Новый порядок (Часть II)

***

Большой филин опустился на заснеженный подоконник чьего-то особняка на берегу Риназа. Встопорщив перья, птица недовольно нахохлилась, вглядываясь в морозную ночь огромными желтыми глазами. Здесь почти не гремели салюты, лишь где-то в отдалении слышались отзвуки бурного гуляния. Богатые люди ценили тишину и предпочитали нарушать ее подальше от своих домов.

Филин важно прошагал по подоконнику и припал к заиндевевшему стеклу. Всматривался долго, прежде чем понял, что это нужное окно в нужную спальню.

В темноте на мягкой кровати лежали в обнимку трое — мужчина и две женщины. Одеяла на всех не хватило, и крайняя к окну самка человека распутно и бессовестно сверкала голой спиной, задом и бедрами. К чести распутницы, на ее левой ноге остался белый чулок. Филин сосредоточил хищный взгляд на женской попке, даже склонил ушастую голову набок, раскрыл клюв и сощурил огромные глаза. Со стороны могло показаться, что птица чертовски довольна и хитро ухмыляется.

В душной спальне по ковру и полу были разбросаны чулки, туфли, панталоны, рубашки, брюки, со спинки кресла печально свисали фалды фрака. Чье-то воздушное зеленое платье было безжалостно смято и скомкано. В воздухе стоял крепкий алкогольный дух, пахло помадой, пудрой, духами, по́том обезумевших от похоти людей и животным сексом.

Женщина с краю кровати проснулась от монотонного звука, противно долбящего прямо по мозгу. Она разлепила глаза, не понимая, что ее разбудило. Так и не выяснив, женщина попыталась вернуться в объятья приятных сновидений. Поплотнее прижалась к любовнику, прильнула носом к горячей, еще влажной шее и жадно втянула ноздрями мужской запах, сводивший ее с ума весь вечер. Она коснулась его губами, потерлась об него гладким бедром, положила руку на талию и нахально соскользнула, жадно хватаясь за плотную задницу любовницы, которая обнимала мужчину с противоположенной стороны и мило сопела тому в плечо.

В сонную, одурманенную нестерпимым влечением голову поползли пошлые мыслишки, по спине пробежали мурашки, а бедра сами собой стиснулись от приятного ощущения между ними. Сколько же она вылакала афродизий? Судя по тому, как до сих пор заводится от одних только мыслей, как весь вечер мокла, горела, лихорадочно тряслась от одного лишь прикосновения, — все.

Звук повторился, стал навязчивее, к нему добавился скрежет острым по стеклу.

Женщина поморщилась, заворочалась, высвобождаясь из объятий любовника, перекатилась на спину. Монотонный звук стал просто невыносим. Женщина рассеянно повращала в темноте глазами, повернула голову к окну и заметила колотящую клювом в оконное стекло птицу.

Женщина, несмотря на сонливость и тяжелую от алкоголя голову, все поняла. Тихо простонав то ли со злости, то ли от обиды, она откинула одеяло, села на краю постели, приходя в себя. Во рту стоял привкус спирта, смешанного с чем-то химическим. Сколько она выпила?.. Не важно — пить не стоило даже первый бокал. И уж тем более мешать алкоголь с альбажем и афродизиями. Как звали ту рыжую… или не рыжую, которую она грозила поцеловать прямо туда у всех на людях, и, кажется, почти поцеловала?.. Хорошо, что с ума сошли все, а значит, стыдно утром будет всем вместе.

Женщина протерла ладонями лицо, неуверенно встала, держась то за воздух, то за идущую кругом голову.

Птица на подоконнике бесцеремонно разглядывала приближающуюся женщину с черной татуировкой-лозой по всему левому боку, на которой из одежды имелся только кое-как держащийся на левой ноге чулок и бархатная ленточка на длинной шее.

Аврора встала у окна, оперлась о подоконник и грузно навалилась на него, прижалась лбом к холодному стеклу. Какой еще дряни она намешала вечером и влила в себя? Лучше даже не знать. Обычный человек уже помер бы от отравления или остановки сердца. Аврора думать не хотела, что станется наутро с наивной, накачавшейся возбудителем и энергетиком дурочкой, которую она полночи баловала своими волшебными пальчиками и довела ладошкой до изнеможения и мокрых простыней. Потом чародейка почувствует себя аморальной сукой: накачивать простых людей чистой магией — слишком безответственно. Но это будет потом. Да и вообще, дурочка сама виновата. «Очень хотела попробовать с настоящей волшебницей», весь вечер сыпала лошадиные дозы афродизии, а Аврора просто из мстительной стервозности или стервозной мстительности пила, делая вид, что не замечает, и не успокоилась, пока не выжала шлюшку досуха. Их обоих.

