Сильных потрясений и приятных сновидений

Глава 12

Драко чувствовал себя так, будто его вот-вот стошнит. Внутри бурлило слишком много эмоций. Он был ошеломлён, обижен и, прежде всего, зол. Зол на Гермиону и на самого себя. Его всегда выводила из себя невозможность заполучить желаемое. От этого он дулся, словно ребёнок, которому не дали леденец, а такой вид был Драко не к лицу.

Он полагал, что должен чувствовать своеобразное облегчение оттого, что на этот раз он хотел девушку, но почему-то эта мысль его не сильно успокаивала. Всего через несколько часов Гермиона Грейнджер сойдет с Хогвартс-экспресса и исчезнет из его жизни. И от этой мысли у Драко скрутило живот.

Всё полетело к чертям, и Драко влип по полной.

Он даже извинился!

Тут Драко захотелось опуститься на корточки и поискать, а не завалялось ли где-то под сиденьями его чувство собственного достоинства? Ведь, по всей видимости, оно куда-то исчезло.

За всю свою жизнь он ни разу ни за что не извинялся. Гермиона, как минимум, могла бы принять его извинения, но нет. Драко до сих пор чувствовал, как от её пощёчины пульсировала щека.

Что такого было в этой девушке, что она смогла так сильно запасть ему в душу?

Самоуверенная всезнайка, высокомерная гриффиндорка до мозга костей, та, кто отказывалась признавать превосходство чистокровных и вела себя словно представительница современной богемы.

Если бы Драко искал кого-то для долгосрочных отношений, то выбрал бы девушку из чистокровных, которая хорошо бы с ним смотрелась, в постели была бы дикой кошечкой, а мозгов бы у неё хватало только на поддержание светской беседы, чтобы Драко выгодно выделялся на её фоне.

Гермиона ни капли не была похожа на девушку, которую он хотел.

И все же, возможно, именно такая ему и была нужна.

— Драко?

— Что? — переспросил Драко, внезапно вырванный из собственных мечтаний.

— Бумаги, — многозначительно сказала Гермиона.

Драко вздохнул и передал ей бумаги, которые лежали у него под рукой. Когда уже это собрание закончится? Они находились в этом проклятом купе с того момента, как сели в поезд. Им нужно было проинформировать старост пятого и шестого курсов о том, что им следует сделать в начале следующего семестра. Для Драко это стало пыткой: он сидел бок о бок с Гермионой, понимая, что через несколько часов она исчезнет из его жизни, и ничего не мог с этим поделать.

* * *

— Отлично, мы закончили, — подытожила Гермиона, поднимаясь с сиденья. — Всем спасибо за внимание. Хороших каникул!

Купе наполнилось голосами. Переговариваясь между собой, старосты поднимались с мест и отправлялись к друзьям. Гермиона принялась собирать вещи, старательно избегая смотреть в сторону сидящего рядом Драко, который обиженно дулся.

— Можно тебя? — настойчиво позвала её Джинни.

— Разумеется, — ответила Гермиона, благодарная за возможность улизнуть из купе таким образом, чтобы это не выглядело так, что она сбегает от Малфоя.

Джинни затащила Гермиону в первое же подвернувшееся свободное купе. К этому моменту Гермионе уже стало довольно любопытно, к чему была такая спешка.

— Что происходит? — многозначительно спросила Джинни, закрыв за собой дверь.

— О чём это ты? — удивилась Гермиона.

— Напряжение между вами хоть ножом режь, — пояснила Джинни. — Что Малфой выкинул на этот раз?

— Ничего, — быстро ответила Гермиона.

— Точно? — спросила Джинни. — Я за тебя переживаю. Последнее время ты сама не своя. И то, как ты себя вела на собрании… Скажем так, я сделала выводы, и они привели к Малфою.

Гермиона вздохнула. Она надеялась, что достаточно ловко сумела скрыть собственные эмоции. Видимо, нет. Она не была уверена в том, что ей следует вот так обсуждать эту ситуацию, но произошедшее разъедало её изнутри, и ей нужно было с кем-то поделиться своими переживаниями. Отношения с противоположным полом были для неё неизведанной территорией, и ей бы не помешал совет на будущее.

