Чёртов палец

1

Навроцкий так увлёкся рыбалкой, что вместо одного дня провёл на даче целую неделю, и эта неделя вполне заменила ему поездку в Европу: нервы его отдохнули, он чувствовал себя посвежевшим. Последние дни августа, когда к летнему теплу начинал примешиваться первый осенний холодок, были его любимым временем года. В эту пору он обнаруживал в себе какую-то особенную приподнятость и весёлость, способность по-новому смотреть на вещи. Здесь, в глуши, сидя в лодке с удочкой, он вдруг осознал всю необязательность того, чем занимался и жил в Петербурге. Биржа, акции, телефонные компании и картонные фабрики утрачивали здесь свою важность, были чем-то лишним, ненужным. Эта скромная дача, где умиротворилась его душа, казалась ему теперь гораздо более ценным приобретением, чем дорогая квартира в самом центре Петербурга, стоившая в денежном измерении во много раз больше.

Но пришла пора возвращаться домой, и вскоре он сидел в тёмно-синем вагоне первого класса петербургского поезда. Быстро полетели верста за верстой. Балы, театр, вечера у Ветлугиной — вот что большей частью занимало его мысли. К этому предвкушению приятных сторон петербургской жизни прибавлялась, однако, тревога по поводу сложного положения, в которое он попал из-за желания заняться делом и операциями на бирже, что отнюдь не было первой необходимостью для него — в будущем владельца нескольких поместий, должных перейти к нему по наследству и вполне способных обеспечить своему хозяину безбедное существование. Продать пару земельных владений было бы, очевидно, делом понадёжнее, чем пускаться в прокладку железных дорог, а тем паче помещать деньги в какие бы то ни было акции. Но если уже какая страсть овладевала им, то остановить его могла только другая страсть, ещё более сильная. Уж больно захотелось ему прослыть успешным промышленником и предпринимателем и, как честолюбиво, но вполне искренне думал он, сделать собственный вклад в экономическое процветание России. «Разве это не достойнее, чем проживать дворянские гнёзда предков?» — спрашивал он себя. Мудрые советы не браться за то, в чём ровным счётом ничего не понимаешь, его не остановили. Два имения, уже перешедшие к нему после смерти отца, были им проданы, а вырученные за них деньги пущены в оборот. Но, несмотря на это своё усердие, он не любил слишком много думать о деньгах и все дела поручил молодому, подававшему надежды и горячо рекомендованному ему графиней Ивану Карловичу.

Глядя в окно на внезапно появлявшиеся и так же быстро исчезавшие верстовые и телеграфные столбы, он вспомнил то время, когда из их родового имения ещё нельзя было добраться до Петербурга по железной дороге и маменька тщательно укутывала его, готовя к дальней зимней поездке в обтянутой кожей кибитке. С тех пор и полюбил он быструю езду. Будь то поезд, запряжённая лихими конями тройка или автомобиль — скорость одинаково будоражила его мысли, чувства, память, успокаивала нервы и наполняла душу неясными ожиданиями чего-то нового, лучшего. Ему вдруг захотелось зимы, снега, весёлой санной дороги к цыганам, русских разговоров и песен, и он окончательно уверился в том, что его поездка в Биарриц не состоится. Он соскучился по России, не успев её покинуть.

В Выборге в вагон зашёл новый пассажир. Положив на полку шляпу и поставив в угол тросточку, он со вздохом уселся напротив Навроцкого.

— Сын в Свеаборге служит, — сказал он безо всяких предисловий, едва устроившись на своём месте. — Ездил навестить. И вот ведь какая скверная штука приключилась. Чёрт меня дёрнул выйти в Выборге в буфет. Увлёкся, так сказать, чревоугодием и опоздал на поезд. Пришлось следующего дожидаться.

Господин засмеялся. До Навроцкого донёсся пивной дух.

— И давно ваш сын служит? — поинтересовался он из вежливости.

— Да уже второй год.

Господин помолчал.

— Финляндия хорошая страна, — вздохнул он, глядя в окно, — но уж больно здесь чужаков не любят. В России любой финляндец, если захочет, может карьеру сделать и министром стать, а вот русский в Финляндии — фигушки! Попробуйте-ка устроиться на службу в Финляндии! Чёрта вам с хреном! Чтобы стать здесь чиновником, нужно сначала окончить финляндское учебное заведение. Хотите купцом заделаться, торговлю вести? Прижмут вас здесь как миленького! Преподавать историю в Финляндии могут только лютеране! В сейм русские не могут ни избирать, ни быть избранными! Занимать государственные или общественные должности? Нате вам! — Он показал кукиш.

— Да ведь в этом отношении, кажется, наметились перемены, — возразил Навроцкий.

Его собеседник махнул рукой.

— Да и с русским языком здесь далеко не уедешь. Да-с… Вот вам и свобода! Зато для террористов и революционеров у них настоящая свобода. Все бомбы и оружие в Питер отсюда попадают. Здесь и лаборатории взрывчатых веществ имеются, и покушения готовятся. Помните Вайнштейна?

Навроцкий утвердительно кивнул головой: кто ж не читал в своё время в газетах о деле Вайнштейна?

— А латыша Трауберга? Этого знаменитого Карла?

Князь снова кивнул: дело Трауберга нашумело ещё больше.

— Здесь его, голубчика, наша полиция и сцапала. Все свои злодейства, убийства и ограбления он здесь и готовил, а финляндские жандармы смотрели на всё сквозь пальцы да ещё нашей полиции палки в колёса вставляли. Вот вам и Великое княжество! Вот вам и тихая, спокойная страна! — Помолчав, господин продолжал: — И куда только смотрит наше правительство! Давно пора провести в Финляндии операцию против террористов в широком, так сказать, масштабе, удалить опухоль, утопить всех этих революционеров, извините, в отхожем месте! Иначе финляндцы, того и гляди, устроят нам революцию.

То ли от возмущения против террористов, то ли от выпитого пива щёки и лысина господина сделались пурпурными. Он вдруг спохватился:

— Извините, позвольте представиться… Чиновник по особым поручениям Кутин Илья Ильич.

Представился и Навроцкий.

— Давайте возьмём экономическую сторону, — продолжал Илья Ильич. — Как вы думаете, во что нам эта Финляндия обходится?

Навроцкий пожал плечами.

— В шесть копеек с каждого россиянина в год! Тридцать копеек платит каждая крестьянская семья из пяти человек! Это значит, что раз в год каждый русский крестьянин по милости Финляндии без обеда остаётся! Вот так-с! Каждый финляндец, таким образом, получает от империи льготу в три рубля девятнадцать копеек, а на финляндскую семью затрачивается пятнадцать рублей девяносто пять копеек! При этом таможенные сборы на финляндской границе Финляндия забирает себе. Вот и подумайте: мы им — пироги, а они нам в благодарность — террористов!

Илья Ильич всё более и более увлекался политической темой и проговорил до самого Финляндского вокзала. Прощаясь с ним, Навроцкий почему-то подумал, что Кутин похож на тайного агента, но в том, что правительство по отношению к террористам и революционерам применяет недостаточно суровые меры, был полностью с ним согласен.

Добравшись поздно вечером до своей квартиры, он сразу лёг спать, но долго не мог заснуть. Тихое лесное озеро и образ Лотты стояли перед ним точно мираж, не давая думать ни о чём другом. Чтобы отвлечься, он взял в руки книжку Вильгельма Матью «Успех в жизни» и, перелистывая её страницы, вскоре заснул.