Птица поскреблась когтистой лапой, отвлекая от мыслей. Аврора заскрежетала зубами, ее всю затрясло от омерзения. Она погрозила филину, махнула рукой, но настырная птица никуда не делась и снова заскрипела когтями по стеклу. Аврора замахала рукой, приложила палец к губам, обернулась на любовников. Те начинали недовольно ворчать сквозь сон.

Филин зажмурился и раскрыл клюв в немом издевательском хохоте. Аврора вздохнула, сдаваясь победившей сове, и указала пальцем в сторону. Филин недовольно повернул голову на занесенный снегом балкон по соседству, посмотрел на чародейку и встрепенулся.

— Кыш туда! — нетерпеливо прошипела она, тыча пальцем. — Я сейчас, — добавила она одними губами и показала раскрытую пятерню.

Филин презрительно, недовольно сощурил глаза.

— Кыш! — легко хлопнула по стеклу Аврора и сверкнула молниями в бирюзовых глазах.

Птица нехотя взмахнула крыльями и перелетела на балкон, усевшись на заснеженные перила.

Аврора повернулась в спальню. Хотелось плюнуть на все, нырнуть под одеяло, разбудить обоих любовников и помучить их еще немножечко, но назойливая сова-почтальон не уймется, пока не вручит письмо. Вот только вряд ли из академии волшебства.

Чародейка широко зевнула и бескультурно почесала правое бедро у самого паха. Затем потянулась, привстав на цыпочки и высоко подняв руки.

На кресле лежала шуба. Аврора не стала задумываться, чья это шуба и откуда взялась.

Через семь минут она не без усилий отворила дверь на балкон и встала на пороге, завернувшись в шубу на голое тело. После тепла и духоты спальни легкий мороз пробрал до костей и отрезвил.

Филин растянулся и увеличился до привычных размеров Эндерна, одетого в зимнее пальто и шапку. Оборотень придирчиво окинул чародейку взглядом с ног до головы.

— Ты зачем опять шерсть покрасила? — спросил он вместо приветствия, фривольно устроившись на ограждении, и нагло скосил птичьи глаза на нижнюю часть Авроры. — Везде.

По возвращении в столицу чародейка перестала быть блондинкой с непослушными, упругими пшеничными локонами, которые сложно приручить. Теперь она была шатенкой, а волосы, хоть и пребывали в беспорядке, отличались завидной покладистостью и были заметно короче прежней шевелюры.

— Ничего я не красила, — возразила Аврора. — Это мой настоящий цвет.

— Тха, а до того?

— Тоже.

— Я тя еле, сука, узнал, — пожаловался Эндерн. — По жопе только и расшифровал. И то не сразу. Два месяца, Графиня, не виделись, а жопу отожрала… скоро в дверь не пролезешь!..

Аврора жеманно закатила глаза.

— Ярвис, — мягким голосом перебила она его, — я знаю, ты от нее без ума. Ты приперся мою жопу обсуждать или по делу?

— По делу, — Эндерн спрыгнул в снежный сугроб, нагнулся и набрал в ладони снега. — На работу пора.

— Я и так вся в работе, — сказала Аврора, невольно глянув в сторону спальни.

— Тха, а вся работа в тебе?

— Да, Ярвис, глотать не успеваю, — устало покивала чародейка. — Давай быстрее. Чего тебе?

— Ни-хе-ра, — заявил Эндерн, долепив снежок. — А вот начальник хочет тебя. Быстро срочно.

— Зачем я ему?

Оборотень вяло кинул в Графиню снежок, который та не менее вяло приняла на правое плечо. Эндерн потер озябшие ладони, подул на них.

— Блаженное твое мудило нашлось, — наконец сказал полиморф с паскудной ухмылочкой.

— Что? — замерла Аврора.

— Ага. И, как обычно, сука, уже труп за собой оставил. А еще…