Гермиона нервно сглотнула. Мысль о том, чтобы рассказать всё как есть, заставляла её чувствовать себя неловко. Ей предстояло признаться, что она оказалась слабой, что она оказалась очередной девушкой в Хогвартсе, которая запала на красивую внешность Драко Малфоя. Если бы на месте Джинни стоял кто-то другой, она бы в жизни не решилась вот так излить душу. Но это была Джинни, её лучшая и единственная подруга. Два года назад, когда Джинни решилась рассказать о собственной ориентации, первой об этом узнала Гермиона. Если Гермиона не могла рассказать о своей проблеме Джинни, то кому вообще тогда могла?

— Поклянись, что не скажешь об этом ни одной живой душе! — потребовала Гермиона.

— Клянусь.

— У нас… То есть у меня с Малфоем… кое-что было, — прошептала Гермиона, опустившись на сиденье.

— Что было? — спросила Джинни, присаживаясь напротив.

— Кое-что… в сексуальном плане, — смущенно признала Гермиона, неожиданно заинтересовавшись носками своих туфель.

— ТЫ ЗАНИМАЛАСЬ СЕКСОМ С МАЛФОЕМ? — удивлённо взвизгнула Джинни.

— Ш-ш-ш-ш! — зашипела Гермиона. — Нет. Просто… кое-что другое. Ну, знаешь… он сделал это пальцами.

Джинни ничего не говорила. Просто шокированно глазела на Гермиону. Гермионе пришло в голову, что именно так выглядела она сама, когда Малфой назвал её «милой».

— Но… Когда вы… Как… ПОЧЕМУ?.. — запиналась Джинни.

Гермиона вздохнула. Она знала, что Джинни отреагирует вот так. Чёрт, да она с трудом могла поверить сама себе!

— Знаю, что в это сложно поверить, но за последние несколько месяцев он даже стал мне симпатичен.

— Симпатичен? — неверяще переспросила Джинни. — Ты что, влюбилась в Малфоя?

— Полагаю, что так, — вздохнула Гермиона.

Она до сих пор не могла понять, почему влюбилась в него. Малфой не был милым. Не был приятным. По какой-то причине Гермиона всегда воображала, что влюбится в человека, который будет в ладах со своим женским началом. Человека, достаточно мужественного и смелого, чтобы не стесняться собственных эмоций.

Человека, который будет… просто… хорошим.

Так почему же она влюбилась в такого эмоционально незрелого придурка, как Малфой?

— Но почему? Что ты в нём нашла? — неверяще спросила Джинни. — Знаю, он красавчик и всё такое, но кроме внешности…

— Не знаю! — фыркнула Гермиона. — Я понимаю, что это полная чушь. Только вот каждый раз при виде его у меня замирает сердце. Это ужасно раздражает!

— Значит, в глубине души Малфой… хороший парень? — спросила Джинни так, что было ясно: она уверена в обратном.

— Ну… — начала Гермиона, — не особенно. Он такой же язвительный и высокомерный, каким всегда и был. А месяц назад он повёл себя как настоящий слизеринец.

— Это как? — спросила Джинни.

У Гермионы перехватило дыхание. Воспоминания о произошедшем всколыхнули былую обиду и боль. Уж лучше бы она злилась. Она ненавидела чувствовать себя «милой невинной гриффиндорской девственницей, которую обольстил дьявольский слизеринский красавчик». Ненавидела, но не могла убедить себя, что это не так.

— В общем, я не говорила ему, что он мне нравится, но он всё равно это понял, — начала объяснять она. — А потом он сделал… это пальцами, чтобы «почувствовать себя мужчиной», после чего не разговаривал со мной целый месяц. А на вечеринке точно рехнулся: сказал, что я ему нравлюсь и что он хочет начать всё сначала.

— Ой, — с кислым лицом ответила Джинни. — А ты что сказала?

