Чёртов палец

1

Прибыв в ближайшую среду на журфикс к Ветлугиным, Навроцкий застал там немало гостей, но литераторов среди них почти не было. По-видимому, вечера у княгини ещё не превратились в Мекку для поэтически настроенной петербургской публики, тем более что аристократок и купчих, желавших, подобно Софье Григорьевне, придать своим гостиным литературный блеск, в Петербурге обитало ещё больше, чем пишущей братии. Княгиня никогда не была страстной поклонницей литературных талантов, но как жена чиновника высокого ранга посчитала своей обязанностью отдать дань столичной моде. Поскольку же, кроме увлечения поэзией, Петербург проникся большим уважением к карточной игре и спиритизму, практический ум княгини подсказал ей оригинальное решение она нашла вполне уместным все эти веяния объединить в своём великолепном доме В одной из сообщающихся с гостиной комнат были установлены обтянутые сукном столы для игры в карты, в другой — большой овальный стол для спиритических сеансов. Комнату для общения с духами Софья Григорьевна декорировала подходящим образом: стены были обклеены специально для этой цели изготовленными чёрными обоями с золотыми звёздами и планетами, а стол инкрустирован таинственными знаками, похожими на китайское письмо. Что означали эти знаки, никто из посетителей комнаты не знал, да и сама княгиня затруднилась бы растолковать, так как известный в Петербурге художник и краснодеревщик Ковригин, которому был заказан стол, редко бывал трезвым и добиться от него вразумительного ответа не было никакой возможности. Однако Софья Григорьевна очень скоро убедилась в том, что в магической силе этих знаков её гости не сомневаются и без разъяснений. Теша себя надеждой, что господин Ковригин рано или поздно удовлетворит её любопытство, княгиня полагала, что посетители этой особой комнаты лучше неё осведомлены в вопросах оккультизма. Простое соображение о том, что их «осведомлённость» может объясняться обыкновенным опасением прослыть невеждами в глазах других спиритов, ей почему-то не приходило в голову. Словом, художник Ковригин справился со своей задачей превосходно.

Стоит ли удивляться тому, что княгиня не смогла обойти вниманием и политику, столь занимавшую в последнее время многие петербургские умы. И хотя политика была делом скользким и в каком-то градусе опасным, мода на либерализм и даже, в известной мере, социализм так широко распространилась среди части интеллигенции и аристократии, что остаться в стороне Софья Григорьевна никак не могла. Поэтому в ближайшие планы княгини входило приглашать к себе — для непринуждённых бесед за лёгкой закуской и рюмочкой коньяка или ликёра — членов Государственной думы и лидеров политических партий. «Пусть себе выпускают пар в моей гостиной, — объясняла она свои намерения друзьям и знакомым, — лишь бы не взорвали Россию!» Коротко говоря, Софья Григорьевна была особой энергичной и деятельной, чего нельзя было сказать о её муже, человеке государственном и слишком занятом своей службой, чтобы вникать в затеи жены. Стоит добавить, что свойственные княгине грация и манеры потомственной аристократки, и в особенности её ещё не потухшая красота, привлекали в дом Ветлугиных не только петербургский бомонд, но и более разночинную и демократическую публику и не могли не способствовать успеху её предприятий.

Между тем на этот один из первых устроенных княгиней литературных журфиксов пришла всего лишь одна знаменитость. Ею была дама невысокого роста, облачённая во всё чёрное. Даже голову этой госпожи покрывала чёрная шаль. Тёмные тени, намазанные вокруг глаз, и ярко накрашенные лиловой помадой губы придавали даме мистический, если не сказать загробный, вид. Привезенный поэтессой тапёр ловко заполнял паузы между стихами виртуозными фортепьянными пассажами. Подобно древнему рапсоду, увлечённому до самозабвения вдохновенной рецитацией, она декламировала нараспев, закатывая глаза, заламывая руки, и не выговаривала, а выдыхала свои вирши:

Зажги меня! Зажги-и-и!
Не жди! До боли жги-и-и!
Хочу сгореть до зги-и-и,
До ада, до тоски-и-и!

В гостиной Навроцкий заметил ещё двух молодых поэтов. Горделиво приподнятые подбородки, свободные позы и некоторые детали туалета не оставляли сомнений в принадлежности их к этому виду творчества. По-видимому, они уже закончили свои выступления, и князь не мог заключить, сколь щедро Эрато одарила этих юношей, однако кургузые их сюртуки, мятые галстуки и не совсем свежие воротнички рубашек намекали на то, что если не муза, то уж издатели-то явно поскупились.

— Господа, позвольте узнать, по ком эта дама носит траур? — обратился к ним Навроцкий.

— По потерянной девичьей чести, — ответил один из молодых людей, надменно скривив рот, и, заметив немое удивление князя, снисходительно и в то же время насмешливо добавил: — Как можно об этом не знать? Об этом говорит весь Петербург!

Навроцкий подумал, что у этих молодых людей, верно, есть какой-то свой, неизвестный ему, Петербург, и, сев в сторонке на свободный стул, принялся слушать даму в трауре. Тем временем поэтесса, и душой и телом отдавшись декламации, довела себя до весьма высокой степени экзальтации: её щёки превратились в два абрикоса с пунцовыми боками, из глаз, смывая краску, потекли неподдельные слёзы, и вся она как-то странно вздрагивала. Заключалась ли причина подобного возбуждения в повышенной эмоциональности дамы, привычке употреблять морфий или в заурядном пристрастии к какому-нибудь алкогольному напитку вроде абсента, князю трудно было судить, но последнее предположение казалось ему наиболее правдоподобным.

Из перешёптывания присутствующих он понял, что ждали Александра Блока, но, к большому сожалению гостей и хозяйки, модный поэт так и не появился. Когда поэтическая часть вечера была закончена, княгиня пригласила желающих участвовать в спиритическом сеансе. Несколько любителей потустороннего прошли в соседнюю комнату, где приготовленный для них гладкий овальный стол с кабалистическим письмом многообещающе поблескивал под хрустальной электрической люстрой, готовой в любую минуту уступить свои обязанности хотя и немощному по сравнению с ней, но умудрённому опытом и располагающему к метафизике канделябру. Софья Григорьевна вежливо, с соответствующей важности момента интонацией в голосе попросила гостей не шуметь, ибо для удачного сеанса необходимы были полная тишина и сосредоточенность внимания, и после этого призыва к сознательности присоединилась к остальным спиритам, плотно притворив за собой дверь. Скептики остались в гостиной, приверженцы винта и покера поспешили занять места за карточными столами, другие же собрались уходить. Анна Фёдоровна, взяв на себя обязанности хозяйки, распорядилась принести чаю и, подступив к князю, предложила ему пройти с ней в её комнаты.