отныне я друг и соратник самого Мёрзлого, а под его контролем не только охрана, но и ферма, однако говорить об этом нельзя. Гоголь расценил моё молчание как знак согласия.

— Хорошо, что понимаешь.

До вечера обошли блок ещё несколько раз. Из-за этих круговоротов я вымотался, ноги гудели, и все желания были настроены на ужин и мягкую постель. Часы показывали половину седьмого. Рабочий день закончен, пора возвращаться в родные пенаты.

— Всё, — заглядывая в планшет, сказал Гоголь. — Теперь к четвёртому выходу.

— Для чего? — не понял я.

— В девятнадцать ноль-ноль выход из-под станка. Наша задача: встреча, контроль и отправка грузов по адресатам.

— И как часто?

— Каждый день.

Вчера я бы воспринял эту новость как надежду, но теперь точно знаю: ни Киры, ни Данары там не будет. Надеяться не на что. Так что отныне это ненужная обязанность за всё те же шестьдесят статов. Отдых откладывается.

На базе находилось человек тридцать, примерно половина от тех, кто был утром на разводе. Начальница указала на Гоголя:

— Ты старший.

Сама она, похоже, к станку идти не собиралась. Может оно и к лучшему. Гоголь построил нас в колонну по два, сам встал впереди. Возле станка образовали коридор. Я стоял четвёртым от начала.

Станок — всё та же стальная махина, похожая на огромный контейнер: ребристые стены, бетонный постамент, крышка на пневмоприводе. Я видел и чувствовал, как это работает изнутри. Ощущения малоприятные: тошнота, головокружение, неоновый свет обжигает глаза. Теперь я наблюдал за тем, что происходит снаружи. Контуры контейнера начали расплываться, сначала понемногу, потом всё больше, больше. Это не было вибрацией; вся конструкция словно размягчилась, стала матовой. Она то сжималась, то разжималась, того и гляди взорвётся.

Я отшатнулся.

— Стой спокойно, новичок, не дёргайся, — вернул меня на место сосед.

Мельтешение продолжалось минут десять. Наконец контейнер снова обрёл контуры, вернулся в прежние параметры и замер. С шипением заработал пневмопривод, крышка поднялась… Я ожидал увидеть людей, но оказалось, что контейнер под крышу забит ящиками, коробками и тюками. Надеюсь, не мы это разгружать должны. Тут бригаде профессиональных грузчиков на полночи работы.