— Разумеется, я отказалась! — обиженно воскликнула Гермиона, не поверив, что Джинни вообще могла её об этом спросить. А что ещё ей было говорить? «Драко, я тебя прощаю, так что возьми меня и оттрахай до потери пульса»? Ну да, конечно.

— Вот как. И ты знаешь, почему он так себя вёл? — спросила Джинни.

— Потому что он трусливый хорёк, вот почему! — отрезала Гермиона. — Он боится как собственных чувств, так и чужих. Из всех способов отвечать на них он знает только один: причинять людям боль!

— И даже несмотря на то, что он так себя вёл, ты всё ещё влюблена в него? — спросила Джинни.

— Да, — проворчала Гермиона. — Не то чтобы я могла этим управлять, как мне заблагорассудится.

Джинни затихла, задумавшись.

— Гермиона, знаешь, кто ты? — спросила она через несколько мгновений.

— Кто? — нахмурилась Гермиона.

— Ты принцесса Лея, — объявила Джинни.

— Что? — недоумённо переспросила Гермиона. Она поняла отсылку к «Звёздным войнам», но не видела сходства.

— Всю свою жизнь ты была окружена хорошими парнями, которые были тебе как братья, — пояснила Джинни. — Вполне естественно, что тебя привлёк хмурый симпатичный негодяй, который бросил тебе вызов, — и у тебя запорхали бабочки в животе.

— Великолепно. Моя жизнь — клише, — застонала Гермиона.

Аналогия Джинни имела смысл… За исключением того, что прямо сейчас ей хотелось бросить вышеупомянутого «симпатичного негодяя» в ящик, залить карбонитом и оставить там навечно вместо того, чтобы спасать.

— Так что, в общем… — глубокомысленно сказала Джинни, вырывая Гермиону из мстительных размышлений, — если взглянуть на всё это без лишней шелухи, то видно две вещи: ты влюблена в Малфоя, а Малфой влюблён в тебя.

— Всё не так просто, — возразила Гермиона.

— Разве? — переспросила Джинни. — Он же сам сказал, что ты ему нравишься, разве нет? Никто не отрицает, что он вёл себя ужасно, но давай взглянем правде в лицо: он очень проблемный. Вероятно, ему нужна была вся эта встряска, чтобы понять свои чувства.

— Я не кукла, с которой можно играть, когда вздумается, — парировала Гермиона.

Она не собиралась становиться одной из тех женщин, которые прощали своих муженьков за все проступки и закрывали на них глаза, только чтобы те не рассердились и не бросили их. Об неё нельзя было вот так вытирать ноги! Гермиона не из тех, кто «подставит вторую щёку». Если её ударили, она ударит в ответ.

— Я не об этом говорю, — сказала Джинни. — Известно, что я не в восторге от Малфоя, так что ни за что бы не стала уговаривать тебя начать с ним встречаться. Главное, чтобы ты была счастлива. Я всего лишь хочу понять… Уверена ли ты в своём решении? Через пару часов он может навсегда исчезнуть из твоей жизни. Конечно, я не знаю всего, что между вами произошло, но стоит ли его терять только из-за собственной гордости?

Гермиона задумалась над этим. Ей очень хотелось простить Малфоя, чтобы посмотреть, что из этого выйдет, но внутри неё всё протестовало. Гермионе не хотелось разговаривать с ним, а если бы она и решилась, то что бы ему сказала? Он поступил с ней по-настоящему гадко, так что инициатором разговора должен стать он сам.

Но, опять же. Он уже инициировал разговор.

Крайне неуклюже.

И всё же его слова не выходили у неё из головы: «Ты мне нравишься, ясно? Я хочу всё начать сначала».

Может, он и правда хотел?..

Первой реакцией Гермионы было принять это за ложь, потому что в этих словах не было смысла: они противоречили его поступкам. К чему бы ему намеренно причинять ей боль, если она и правда ему нравилась? Но это же был Малфой. В его поступках и не должно быть смысла. Чёрт знает, что творится в его слизеринской голове.

— Я… Я… Мерлин, я не знаю, — выдохнула Гермиона, пряча лицо в ладони. — Я просто… Ещё никогда в жизни я не чувствовала себя так глупо.